***

Письма безответственной радости: исписанные желтые листы немецкими чернилами из этой далекой холодной тусклой страны.
Солнце, это режущая глаз бронза ложится неровной линией и рвет горизонт.
Мы спешим, и за тонким автостеклом проносятся пока еще ростовские тополя, а меж ними -- стрегущей волной -- лето.
Оно нашло правильную дверь из моего прошлого в мое неслучающееся будущее.
Сердце, эта пелена из отрезанных слов и застрявших во рту местоимений повисло в тишине маятником деревянных часов в столовой.
Ему бы плыть в прозрачной воде, сквозь которую просачиваются нарисованные маслом рыбы в триколоре -- зеленый, белый, красный.
Компас с отрешенной стрелкой и вариантами направлений на карте с кофейным пятном в виде мыса доброй надежды.
Мои корабли застряли в твоем порту, твои -- стали на мель в южных координатах.
Серые чайки обрушатся листвой от сильного порыва ветра заунывным ноябрем.
Закипит чайник, мелькнет кристаллами циферблат и отпустит ежевичные путы с чувственных пальцев.
Белая римская кожа с каждым часом все ближе к своей цели -- волшебное превращение в законченный роман с персональной страницей, где отпечатки -- твое имя, а засушенный лист -- фамилия по названию осеннего месяца.
Раскрой страницу на нужной странице. И все начнется.
Мы это все придумали, чтобы быть одним исписанным желтым листом, упавшим по осени на мокрый асфальт от соленых слез Средиземного моря.