Зарплата рассказ

Национальный  Эталон-проект
                Галины  Шелонниковой
            "Мать-и-Мачеха..." -- в  трёх  томах:
первый  том  (март, 2012):
http://www.stihi.ru/2012/04/28/3076
второй  том  (декабрь, 2012):
http://www.stihi.ru/2012/12/30/3970

                Том  второй

                Зарплата…

                (лирический  рассказ 
                из  цикла  прозы  "Плюс...  минус...  лапоть...",
                посвящённого  строителям  СССР)
               

    Сегодня  день  зарплаты…  Вроде  бы  ничего  особенного?..  И  работа  на  участке  дорожного  строительства  --  будто  обычная…  Нет, ну…  не  то,  чтобы  обычная,  обычным  ничто  не  может  быть  на  стройке, хоть  у  «субчика», хоть  у  «Генподрядчика»  в  любой  час  может  что-то произойти: простой  из-за  дождя, ураганного  ветра, из-за  отсутствия  срочного  материала  или, к  примеру, кто-то  обкушапся   (что, кстати, нет  так  уж  и  редко) и  тому  подобное, ну  да  ладно  --  причины разные  важны…  В общем, работа  как  работа…    обычная. Короче, как  всегда.
    Грейдер  ровняет   шлак  на  земляном  корыте, оставляя  продольные  гребни. Следом  за  ним  женская  бригада  сбивает  «гребешки»  лопатами, правит  обочину, забивая  её  шлаком. Прибившись  к  обочине, стоит  застывший  каток. Возле  него  чертыхается  машинист: « …  сволочь  такая… »  Кто  для  машиниста  являлся  «сволочью»  даже  и  уточнять  не  нужно: первый  раз, что  ли, солярку  не  подвезли?    И  он  бы  чувствовал  себя  поспокойнее, но…  На  него  наседала  «бригадирка»  Валентина:
    -- Поругайся  мне  тут…  поругайся…  Поди, заявку  мастеру  не  дал, --  хлёстко  осадила  она  машиниста, обтёрла   тряпочкой  потное  лицо,  -- ты  мне, Сенька, чёрта  лысого  не  гони…  все  твои  тёмные  уголочки  знаю…
   --  Валюха,  отвали-и, -- рявкнул  тот  в  ответ, -- видишь, сам…  страдаю-ю…
   -- По  чём  ты  страдаешь, козе  понятно…  да-а, Зинуль… --  (коза  Зинка, которая  была  рядом, за  обочиной,  на  выпасе, благодарно  отозвалась) … --  во-о, и  доказывать  не  надо…  -- Валентина   говорила  с  хрипотцой, не  так  громко, когда  особой  надобности  не  было. – А  то  смотри, молочком  парным  тебя  и  вылечим…  и  машинка  твоя, твердолобая, сразу  заведётся…
    --- Ну-у, блин…  ты  меня  с  Зинкой…  достала, -- машинист  катка  сплюнул  в  сердцах, -- адвокатши…  Иди  вы…  обе...
    Коза  чуть  двинулась  в  сторону  на  своё  имя, но  Валентина  отмахнулась , мол, комплименты  по  мою  душу.  Когда  можно  было  обходиться  жестикуляций,  Валентина  изъяснялась   руками,  так  как  из-за  рёва  машин  к  концу  смены  она  уже  хрипела, сипела   и  говорила  беззвучно.  И  сейчас  вместо  ответа  Сеньке  «бригадирка»   объяснила  руками, что  именно  она  с  ним  сделает, если  тот  ещё  раз  её  пошлёт…  куда  именно?!  Оба  знали  куда. В  насмешку  машинист  катка  также  прожестикулировал, изображая  подобие  геометрической   формы,  и  опять  уткнулся  в  мотор  катка. 
    На  диалог  этот  с  ухмылкой  поглядывали  бордюрщики, работавшие  неподалёку.
    --- Гляди…  пенёк-то…  Валюху  как  подрезал, --  живо  подключился  к  молчаливому  диалогу  Алексей  Быков, -- не-е,  ну-у   хорош…  сам  --  метр  с  кепкой, а  над  женщиной-то  как  издевается? – С  хитринкой  покосился  на  Давыдкина, тот  ломом  приподнимал  бордюр  до  отметки. --  Васёк, хоть  для  зарплаты  улыбнись  стоматологом…
    ---  Репка  чёртова, --  отмахнулся  Василий  Давыдкин  от  напарника, продолжая  править  бордюр,  --  и  травишь, травишь…  язык-то  не  отсох…
