***

Счастливое бремя смертельной болезни, -
быть смирным, послушным, пороги не трогать, -
ушло, миновало, прослыв бесполезным,
оставив на память следы от ожогов.

Быть смирным, послушным, пороги не трогать,
пророча в сердцах нагрядающий сумрак, -
ну разве не повод уверовать в Бога;
замкнувшись, раскрыться в преддвериях сюрных?

Пророча в сердцах нагрядающий сумрак,
уверовать в Бога – почти что безумство!
На венах следы, словно пальцы на струнах,
от сыгранной мною же «Оды Безчувству».

Уверовать в Бога – почти что безумство,
почти что лишение всех привилегий
на сильную боль, на причастность к искусству.
Пробелы в загаре от теней сомнений

скрывать под простором турецких халатов,
халатность же скрыть под простором недуга, -
меняя мольбы о пощаде на маты,
а маты на скорбь о предательстве друга.

Почти что лишение всех привилегий -
подвластным быть воле того, кто невидим,
прожить всего срок и отдаться на веки,
оставшись лишь штрИхом безумных картин.

Как много собралось собак у ограды, -
заметил, присев покурить у окошка, -
ни поиск партнёров, ни чредь за наградой, -
безумные пляски в надежде на крошки.

Смертельной болезни счастливое бремя
ушло, миновало, не дав позабыть
сидящую смерть на продрогших коленях.
Считайте безумцем, - я б рад пережить

ту боль и те страхи, что были со мною,
ведя меня за руку в тот кабинет,
где женщина в белом стерильной иглою
рисует пейзаж на моём животе, -

то алый закат иль гроза в поднебесье, -
пытаюсь всмотреться, - ручьи по лицу, -
ведь смерть, что была, - то лишь жизни предвестье,
а жизнь, что сейчас – лишь предвестье концу.