Пьяная поэтика

C бутылкой Хайнекена, где ещё промилле до дна…она не пьяна, но уже не трезва, закинув ноги на стол, в светящемся тлении монитора – она – язва и вся её горечь – слова. И вся её сладость и слабость – слова. На грани оргазма, какого-то лёгкого спазма всех мышц успокоившегося лица, заходит с торца подъезда её фантазий небес синева. Колышется штора. Лора Палмор смеялась бы над дневниками иллюзий, написанных ей от руки, в которых и авторство зыбко и стынут мозги… Ну что же ты, Лора? Среди пелерин, леопардовых сумок, картин и всё время повёрнутых задницей спин есть чёрная меланхолия церковного хора, где каждый поющий – детдомовец с ясным взором и сигаретой в чужой подворотне скуренной за стаканом вина. Ангел с печатью дьявола на обороте, выбравший звуки минора. Вечно в толпе одна. Трогает пальцами клавиши, трахает свою поэзию – нет, не ошиблась, именно это слово . Но орфография не потерпела – это слишком нагло и смело, писать про Иисуса в вязанном кардигане на голое тело. Это сурово. С бутылкой Хайнекена. Это отсутствие вкуса. А, может, отсутствие цвета, а, может, смеётся метель двадцать пятого лета, рифы рассвета собой рассекают волны заката. Кудри цвета вороны. Взгляд с оттенком Сорбонны. Ей так ****ато… Кресло сдавило бёдра руками грусти – оно не пустит её из этого захолустья и послевкусие чувств направляет на послевкусие равнодушия. Он вышел из душа, сразу входя в её душу, даже не одеваясь, а надо ли. Падали звёзды с неба в жижу бюджетной падали и социальных рефлексий, в чёрную землю творога. Слово – ей слишком дорого, чтобы дарить без повода каждому встречному. Так и сидела вечно бы. Стелла. Шлюха. Верная только истине со взглядом на мир немыслимым, читая Снорри Стурлсона, зачёркивая реплики Карлсона в кальсонах ссутулившегося перед важной персоной. Всё лишая резона и наполняя озоном своих поблажек. Среди хрущёвок и многоэтажек снимает комнатку в клапане сердца синеглазого принца. Готовит, гладит рубашки – но он по дефолту холост – и это принцип. Она по всем данным – кошка, дурная, вечно хотящая секса. Стерва ещё та. Так же, как он холоста. Хитрее хвоста убитой лисицы, которых, наверное, в общем, осталось около ста. Этим самым хвостом сметает с грязной столешницы крошки вчерашнего кекса. Приступы грешницы, стрижка небес под каре…исповедь доктору Дре или Живаго. В допитой бутылке отвага. В постель его тащит, хохочет, но никогда не признается, что она хочет… Спят с такими, а женятся на других – знает давно. Поэтому не парится, поэтому всё как в крутом голливудском кино, баккарди,виски и тысячи писем в ящик.Она – настоящее всех настоящих... Идите, рожайте детей, женитесь на верных по всем габаритам ГОСТа…она напишет про это ещё один стих…Всё до одурения просто