Стресс

     Она летела с четырнадцатого этажа, вышвырнутая сквозь окно номера гостиницы безумной рукой ревнивого любовника-венгра. И, спрессованные в мучительное и тесное мгновение полета, словно глупые кадры шальной кинохроники, мелькали в равнодушном отупелом мозгу эпизоды ее безнадежно улетающей жизни.

     Первой увиделась пьяная драка за выцветшим обгаженным забором провинциальной танцплощадки в скучном душном парке. В ленивой подсветке толстомордой циничной луны два озверевших от водки и любви подростка смачно молотили воздух побелевшими напряженными кулаками, изредка попадая друг в друга. А она ждала победителя. Но когда тот, в похмелье отступившего боя, потянулся к ней расквашенными губами, вспученными, как кабачковые оладьи, вдруг стало невыносимо тошно. И ее, удирающую без оглядки, выворачивало на бегу теплой сладковатой слизью и весь путь до дома был отмечен мерзкими брызгами полночного кошмара.

     Потом появился статный мускулистый кавказец – жгучая зависть сокурсниц. Но в конце концов, после сказочного вечера в элитном ресторане, он грубо лишил ее девственности прямо на полу кабины застрявшего между этажами лифта, рядом с раздавленным окурком, случайно оказавшимся как раз возле ее лица.

     А затем нахлынул мрак захолустной пригородной станции, куда она отправилась к человеку, без которого – это тогда казалось – жизнь не имела ни малейшего, самого глупого смысла.  И трое подкарауливавших прямо на путях пакостных юнцов, сопя и отдуваясь, насиловали ее на песчаном, воняющем мазутом балласте, под обветшалой, сыплющей деревянной трухой железнодорожной платформой.

     Самое удивительное – ей даже не было жаль тогда потерянного навсегда дорогого человека, кому так и не осмелилась показаться на глаза. На грани безумия, близкая к самоубийству, она оплакивала безнадежно разодранную юными подонками новенькую трикотиновую, а в первый раз одетую юбку.

     А потом на болезненно краткий миг появился из ниоткуда веселый лохматый парень, чтобы почти сразу опять раствориться в небытии, грудью приняв ржавый кухонный нож в коридоре мрачной коммуналки из руки обкурившегося неврастеника. И уже повиснув на лезвии, уже безнадежно растекаясь вдоль ручки, как стремительно тающий на беспощадном полуденном асфальте нечаянно уроненный шоколадный пломбир, он все же успел прохрипеть, пенясь разрубленным легким: «Беги, дура».

     И вот тогда-то вдруг резко и мучительно захотелось ребенка. В замену тому взрослому мальчишке, нелепо выпрыгнувшему из дверей уходящего мира. Вредная судьба вновь рассмеялась над ее жалкой мечтой. Раз от раза, с тревожной надеждой отмечая прекращение месячных и желанную тошноту, ощущаемую как блаженство наркотического транса, в финале очередного эпизода она вновь в бессильном ужасе чувствовала, как, вылетая из нее с омерзительным всхлипом, исчезает в адской пене подтекающего унитаза трепещущий багряный комочек выкидыша.

     А когда долгожданное чудо все же случилось, ровно через месяц на ее глазах малышку вместе с коляской растерла по сырому осеннему газону озверевшая громадина взбесившегося джипа. Шофер, кажется, попал в психушку после неудачной попытки суицида. А для нее наступила беспросветная пустота дней и бессмыслица движений. Даже руки на себя лень было наложить.

     Но, рана, казалось бы, безнадежная, на каком то этапе бесконечности стала затягиваться, подернулась белесой пленочкой забвенья. И тогда неожиданно появился тот, о ком она не смела даже мечтать в самых безудержных полетах бурных ночных фантазий. Его даже любить не хотелось – лишь пролежать оствшуюся жизнь у его стула тоскующей собакой, чтобы как высшую награду ловить случайный хозяйский взгляд.

      Но как-то раз на темной пустынной улице он вдруг резко повернулся и сдавленно буркнув слова прощания исчез в случайной подворотне. Всю ночь и следующую за ней субботу она неуемно выла в своей тесной кухне, билась о безжалостные стены, рисуя на желтых кухонных обоях пышные яркие розы алой кистью разбитой в безумии головы.

     И лишь потом она случайно узнала, что гордый хозяин, перед тем, как проводить ее, выпил лишнюю кружку пива. И его мочевой пузырь, ослабленный недавним инсультом, не смог принять эту кружку достойно. Идеальный мужчина попросту удрал, скрывая своей спиной ужас стремительной темноты, расплывающейся по светлым кремовым брюкам. И это мгновение ужаса застыло в нем на всю жизнь – он так и не смог вернуться….

      А потом и вспоминать было нечего. Да и некогда. Заиндевевший асфальт несся навстречу осмысленно и неотвратимо и осколки разбитой в траве бутылки уже тянули к ней хищные когти…

        …Но тут она проснулась. И с неотвязной, почти звериной тоской, перехватывающей дыхание, вдруг вспомнила, что ничего похожего в ее реальной жизни никогда не было.