Пупок

        «Куда, твою мать, подалась! Ёп...»- раздались над еще спящим селом  команды местного деревенского пастуха. Это было только начало  произнесенной фразы, а продолжение представляло из себя длинный набор матерных слов и словосочетаний режущих слух приезжему отдыхающему, совершенно незаметных для местных жителей и ласкающих слух, судя по их поведению,  прогоняемой по  улице скотине. Далее, для еще большей устрастки, местный ковбой несколько раз щелкнул бичом, свистнул и подогнал сбившееся с истинного пути животное в стадо, вернее всего в то скопление коров и овец, которое на краю деревни уже будет полноценно так именоваться.
              Летнее утро в нашей деревне начинается с появления на краю улицы пастуха и зависит оно от  настроения «ковбоя», настроения его жены и количества выпитого вчера вечером самогона, а не  так, как  его описывают в литературных произведениях: с пенья петухов, переливных трелей жаворонков.
           Кроме того утро самого пастуха и всех работающих жителей села начинается  с  протяжного  гудка пассажирского поезда, проходящего каждый день в одно и то же время по станции, находящейся как раз в центре села. Раньше поезда: «товарняки» и пассажирские были в порядке вещей, ходили по станции часто и ориентиром времени для жителей села не являлись. Теперь же их стало так мало, что для счета стало хватать пальцев и одной руки, поэтому гудок тепловоза для хозяек подворий стал как звонок будильника.  На птиц никто не  обращает внимание : жаворонков- как ни стараются те «журчать» в подоблачном небе, никто уже не слушает, петухи  просыпаются от кудахтанья  куриц, а собаки начинают лаять на прохожих только в тот момент, когда на крыльцо выходят хозяева дома.
           Солнце, встававшее раньше  с первыми петухами и жаворонками, прежде чем обогреть сонную землю лучами, теперь стало задумываться: « А не рано ли появляться перед людьми до пенья птиц? Ведь раньше я никогда  по гудку  не  просыпалось. По гудку и звонку жили люди и они считали что так жить должны все на Земле». А солнце постоянно- оно всходит и заходи строго в то время, которое ей указано расписанием движения светил, а не поезда. А коли люди стали этим не довольны, то оно начало прятаться за дождевые тучи и ждать, пока человеки и природа не соскучатся по свету и теплу. Но люди привыкли жить по гудкам и звонкам и теперь жизнь в этой  деревне начинается  с гудка тепловоза, матерка пастуха и запоздавшего лая дворовых собак, которые  по щелчку бича проснувшегося пастуха, передают своей брехней команду  «Подъем!»  от двора ко двору.
          Сонные хозяйки, разбуженные лаем  голосистых дворняжек, торопливо выгоняют своих, только что подоенных наскоро буренок, на улицу, строго следя за тем, чтобы тех прихватил с собой в стадо местный  пастух и за тем, чтобы не «проспала коров» ни одна соседка, для чего  быстро пробегаются по дворам, зазывая сонь у калитки  и, убедившись  в их готовности отправить своих чад на откорм, бегут провожать своих.
          Коровы и овцы, поднятые, но не разбуженные, молча бредут по полусонному селу, изредка останавливаясь понюхать и зажевать уроненный кем-то клочок травы или брошенный за ненадобностью букет из веточек березы, использованный  ночью для  отпугивания комаров. Только любопытные и вредные козы все норовят улизнуть в сторону, залезть на чью-нибудь ограду и пощипать свеженькой листвы с палисадных деревьев и кустов. Пастух на  коз особо не отвлекается, но все равно старается  подчеркнуть их вредный характер и отпустить в адрес твердолобых созданий пару-тройку крепких матерных слов.