      -- Если  отсохнет  и  хрен  с  ним, не  обижусь, -- легко  парировал  Быков, подтаскивая  волоком  очередной  бордюр, --  лишь  бы…  архитектурная  деталь  фигуры…   не  отвалилась…  О-о, по  самое  некуда…  -- последние  слова  относились  к  плотной  пригонке  бордюров  друг  к  другу. 
     -- Да-а, от  такого  дубка  если  что-то  отвалится,  то  для  участка  --  бедствие, -- подыграл  приятелю  Давыдкин, зная  своего  напарника  вдоль  и  поперёк.  А  именно: Алёха  балагурил  с  утра, если  (как  он  сам  признавался)  его  Роза-мимоза  была  мила-светла  всю  ночь, а  если  (не  приведи, господи, об  этом  и  подумать  страшно!)  не  могла  из-за  поросят  и задницу  от  кровати  отодрать  (это  же  опять, как  сам  Алёха  говорит) то…   работал  через  не  могу, ёрничал, задевая  всех  и  вся…  «Всех  и  вся»  -- это, конечно, относилось  только  к  женской  бригаде , что  и  сама  в  долгу  не  оставалась, обещая  тому  "петушок  или нарастить, или  отрезать…"  (это  по  ситуации). -- Ну -у, Бычок, можно  и  курнуть , щас  всё  равно  Манька  с  деньгами примчится.    
        Бордюрщики  знали, что  назавтра  «отец», как  рабочие  промеж   себя  называли  начальника  участка, заказал  сто  тонн  асфальтобетонной  смеси, а  основание  не  совсем  подготовлено. Ну  и  денёчек  будет  завтра?! Но…  это  завтра, а…  сегодня… 
    Сегодня  день  зарплаты!..  Событие   это  словно  растворено  в  весеннем   воздухе.  Оно  угадывается  в  каком-то  необъяснимом  волнении, в  лёгкой  возбуждённости  и, пожалуй, нетерпеливой  радости  каждого. Оживление  заметно  у  всех  в  движениях, в  интонациях  голосов,  отражено  на  лицах…  Вот  грейдерист  высунулся  из  кабины, перекинулся  шуткой  с  девчатами, что  случается  с ним  крайне  редко. А  машинист  катка  уже  балагурил  с  бригадиром  женской  бригады, пытаясь  обхватить …  талию…  Правда, так  и  не  обхватил: руки  коротки  для  такой  талии.
     -- Сенька,  чёрт  чумазый, не  подкатывайся…  --  Валентина  мягко  разводила   мужские  полуобъятья.
     «Что  греха  таить, коротышку-Сеньку …  и  того  не  хочется…   отталкивать ,-- мысли  Валентины  заворковали, как  голуби,--  что  ни  говори: хоть  плохенький,  а  свой…»  Но, правда,  насчёт  определения,  что  «свой…», Валентина, очевидно, успокаивала  себя:  дома-то  кроме старухи-матери  никто  и  не  ждёт? А  здесь, на  участке…  каждый  мужик  свой?! Конечно, свой! Ведь  участок, как  ни  крути, и  есть…  дом  родной…  Пожалуй,  даже  ближе, чем  дом  родной.
    -- Ох, какие  мы…  ох, ох…  к  Таиске  сбегу, она  тоже – метр  с  кепкой…  не  откажет!
    -- Хоть  к  Таиске, хоть  к  Раиске…  обнять-то  толком  не  можешь, -- («… ревность  с  полмиллиметра, а  жрёт…   хлеще  собаки…» -- куснула  мыслишка  Валентину  ненавязчиво). – Вот  Бычок  прижмёт, так  прижмёт…  аж  дух…  захватывает.
    -- Во-во, не  для  тебя  ли Васька  и  романсы  поёт? – Сенька,уже  выписывая  кренделя,  подкрадывался  к  Таиске, к  маленькой, шустренькой  женщине.
    -- Наш  пострел  кругом  поспел, --  Таиска  юрко  вывернулась, -- ка-ак  зве-здану-у…  мало  не  покажется-я…
     -- Вот  бабы пошли, ни  к  какому  берегу  не  пристроешься, -- бурчал  Сенька, машинист  катка, вплетаясь  в  небольшое  звено  механизаторов, что  не  спеша  двигалось  к  бытовке.  А  спешить  пока  было  незачем: кассир-то  ещё  не  приехала.
     Но, как  говорится, ожидание  зарплаты  и  есть  сама  зарплата, то  есть  её  эквивалент:  в  ведомости  не  расписался, а  ассигнациями  так  и  веет  в  пространстве, так  и веет, что…  от  бордюрщиков   уже  доносится  песенка-небылица, которую  участок  давно  выучил  наизусть:

