Переворот

  В кафе, где мы сидели с тобой за столиком,
  пусто и гулко, как в Петергофском парке.
  Чашка кофе с гущей на дне.  И только.
  Да бар барочным вензелем, как  мертвому припарка.

  Отсутствие столь тревожно и оглушительно,
  что даже не слышно звука мобильника.
  Адажио  звонка так  громко и решительно,
  тарахтит, как ночью нутро холодильника,

  в котором трупом монарха- скелет селедки,
  съеденной темнотою вечера,
  разодранной, как вышедшие из употребления колготки,
  да шов посерёдке — такая вычура.

  Вот так и продолжается эта колготня
  дня бестолкового, когда под вечер жены царапают мужьям хари,-
  добраться бы до самого кофейного дна,
  да не дают глядящие из глубины фары.

  Глазищи глубоководных чудовищ одиночества,
  уходящих в кессонную тьму косяками,
  как-то надо дотянуть до дна этой ночи,
  бродя меж скульптур, что   торчат здесь веками.

  Такие нагие, едва прикрытые, 
  в аллеях, запутанных, как лабиринт
  что помнят свиданья мгновение краткое,
  шурщащее платье, мрамор ланит.
 
  Не видно ничего на дне чашки.
  Позвонишь или нет? Появишься ли, дыша туманами?
  Грустит гусар в ментике с ташкой,
  коротая время вместе с пивоманами.
   
  Вот- вот свершится переворот дворцовый
  и ты из спальни - от мужа – ко мне,
  как будто рана твой рот пунцовый,
  и вся ты как бы - с античных камей. 
 
  А он  у решётки каминной –со стоном,
  валетовой картой смятой, отыгранной,
  лишь  тени заговорщиков пляшут по стенам
  освободившим тебя от ига.

  Вижу, вижу — на самом дне.
  Мчишься в  карете такси, как в батискафе,
  чтобы  спуститься сюда, ко мне,
  давно утонувшему в ожидательном кайфе.

  Я твой гардемарин, твой преторианец,
  твой  самый преданный из всех фаворит,
  вижу как платья протуберанец,
  как будто свечка в ночи горит. 

  И ты войдешь – неоновая, русалковая,
  царственно  двигаясь, гутиэровая,   плывущая,
  и я брошусь к тебе, эту слизь расталкивая,
  вот такие они – гадания на кофейной гуще.

  20-21 октября 2006 г, 2013.