Маринино время

Алешино время, Добрынино –
все вместе и как бы внахлёст.
А есть еще время Маринино,
не цвета малиновых звезд,
не цвета калиновой ярости,
не цвета рябиновой мглы, –
из честности и лучезарности,
из пепельности и золы.

Эпоха – её наваждение –
явила моленье своё.
И было её восхождение,
и было распятье её.
И вешнее было, и горькое
на выступах, где не шути,
и грешное было, и стойкое
на самом высоком пути.

Марина, душа не святая, во
все не стучалась дома
из дома Ивана Цветаева;
и славились не задарма
её удалое радение
и стать, что такая одна,
где каждое произведение
звучало – как песня и марш.

И было судьбой перемолото,
и в тесто завёрнутый фарш
по крови – как чистое золото,
румяным питал пирогом,
ватрушками, сочнями, булками
революционными, гулкими
ночами, со смертью кругом,
не красные звёзды, а белую
гвардейскую голую кость.

И мысли Бояновой белкою
стекали в прогорклую злость,
что будет в изгнанье ославлена
не в год окаянный, не в тот…
И вдовие, и Ярославнино
на причет тогда изойдёт,
на рваное, с мясом, закускою
ума выше бабьих скорбей,
на песню страдательно-русскую,
на смертную ей колыбель.

Останется это, осмыслится,
привьётся крестом к узелку?..
И с нею в присутствии числится
всё Слово её о полку…

2011