Жизнь моя, как осенний листочек. Роман 1-32

Жизнь моя, как осенний листочек

Роман
Глава 1. «Алмаз, бриллиант иль просто камень»
Часть 32. «Дыхание неизбежности»



    Я понимала, что для моих братьев разлука со мной была тяжела.
Они очень скучали, и я тоже. Я рада была каждому случаю, но наши
встречи становились реже и реже... Вспомнилось, что в сентябре они
тоже ушли из школы. Вовка пошёл работать учеником на 31 завод са-
молётостроения, перешёл учиться в вечернюю школу. Учился он на
отлично. Из нас он лучше всех схватывал, играл на гитаре. При каж-
дой встрече я старалась расспросить, как у них на работе, как учёба...
К нам они практически не приходили, зная мои тяжёлые квартирные
условия, пока я жила со свекровью... Людмила, моя сестра, была по-
старше. Она уже через час знала, что Володя не участник кражи. Но
зачем его держали в милицейском участке и били до утра? Милиция
находилась очень близко от нашего дома, и когда утром я его увиде-
ла, поняла, что потеряла своего брата навсегда. Его красивые глаза
были непонятны, избитое лицо, разодранные губы. Побои были на
голове и теле, и нас он просто не помнил. Он кричал незнакомые мне
фразы, а слёзы лились из его глаз.
     Через некоторое время мы сидели уже в такси. Они меня довезли
до дома, а сами должны были отвезти брата в психбольницу. Она
была в центре города на набережной реки Куры. И это меня немного
успокаивало – что смогу его иногда видеть, так как близко от моего
дома. Думалось, что всё это только на время, но затянулось на мно-
гие годы... Сашка не знал, что его брат так сильно пострадал. Даже
то, что после решения суда отца парализовало, тоже ему не говорили.
На наш дом обрушилось тройное горе: Вовка в сумасшедшем доме,
Саша в колонии, отец прикован к постели – и надолго. Я с маленьким
ребёнком на руках, и муж в армии, как можно перенести столько мо-
лодой ещё женщине, которой не было и восемнадцати лет...
    С этого момента надо отдать должное нашей матери, которая всю
свою жизнь думала только о себе. Её просто подменили. Авоська:
пачка сигарет «Прима», кефир и булка. Всё то, что она могла при-
нести брату каждый день... Помню его пальцы, жёлтые от никотина,
и хаотичные глаза – они никогда не смотрели на меня, когда я его
посещала, как будто он стеснялся меня... Он смотрел куда-то неопре-
делённо, а я чувствовала его, ведь я многие годы заменяла им мать.
Братья были подростками за мной – на год младше один, второй на
два. Мы были почти ровесниками, но так сильно привязанные своей
дружбой и любовью. Мама еженедельно по воскресным дням по-
сещала колонию и ставила галку в календаре, когда его отпустят на
свободу. Уже работала старшим контролёром на станции Ленина ме-
трополитена и совсем забыла, что она женщина: стала одеваться в
стандартную одежду метрополитена, которую выдавали бесплатно
или же за 50% стоимости. Забыла об одежде в гардеробе, украше-
ниях и обуви. «Откуда в беззащитной женщине появилось столько
энергии?» – думала я, глядя на неё. Меня, конечно, она забыла. Я
понимала, сколько забот обрушилось на неё в один день, и мне не
нужно было внимание. Я старалась сама выбраться из той ситуации,
в которой оказалась, – маленький ребёнок на руках, работа, учёба
и подсчитанные дни, когда наконец возвратится мой муж из армии.
        Моего присутствия на суде у младшего брата Александра не
было, потому что суд длился несколько часов, а у меня был малень-
кий ребёнок, но по рассказам сестры я понимала, что всю вину в
основном свалили на него, моего брата, а всех отпустили. Его же
осудили на несколько месяцев и сказали, что он должен выйти через
пять месяцев, если будет хорошо себя вести. Но когда он попал в
колонию, туда тоже попал ещё один мальчик, с кем он был под след-
ствием, не проходивший по их делу. И тот испугался, что его под
следствием насиловали законники, и об этом Сашка расскажет всем,
и будут издеваться там и над ним тоже, он пожаловался своим ро-
дителям. Те же, в свою очередь, возбудили второе дело и включили
моего брата в то число насильников, и ему дали статью «мужелож-
ство» – шесть лет от звонка до звонка отсидеть уже в тюрьме стро-
гого режима после окончания дней по возрасту в детской колонии...
Это горе полностью убило моего отца. Если раньше он разговаривал
и немного ходил, то сейчас просто лепетал, как будто во рту была у
него горячая картошка... Конечно, я рассказывала дома свекрови, но
чем они могли помочь нам...
      Они перестали помогать материально и мне. Может, подумали,
что я получаю достаточно, но так как не хватало денег на фрукты,
мясо, даже на масло, то ребёнок получил истощение организма.
Нас положили с ним в больницу. Моего грудного молока, конечно,
не хватало, так как сама была часто голодна... Брат мужа, Вано,
хорошо зарабатывал, но с рождения своего сына стал приходить
домой поздно. Иногда ночью не возвращался домой и, как я поняла
из криков в соседней комнате, стал изменять жене. Я её жалела.
Она была моя ровесница, а он старше на десять лет, но такой был
гуляка... Правда, дом он содержал полностью, и его сынишка Ва-
лера всегда был красиво одет, я же всегда сама шила одежду для
своего сыночка.
     У меня была швейная машинка – досталась мне от сестры Люд-
милы. Ей купили, когда она училась на курсах кройки и шитья в доме
офицеров, а я же была самоучка... Всё хватала от бабушки Кати и от
сестры. У бабушки Кати скончался муж, и она пошла работать в во-
енную часть в швейную мастерскую. Когда привозили новобранцев
и оставалась там у них одежда, которую они не хотели отправлять
домой, то с их разрешения она приносила мне... Сколько раз я рас-
парывала и переделывала на детское, помимо работы, учёбы... Я
любила, когда она иногда приходила ко мне – наделает вареников,
и мы вспоминали, какие всё-таки были у нас счастливые дни, когда
семья была вся вместе. Катерина брала к себе и своего брата, мое-
го отца. Помню, выпаривала красное вино и давала ему. Не знаю,
помогало ли ему, но её забота – теплота сестры к брату – хорошо
влияла на него. Он стал немного поправляться. Уже стал ходить,
опираясь на палочку. Разговорная речь у него не улучшалась, зато
петь он мог, ведь говорят, что за пение отвечает другая сторона3
мозга, и они пели – так мною давно любимые казачьи песни. По-
чему я так любила их, не знаю, может, все любят своих родителей,
сестёр и братьев, но я чувствовала в любви привязанность или же
горе, которое нас сплотило. Я стала очень сентиментальной – чуть
что, так слёзы в глазах...
    К весне родители Ашота обещали меня опять послать проведать
мужа, но уже с его братом Рудиком. И я всё время ждала эту встре-
чу, потому что ребёнок уже вырос, и мне хотелось уже показать
сына, как он ходит, ведь ему в январе исполнился годик. Он был
очень смышлёный и красивый. Его чёрные глазки, как маслинки,
блестели при первом луче света, отражали детскую нежность в
улыбке...

