Истории иной и не было у нас...

Владимир Ягличич (Сербия)



Память о восстании



Спокойно всё теперь, в земле и на земле,
покой и мир царят в отчизне долгой тени.
И радуемся мы, просторней и смелей,
деревьям и плодам, и даже зёрен тленью.
Смиренная земля не произносит вслух
пророчеств, что порой ей слышимы вполслова, -
о том, что лишь любви былого мира дух,
исчезнув под дождём, готов открыться снова.

Не сразу различишь в родимой мгле густой -
хрип боевых коней и панцирей мерцанье,
и сербских молодцов в отваге молодой,
и, сквозь румянец сил, о жертве прорицанье.
Не сразу разглядишь - неудержим их ход,
безмолвен их полёт в пространстве, брат за братом,
в те долгие луга, где мир героев ждёт,
где вечность славы льнёт к их серебристым латам.

Истории иной и не было у нас,
лишь та, что пролилась на землю с тяжким ливнем.
Народ суровых правд, мы свой иконостас
страданьем утвердим и боль за благо примем.
И чувствует душа, что доля смысла есть
и там, где свет надежд не тешил нас отвека.
Кто жертвует собой - тот в будущее весть,
тот входит в новый мир - Синжделич, Райич, Велько.


----------------------------------------------------
Танаско Райич, Хайдук Вељко и Стеван Синджелич -
вожди Первого сербского восстания





Владимир Ягличич (Сербия)


Элегия


Ожидая Йована Дучича


Позволь, земля Святого Саввы, вернуться сербскому поэту,
тому, кто не избрал изгнанья, но испытал его сполна.
Прими его сыновью душу, и в облаках, в потоке света,
пусть рядом с белым серафимом, крыло в крыло, летит она.
Час наступил. Поэт изгнанья, растаявший в дыму пространства,
не виделся уже полвека с родной землёй. Но вот - уму
и сердцу странника прощенье, вот сыну блудному лекарство -
день истинного возвращенья к себе, к истоку своему.

Сполна устав от груза комьев чужой земли, бездушной почвы,
он наконец спешит в объятья своих домашних и родных,
в объятья тех, кто слышит сердцем его сонеты в час урочный,
кто чувствует и понимает его золототканный стих.
Спешит туда, где ангел снимет плиты надгробной заклинанье,
туда, где строк цветы и стебли сольются в радужный букет,
чтоб избежать удела тёрна и глаз чужих непониманья,
чтоб на вопрос зерна о смерти алел цветущих роз ответ.

За светлый призрак возвращенья полвека мечены тоскою,
четвёртый год войной дымятся селения родных земель.
Так на реке столкнётся бурно волна со встречною, другою,
чтоб в усмирении теченья осуществить потока цель.
Мы ждали дня, не проклиная ни сына блудного, ни фата
салонного, ни дон-жуана, ни бессердечного отца,
поскольку знали, что поэта и звонаря ведёт к нам фатум,
тебя - восставшего над смертью, всевидящего мудреца.

И ты придёшь, хоть хрупкость мысли сквозь трезвость утра постигает,
что вряд ли нам вослед тоскует родных пейзажей череда.
Так знай, что твой приход есть радость, в которой грусть не исчезает,
поскольку многие из званных и ныне не пришли сюда.
И тот, кто слал тебе презренье и отлучение навеки,
теперь уже постичь способен твоей духовной силы смысл.
И может, мы с тобой вернёмся к любви - и в каждом человеке,
и в этом одиноком мире, что исчезает в бездне числ.

Пусть зазвонят тебе навстречу родные звонницы Захумья!
Пусть плакальщицы, жёны скорби, сойдутся над тобой гурьбой.
Пусть с нами наша боль и гордость и наше чёрное безумье
объявят ныне о победе, взлетев над вязкою землёй!
И ты, кто знал чутьём пророка, как тяжело, опасно, зыбко
нам будет в новой той погоне, где прежний ужас оживёт,
усни спокойно! Над тобою, играя, с яркою улыбкой,
босые сербские мальчишки промчатся по траве болот

требиньских. И тебя услышат те, кто имеет слух и душу,
прежде, чем голос патриарха взлетит поверх колоколов:
"Что привело ко мне вас? Страх ли меня зовёт ваш, иль хуже -
власть победителей? Иль верность священнодействию отцов?
Меня вы больше не ищите - ни за холмом, ни за рекою.
Я возвратился, чтобы дальше плыть над земною пеленой.
И пусть меня не отделяют от неба, от его покоя
и от земли обетованной, земли, единственно родной.


Перевел С. Шелковый