Жил-был человек

             Пил Василий «за здоровье» водочку,
             закусывал здоровьем домочадцев.
             А жизнь вихляющей походочкой,
             успела-таки мимо промчаться.
             Совесть его болталась на плече коромыслом:
             вперёд тащило: «мне можно»,
             «нельзя» – тормозило сзади.
             – Жизнь – ведро *овна... полное. Поиски смысла?.. Ммм…
             всё одно скажут: «Жил и гадил», –

             так думал Вася, кончая «чекушку».
             сидя на кухне в одиночестве.
             Вдруг: «Вассс-силий!» – кто-то шепнул на ушко
             и добавил: «Петрович» – отчество.
             Обернулся… – старуха с косой до пояса:
             – Ну, привет! За тобой… последняя ходка.
             А Васе чудно да не боязно:
             – Ух, ты! А можно на память фотку?!

             – Так вот ты какая!..– духами повеяло
             «Красной Москвой» А носки твои с дырками!
             – Дык я могу и в пачке балетной, с веером! –
             Стоит красотка-«жазель»,
             глазищами жёлтыми зыркает.
             Проснулся мужик в душе Васиной:
             – Иди приласкаю! Всё-то по миру шастаешь.
             О тебе плетут баечки-околясины,
             а ты – ничего, только рыжая да ушастая!

             Взмахнув косой, улыбнулась Василию кисло:
             – Бери пожитки, после намилуемся...
             «Вжик» – на плече его коромысло,
             потащил совесть Васёк по родимой улице.
             Послюнявила красотка карандашик,
             надписала ведро: «мне можно» – переднее,
             «нельзя» – на ведре сзади.
             – Поглядим: какой ты наварил каши,–
             и крестиком Васю отметила в тетради.
 
             Пустое ведро болтается за спиной Василия,
             впереди – с ве'рхом перевесила ноша.
             От такого «мнеможного» изобилия
             не смогла бы и шагу ступить лошадь.
             Красотка подаёт ему чайную  ложку,
             под хохлому богато раскрашенную,
             под зад толкает в ажурном чулочке ножкой:
             – Ешь, Вася из ведра свою кашу.

             Василий попробовал: – Тьфу! Солёная, горькая!
             Могла бы сахарком сверху присыпать…
             Смерть кашу выкладывает горками…
             – ...! – (что Вася сказал, тут лучше «запипать»)
             – На помощь зови: друзей, любимых.
             Вот! Угощай, пусть твою облегчают ношу.
             Но… прошли все мимо Васи. Мимо.
             Подошла лишь парочка безымянных кошек.

             Вася носил им косточки после обеда,
             а бывало, пинал жестоко ботинком.
             Но этого, вечно пьяного деда
             любили преданно две «облезлых скотинки»,
             грызли кашу Василия горько-солёную
             и она становилась всё слаще и слаще...
             Разбудили голоса жены и детей изумлённые:
             – Ну слава бо!.. Чуть было не сыграл батя в ящик!

             Март чистил небо потускневшее за зиму,
             ветошь облаков стирая до дыр, голу'бил.
             Василий сиял, будто чертей разом сглазили.
             Трепал ветерок венчик лысины Васиной,
             гадая: «любит–не любит…»
 

 
иллюстрация Художник Александр Сулимов