                …  у  нашего  Данилы
                разыгралася  скотина-а,
                и  коровы, и  быки
                рази-инули  кадыки.
                Утки – в  дудки,
                тараканы – в  барабаны.
                Коза – в  синем  сарафане,
                во  льняных  штанах,
                в  шерстяных  чулках.
                Вол  пляшет,
                головой  машет.
                Журавли  пошли  плясать…
                бух, бу-ух…  Бух!

    Алексей  Быков  прошёлся  вприсядку  вдоль  бордюров.  Дежурный  автобус  так  пролетел  мимо, что  Алексей  мячиком  отлетел  в  сторону.
    -- Вот, черт  плешивый! Праздничный  костюм  замарал, -- беззлобно  зашумел, стряхивая  шлепки  грязного  снега.
    -- Факт  сшибёт, -- в  тон  ему  подтвердил  Давыдкин, напарник,  длинноногий, худосочный, с  плоским  крупным  лицом, на  котором  немного  будто  распластался  нос. Постукивая   тупым  концом  лома  по  бетонной  поверхности  бордюра, он  вгонял  его  в  земляной  ящик  -- аккурат  до  натянутой  тонкой, но  прочной  верёвки-шнурка.  – Порядочек,  -- сказал  он  удовлетворённо  и  шагнул  к  следующему  просевшему  бордюру.
    -- Гля, гля…  к  прорабской  завернул, -- вскинув  ладонь  над  глазами, не  унимался  Быков, --Васёк, а  Васёк…  может, копилку  привезли? –Догадка  напружинила  его. Казалось, подтолкни  чуть, и  Алексей  Быков  прыжком  очутится  возле  кассира. Приземистый, коренастый, напоминающий  кряжистый  дубок, он  стоял  и  щюрился  от  пронзительного  апрельского  солнца. Продубленное  непогодой  лицо  Быкова  сейчас  будто  помолодело .  Шмурыгнув   носом, он  краешком  снятой  рукавицы   стряхнул  слезу, выдавленную  ветром, с  уголка  глаза. – Сигналит, Василий! Слышь, сигнали-ит… --совсем  по-мальчишески  закричал  Быков. – Не-ет!  Максимыч  зазря  грязью  не  обдаст… Чёрт  хромой… -- и, продолжая  щуриться  кошачьими  глазами, засуетился.
    -- Отчаливый, Бычок… Очередь  займёшь, --  рассудительно  подтолкнул  Давыдкин  в  нужное   направление  напарника, не  поднимаясь  с  корточек  и  выглядывая  вокруг  себя  шлак  помельче, более  удобный  для  подсыпки  под  бордюры.
    -- Я  ведь  чего  тороплюсь. Поросёночка  купить  надо. В  Дубне, слышал, за  пятьдесят  отдают…  Недорого, скажу, берут… Туда  смотаться  мне  надо.
    -- У  тебя  же  боров.
    -- Был…  да  сплыл, -- насупился  Быков, пряча  лом  за  бордюрами, присыпал   его  шлаком. – Я  в  него, подлеца, не  поверишь, одной  картошки  мешков  десять  вогнал, а  он  как  был  котёнком, так  и  остался. Свояк  и  то  удивился, он, говорит, что  у  тебя…  нервнобольной?
    -- Ишь  ты…  в  Дубну…  за  поросёночком, -- передразнил  Давыдкин  Алексея.-- Отпустит  ли  ещё  Андреевна?
    -- Да  и  как  же  она  не  отпустит?! – Неподдельное  изумление  застыло  в  глазах  Быкова. – Маня  Блоха  вовсе  отгул  как-то  брала…  Свинья  заболела…  А  ты  говоришь, не  отпустит?  Не-е, Андреевна  баба  толковая…  Жалко, что  она – наш  мастер, а  то  бы  я  её  потискал… -- Быков  окончательно  спрятал  лом  и  слегка  толкнув  Давыдкина: -- айда  гроши  получать!
