У наших дат советская окраска...

У наших дат советская окраска.
У наших орденов кровавый жар.
В нас бродит большевистская закваска,
и мы глотаем сталинский отвар

с неистребимой рабьей ностальгией,
прося добавки с дележом на всех,
резцы, клыки, а также коренные,
выплевывая на кровавый снег.

… а где-то там за нажитое с потом
в степном краю был взят со всей семьей
и сослан на бесплатную работу
оставшийся безвестным прадед мой.

… а где-то там, как скажут «в Украине»,
предлогом «на»  гнушаясь по всему,
нет даже поминальных плит отныне,
да и кому к ним приходить, кому?

… пробабушка осталась в Бабьем Яре –
таков «не сдачи Киева» итог…
Но прадед мой за это комиссарил.
Мой дед за это под Полтавой лег.

У нас теперь все просто, «по-пацански»:
подняться может выродок любой.
Но валит лес наш коммунист Урбанский
и Быков наш с врагом вступает в бой.

И, несмотря на то, что память зримо
распродается нынче по рублю,
я в сотый раз смотрю Неуловимых
и Конкина-Корчагина смотрю.


Чем выше крона, тем прочнее корни,
и тем чернее в глубине их там.
И, может, я о многом вряд ли вспомню,
но  если надо жизнь свою отдам

за красный цвет, за эти серп и молот,
за вечный гимн с мелодией одной.
Замена красок – не надежный повод,
чтобы расстаться с этою страной

и радужными легкими шарами
куда-то ввысь, потом куда-то вдаль…
Но живы мы, покуда под корнями
есть наши боль и память, и печаль.