        Помощь горластому ковбою всегда приходит, как кажется, неожиданно. Примерно на середине улицы, вторя  словесным тирадам  погонщика  домашней скотины раздаются не менее колоритные эпитеты в адрес наиболее непослушных и задумчивых животных: в дело прогона животных по селу включался нештатный наблюдатель за  всем происходящим на отдельно взятой улице деревни Саня Пупок. От него достается и коровам и пастуху: « Что, бля, проспал сегодня? Через бабу перелазил и забыл куда пошел? Больше  бы о нашей скотине думал, а не о своей Вальке. Гребанный пупок…». На что  погонщик скота отреагировал немедленно давно заученной и проверенной на  своих подопечных  фразой: «А чья бы мычала, а твоя молчала…»
- «А моя молчит, потому что утром подоенная и напоенная. А когда ты пригоняешь с пастбища, так еще пол-стога сена съедает- потому что жрать хочет. Загонишь стадо в лес и караулишь, чтобы оттуда никто не вышел, а что в лесу можно съесть корове? Разве что грибов поесть, так там одни мухоморы растут. Гребанный пупок…»
-  «Вот твоя одна, видать, мухоморами и питается. Все коровы как коровы, а твоя в хозяина пошла- бешеная.»
- « Ну да? Каков пастух такие и коровы.»- отпарировал Саня Пупок и довольный собой, посмеиваясь над обиженным, как ему казалось, ковбоем принялся подгонять своих и соседских коров в нестройные ряды, отправляющихся на принудительный откорм, животных.
        Начав утреннее общение с пастухом, Саня продолжает его с соседками по улице, сопровождающими свой крупный и мелкий рогатый скот до окраины села. Местным бабам  достается за все: и за опоздание коров в стадо, и за неухоженную, грязную скотину, и за не по размеру большие  тапки, мешающие  бежать за непослушной скотиной и даже за то, что не своевременно опохмелили  супруга, из-за чего тот не смог выгнать скотину сам, а отправил вместо себя «нарасторопную курицу». В ответ в свой адрес  Саня Пупок выслушивал гораздо больше уколов, а на последок он получал традиционное: «Иди, Пупок, жене лучше помогай. Она с таким мужиком уже стала как гончая собака- кожа да кости».
      Обычно, после  словесной перепалки громко, чтобы все  слышали, Саня  реагировал на это замечание, что мол жена у меня худая оттого, что муж у нее – мужик настоящий и приземлялся на лавочку у своего забора,  чтобы увидеть- кто  к кому приехал с утренним поездом, проследить-  кто  с кем возвращается с  ночной «дружбы», а если получится и переброситься с «ранними пташками» репликами о необходимости безопасного секса и  смысле жизни.
        Часа через два после этого, когда все работоустроенное население улицы уходило трудиться по своим немногочисленным организациям и конторам, Пупок шел домой и рассказывал жене, частично освободившейся от  домашних забот, утренние новости деревенской жизни.
       Почему Саню все в селе называли Пупком он не зал, а вернее знал, но не хотел чтобы об этом догадывались другие, так как  повод для прилипшей кликухи он дал сам.
      Саня с братом Колькой переехали жить в  село  давно, лет тридцать назад. Для них в этой деревне все было ново: и люди, и отношения между ними, и природа. Но и братья привезли с собой как новые обычаи, казавшиеся для  местных жителей чудными, так и новые, не слыханные ранее здесь матерки и поговорки. Если к новым ругательским выражениям местные привыкли быстро, то поговорка «гребанный пупок», вставляемая новоселами в разговор по делу и без дела, долго потешала  местное население, в результате чего прилипла к братьям как гудрон к колесам. С тех пор их начали называть братанов: Саня Пупок, Коля Пупок, а когда у Сани  появились дети- то и они стали «маленькими Пупками».
      Когда чуть повзрослевшие дети спросили отца почему их всех зовут Пупками, Саня  чуть подумав ответил: « А хрен их знает, гребанный пупок. Какой- то дурак сказал, а остальные повторяют, гребанный пупок».  Больше дети  отца об этом не спрашивали. Что такое пупок и где он находится ребятишки знали, а кто и для чего  его постоянно гребет- их уже не интересовало.