Черновик

Спи, мой милый. Пока ты мал,
я могу говорить это вслух.
Я подбираю твой кал,
у тебя во рту пальцы рук

моих. Я помыл, расслабься.
К тому же, подгузники. Но
прошу: кушай кальций.
Это все, что мамой… того,
признано за безопасность.
Точнее – разрешено.

Спи, мое имя. Тем более что пока
ничто другое тебе неведомо: ни
моя заремененная рука,
ни столь же веское «распни».

А пока что я расскажу
все, что знаю о русском роке:
пока я же не ма па сис жу,
твоя мать зависала в «Корке».
Только молчи, прошу:
она знает диагноз. Боги

ли рассказали ей, или я сам -
я не помню, как было жить
до тебя. Был то ли срам,
не то погост, не то пажить.

Скорее, путаница частиц.
Кстати, твой язык – русский.
Так что ссыкух от мокриц
отличай, хотя между – узко.
Сорри, я падаю ниц:
поцеловать тебя в ушко.

Будь молодцом: трави
лишь анекдотов и баек.
Главное – из любви,
хоть бы и Кунанбаев.

Будь молодцом: живи,
и я покажу тебе, куда
убегает Кролик: то ли
Питер, то ли Хургада.
То ли то, что я алкоголик.
Да: прочее – ерунда.

По сравнению с тем даже,
что ты хочешь на санках, но
(младшая группа) Даша
предпочитает ландо.

Вкус огурца, запах снега, и
чувство, когда не хватает
наречия для любви.
«Почему трава…?» Хер знает.
Мне все еще нравится Сега. Терпи:
родителей не выбирают.

У тебя буду я. До поры.
Но чаще, чем телефон
будет молчать. Гы-гы:
кто говорит? – слон!

У тебя будет все. Даю слово, что
«something» или «эммм…» - разберешься сам.
Двуязычье не так грешно,
как «даешь!» по верхам.
Разве что «да» и "no"-
это ни там ни сям.

Спи, мой милый. В твоей кроватке нет
ни жалюзи, ни свеч.
Бабушка, возможно, уже пахнет.
Не бойся: она родилась беречь.

Чем горше я вниз – тем ты больше.
Я радуюсь, очертя
круги под глазами: мы не усопшие;
мы – это ты и я.
Спи, проречённый, как можно дольше:
скоро я лягу спать за тебя.