Цацун

Пролог

Час не спеша поведать о Долдоне, –
Что вне себя не от себя, бежит,
Как Вечный Жид, – закатных лет на склоне,
На жительство заполучившем вид
Почти в раю... «За что сие?» – не понял, –
Дар иль проклятье?.. Чем тут дорожить,
Когда всё сразу – вмиг! – бессмертья кроме…
В почти Эдеме день и ночь дрожит,
И зубы пожелтевшие крошит,
Читая вслух «Сказанье о Долдоне» –
Почти герое, гении почти
(«Почти» в сказанье слово ключевое)...

1.
Почти, почти, читатель, почитающий
Формальные изыски и меж строк,
Как мошкару, суть налету хватающий,
Подобно ласточке питающейся впрок,
Не спрашивая, кто он – путешественник?
Паломник? – Сам не знает, кто он есть!
Не верящий ни в Первое Пришествие,
Тем паче во Второе… И Бог весть
Куда ещё гонимый самомнением, –
«Почти» тут не работает почти, –
Зайдёт, дойдя до точки озверения,
Изверившись – без цели и мечты!..
Казалось бы, куда ещё намыливать
Стопы и тропы – скользок путь и так!
Загадка поросла быльём… А были ведь
Почти ответы!.. Но бежал во мрак,
Не светоч, нет!.. Но редкостная цаца!
Вернее будет (род мужской) – цацун!..
Он сам себе корабль – мечта паяца,
Но не «Арго» – «М-арго», барк не ведун;
Додонский дуб не для Долдона даден:
В очах пожар нездешнего огня,
Нет, не того огня, что ближних ради
Сгорает, а того, что в смерть паля,
Мосты сжигает… Если бы тетради!
В которых, как на выжженных полях,
Ни зёрнышка надежды не осталось,
Ни гнёздышка для несказанных строк!
Метанье пепла… Жуткая усталость –
Ни сил, ни воли, чтоб взвести курок!..
А что осталось?.. Желчь и жар презренья
К тому, что за спиной!.. А впереди
Раскованной цепи соединенье
В порочный круг – ни веры, ни пути!
Не Истина ему дороже друга,
Ни Родина, ни мать и ни отец;
Покинуты: Отчизна и подруга,
И Землю кинет, оболгав вконец,
Сей маргинал незнающий сомнений,
На ровном месте кочка и понтёр,
Всех ближних обобрал без сожалений –
Последней, крайней грани мародёр,
Моральный киллер!.. Тем персона грата,
Кто сам себя, сквозь сито пропустив,
Оставил – нет ни серебро, ни злато! –
А нечто, что назвать ни слов, ни сил!
Шаманит вслух и прорицает тоже,
Хоть рожею не вышел в колдуны;
И проклянёт и оболжёт ничтоже
Сумняся быт покинутой страны.
Дар Божий без остатка растранжирен…
Одна стезя в клеветники Руси
Осталась для героя… По ранжиру
Он крайний – непрестанно голосит,
Порочный круг неимоверно ширя!

2.
И к бабушке-гадалке не ходи!
Пропущенный сквозь ситечко худое,
Как чай второй воды… Пустым – пустое!..
А шёл ведь, но не так, как Никодим,
Искавший средь подложных вер Святое.
Великого ума и знаний муж,
Но в понимании вещей небесных
Младенец сущий… Сколько не натужь
Великие мозги, Дух не телесный
В них не войдёт. А коль и посетит –
Пред дверью сердца тихо посидит;
И рад бы постучать в броню, да надпись:
«Идите прочь!» – мол, всяк пришедший накось! –
Наискосок… Броженье в глубине
Страстей и заблуждений бормотанье…
Вот где причины вечного скитанья! –
Как черви безобразные на дне.

3.
А далее уж некуда – беда!
Один на льдине. Шалая вода.
Ни островка надежды не осталось!..
А на носу, как бородавка, старость!..
А под ногами, кроме кромки льда,
Нет ничего... Всё проклято земное.
Небесное не нажито, увы!..
В тумане желчный сгусток средь воды –
Долдон Долдоныч семя роковое.