    Вслед  за  Алексеем  Быковым  потянулись  бригадир  под  ручку   с  машинистом  автогрейдера,  женщины  бригады. Один  Давыдкин  не  торопился. Он  вроде  бы  нехотя  распрямился, оглядел  сделанное  с  начала  смены  и  недовольный  подошёл  к  Лидии  Андреевне, мастеру  участка.
    -- Вчера  правили, сегодня  правим…  А  завтра  что?  Ёк-макарёк, бордюров  нет,  «гуська»  нет, на  пузе  всё  тащим, -- Василий  Давыдкин  ещё раз  оглянулся  на  выправленные  бордюры. Ровная  нитка  их  обрывалась  на  крутом  склоне  ремонтируемой  автодороги. Конечно, сделано  было  немного. Выправка  бордюров – работа  трудоёмкая  и  малопроизводительная. И  он  раздражённо  сказал, глядя  в  сторону: -- Остаётся  с  бабами  асфальт  разносить, -- и, несколько   помолчав, спокойно  добавил, -- так  им, бабёнкам, тоже  тяжело. Раз  на  раз  не  приходиться. То  пятьдесят  тонн  асфальта  под  грейдер  кладут, а  то  сто  пятьдесят  вручную  растаскивают, – Скользнув  взглядом  по  нивелиру, Давыдкин  грубовато, пряча  стеснение, предложил, -- давай,  помогу. – Он  сложил  нивелир  в  корпус, щёлкнул  замком, скрепил  треногу. Затем  пополам  сложил  рейку, закрепил  её. Повесил  на  плечо  треногу  и  нивелир, рейку – под  мышку. – Полем  пойдём…  короче, --и, не  дожидаясь  согласия   мастера, шагнул  в  сторону  с  обочины.
    «Короче, так  короче», -- согласилась  мысленно  Лидия  Андреевна, стараясь  ступать  след  вслед.  Изредка  Давыдкин  щупал  ногой  обманчивый  наст, шёл  осторожно. Волочившаяся  за  ним  рейка  вскрывала  ослепительную  плотность  в  насте. А  в  звонкой  солнечной  тишине  кружилось  птичье  разноголосье, то  снижаясь, оглушая, то… снова  устремлялось  ввысь…  Стаи  кружили  и  кружили, расшивая  белизну  чёрным  бисером.
    -- Не  к  добру  мечутся, -- сказала  Лидия  Андреевна.
    -- Подморозит, -- отозвался  Давыдкин.
   …  И  птицы  не  ошиблись, и  Вася  оказался  прав. Ветер  разом  как-то  ошалел. Перегонял  низкие  свинцовые  тучи…  Завьюжило…  Колючий  снег  то  крутился   подраненным  волком, то  отрывался  от  седого  наста, угрожая  крылатым  вестникам  весны. Они  заметались, торопясь  к  лозинам. Раззвенелись  галки, сгоняемые  воронами  с облюбованных  веток. Птичий  галдёж  перекрывался  посвистом  начавшейся  позёмки. Прижималось  галчиное  племя  к  стволам, прижималось  неловко  и  сиротливо. И  лозины  словно  накрылись  ажурной  шалью, прихваченной  на  груди  неровно  пришитыми  «пуговицами»…

(продолжение  следует)
 
                Галина  Шелонникова
    Тула,
    апрель  1986 года,
    15  июня  2012 года

    Примеч. авт. – первая  публикация  рассказа  в  большом  сокращении  состоялась  в  областной  газете  "Молодой  коммунар"  (1986, Тула), затем  в  расширенном  варианте     --  в  книге  «Зерно  Духа – Центр  Жизни…», которая  является  второй  в  л.-х.  проекте  Галины  Шелонниковой  «Антология  «Новые  Имена  России» -- Тульский  регион»  (2003).
    Информация  о  книге:http://www.stihi.ru/2012/12/02/2463
    о  проекте  "Антология...": http://www.stihi.ru/2012/04/30/3633
    Впервые  рассказ  "Зарплата"  в  полном  объёме  издан  во  втором  томе  "Мать-и-Мачехи..." Аннотация:http://www.stihi.ru/2012/12/25/2422
    "Ложбинка" -- лирический  рассказ: http://www.stihi.ru/2013/01/04/2056
    Информация  о  Галине  Щелонниковой:
    http://www.stihi.ru/2012/02/17/1828