Мистерия Музы

из цикла  «Год благословенный»



На кляче лодки, в полу сне,
ломая плечи грузом качки,
я вез, бывало, на корме
гипопо-томную босячку.

Взамен порханий и свечей,
ампирных ласк, кулис барочных,
взамен засаленных ключей,
ангело-ликих слов бессрочных, -

была ОНА – предел и визг,
маслА волны, глазеющая мило,
зажаленная вихрем брызг,
подъятых в нимбы водо-силой.

И, выпятив макаку губ,
в полу распущенной одежде,
она была – сама уют,
навзрыд неведомая прежде.

Мы плыли островом. Вокруг
шыряли боги в хляби вилы,
свивались волны в злой испуг
и в челюсть воющей сивиллы.

Китами смерть ловила блох,
тонула твердь с медузной ленью,
швыряли волны пены мох
и костяки окостенений

могильно рушились. О, стон
её разнузданных влечений!
Дробленных глаз Анри Бретон,
Шекспир объемлющих коленей!

Сближенья не было, но был
в жаровне ласк её песочный
миг-волхв, прибой Калил и Димн
и диогеновские клочья

всевышних фраз.…  На то и век.
Мне ни к чему предначертанья,
когда её гортанный смех
обрушивал калек-ость знанья,

и следовало только быть
и двигать перистые весла,
отплюнуть старческие десна
и память оборвать, как нить…

И в штиле отражений лунных,
и в мареве могильных дней,
я внемлю. Наш заплыв безумный
не прекращается во мне.

Войдя в одну и ту же Лету,
отбросив переметный блуд,
я – иск святыни. Я из нетто
её груди несу Талмуд.

Толкую знаки, шлю целенья,
вериги двигаю пути.
Бывали радостней мгновенья,
но лучших – не было. Прости!…



*** ***