От судьбы и от тюрьмы не зарекайся

Последнее дыхание, последний вздох.
Уже давно судом вынесен приговор.
И я стою у стенки, как прокажённый, –
Пальните же скорей, стоявшие у горок...

Эти считаные минуты – вся жизнь, на ней
С детства воспоминания, о Господи, опять
Мерещится мне мама, а кто ещё родней?
И любовь первая, хотел бы сейчас обнять!

Как будто бы других и не было теплей...
Разборки, пьянки, карты, насильно взять
В подворотне с пацанами, стал сильней,
Карманником шмыгал по трамваям лет пять.

Поймали за рукав, сидел несколько дней.
А как я плавал, лучше не вспоминать!
Четыре часа не выходить, плавать во тьме...
Потом по-крупному – банки пошёл грабить...

Опустошал, что плохо лежало, был себе на уме,
Сколотил банду, и там постоянно – Клава...
Всегда стояла на атанде... она нравилась мне,
Ночью с ней шуры-муры продолжались долго...

Однажды нас словили, как кротов во сне,
Надели наручники на всех, и вижу – толка
Не будет, не получить за групповой «толпе».
Я взял их вину и отдувался за всех сурово...

Одна тюрьма, вторая и жизнь шальную себе,
А там наркотики, пьянства, новые «знакомства».
За столько лет выпало и козырной картой мне,
Всё было там, как на воле, если б незнакомца

К нам не подсадили подставного – сосед по койке.
А он стал доносить на нас, устроил я ему «солнце»
По-чёрному, и нож в крови увяз, нашли в помойке.
Не слово обо мне, пальчики установили – подонка.

Последний суд, приговор. Расстрел – решение...
Поп же молился за мать родную, не вынесет она.
Не знаю, зачем я нужен, лишь огорчение от меня,
Беда, пальба, последний вздох, прости, родная МАМА.
http://stihi.ru/2012/01/27/1533

 

Продолжение романа   http://www.proza.ru/2012/10/08/461
Начало главы №1            http://proza.ru/2011/03/16/208



© Copyright: Каменцева Нина Филипповна, 2012
 Свидетельство о публикации №212100602025
 http://www.proza.ru/2012/10/06/2025