II. Про Зайку и Зайкину баньку

Свой рассказ Мокрый закончил ровно на половине бутылки. А что значит такой объём жидкости в таре? Для пессимистов, которые знают, что всё ещё хуже, чем есть на самом деле, половина – это уже полупустая, значит, с окончанием веселящего напитка заканчивается и нормальная жизнь. А для оптимистов, к числу которых принадлежали и наши герои бутылка было ЕЩЁ полупустая, то есть, было, чему радоваться и о чём говорить. Откровение одного из компании подталкивает других к исповедальным чувствам. Коля Зайка, подозрительно чесавшийся и ёрзавший во время релаксационной беседы, решился.
- Вот ты, Ванька, бабу свою клянёшь. А того не понимаешь, что твоя Царица против моей – ангелочек с крылышками.  Когда я свою Зайчиху в жёны брал, то думал, что самым счастливым человеком на Земле буду: голосок у неё был нежненький, ручка лёгкая и характер золотой. Только что за чертовщина: как-то совсем незаметно, однако быстро, эта Дюймовочка в бабу-Ягу превратилась. Голос стал такой, будто она конной армией всю жизнь командовала, из-под руки её и боксёр Тайсон не проснётся, а уж если она губки куриной попкой сложит, то черти в аду трясутся. Вот ты скажи на милость, стал бы ты из-за цыплёнка полудохлого родного тебе человека всей гордости его лишать? Нет, конечно. Ну, унёс я этого страуса недоношенного туда, где можно на эту «ценность» целую бутылку выменять. Так  удумала же моя Зайчиха несравненную подлость: всё моё достоинство под корень извести. Баню жарко натопила, как я люблю, да и говорит мне медовым голосом: «Миколай, сходил бы ты, что ля помылся б». Одного я жалею тепереча, что губки её гузкой куриной во внимание не взял, вишь обрадовался шибко, что за цыплёнка того растреклятого не стала меня без наркозу ощипывать. Взял я бельё, что она подала, внучка кликнул, да и пошагал в парную, покуривая. Ну, русскому-то человеку завсегда приятно всяким дымом подышать, банным там али табачным. А и после парилки, конечно, думаю, не свинья жена-то – нальёт чё-нибудь, чтоб микробу в глаз капнуть.
Попарились мы с внучком всласть. Вышел я в предбанник, сушу, так сказать, хозяйство всё, чтоб мокроты нигде не осталось, а сам о будущности думаю: приду домой, выпью, Зайку свою поцелую. Между думами  натянул я на себя трусы и опомнился только тогда, когда что-то в паху покусывать стало. Ну, думаю, может, можжевеловая веточка от веника отломилась да и попала туда, куда ей вовсе не следоват. Поискал там, в труселях,  пальцами, нет, кроме своего, родного, ничего не прощупывается. Сдёрнул с себя трусы, да и кричу внуку: «Воды тащи!» А пока он там, в бане, вошкался, я вокруг баньки бегаю, Фаберже проветриваю.
- Какой такой Фаберже? – удивился Ванька.
- Это так яйца называют, если они есть особо ценные, - пояснил бестолковому Колька и с достоинством продолжал. - Как бежишь быстро, оно ещё ничего; а как остановился – беда прямо, как на сковородке поджаривается там всё. Внучок-то думал, что я погреться хочу, да и налил мне воды такой, что чуть холоднее кипятка. Плюхнулся я в тазик и понял, что до этого момента у меня не жизнь была, а малина сладкая. Взревел я, как медведь, которому дурной сон привиделся, да и выскочил пулей из бани, а внучок мой от страху в одних тапочках домой побежал. «Бабка, - кричит он, надрывается, - бабка, там дедушка чего-то вокруг бани скачет!» Слышу, как эта змея очкатая громко так говорит: «Бегает, говоришь? Пущай поносится, мозги попроветриват, а то заплесневели».  Ближе к полуночи, когда ребята, с танцев возвращаясь, меня за снежного человека приняли, я уже километров пятьдесят вокруг деревни намотал. Ну, а к утру я уже точно марафонскую дистанцию осилил. Когда домой вернулся, то из того, что попить можно, мне только воды и хотелось. Зато теперь я точно знаю, почему у тех, кто на олимпиадах первые места по марафону занимают, в крови допинга не обнаруживают: разве наш горький перец, намазанный в нужной время, в нужном количестве, их зарубежные тесты определить могут?  А Зайчиху свою я после такой подлости не только бить – видеть не могу.
- Эх, мужики, сколько той жизни: семь лет до школы, а всё остальное – на пенсии, - с горечью произнёс Ванька, радушно протягивая бутылку нервно закурившему Кольке - на, глотни, залей горюшко.