Верни!

Обливалась слезами, билась оземь,
царапала асфальт до крови.
Земле кричала:
- верни, верни то, что без времени украла!

Земля думала,
литосферными плитами скрипела
тихо. Отпустила ночью
из своего чрева, темницы черной.

Возвращался домой дорогой знакомой,
встал у постели, мать проснулась, - не верит.
Радовалась, садила за стол, похлебкой кормила.
Счастлива просыпалась наутро,

А он за столом все, так и не евши.
И в утрешнем свете словно воск, кожа,
- лицо, что лист бумаги бледной,
глазами глядят  увядшими. Молчит.

Поняла, что одну беду на двое помножила.
Кричала в небо:
- забери, не этого просила!
Небо молчало по обыкновению.

Рыдала горько, кутаясь руками,
горе оплетало нитями, стягивало плечи,
на шею грузом вешалось,
разум белым платком накрывало.

Брел вечер, как заблудший странник.
Она молилась на ночь,- засыпать боялась,
в хлеву корова мычит не доена.
Но углам свечи тлеют,
он сидит, как прежде,
крутит головой тяжелой,
открывает рот пустыми гласными.

Утром каждым будил страх,
змеею черной, в груди шевелящейся.
Ходила к дубу, ворона просила:
- забери заблудшего в свое царство!
Кашлял ворон, смеялся презрительно:
- не того ль желала! забирай себе,
что у вечности выпросила.

Думала, что не мола больше,
уводила на кладбище.
Закрывала в дубовый гроб,
цветы поверх свежей земли, за упокой молилась.
А он каждый раз возвращался вставал у кровати,
смотрел бледными не моргающими глазами.

Шло время, и дням счет уж давно потерялся,
зарос травою двор, и крыльцо до земли прогнило.
Дом этот люди за версту обходили.
В конец исхудала, в грязном платье.
Разговаривала с мертвым целыми днями,
прощения просила.
А он молчал. Сидел. В стол смотрел, словно задумавшись о чем-то...