Киев. Восстание 1068 года
Полно…
Уязвит ли бог его убогий?
Половцы на Альте задали нам перцу,
Детки Ярославовы уносили ноги.
Славные законы дал князьям Распятый:
Тут, перед Софией, лобызались, плача, —
А во чистом поле брат родной за брата
Начал хорониться, в травы войско пряча.
Деда на Почайне пикою пырнули,
Загоняли в воду, волоком тащили…
Дед навесил крестик, а хвалил Перуна:
Батюшка Перун, он ратнику защита!
Роют землю кони дикие, лихие,
В черных малахаях щурятся кипчаки…
На посаде ропот — устоит ли Киев?
Ладным ополченьем этих повстречать бы!..
Изяслав недужил, вышел в куньей шубке,
Под крыльцом — варяги копьями в пупы нам:
«Что? Раздать оружье?! Эка — с князем шутки!
Мне ль крепить заставы смердами тупыми?..»
Нас боялся пуще половецкой рати…
Вече загудело, — все толпой хоробры:
«Вольным киевлянам, да молчать по-рабьи?!»
Мы тогда гульнули, потрясли хоромы…
Этакой потехи вам не знать, пожалуй:
По горе запретной разлились, как лава!
На столе великом при огне пожаров
Посадили править узника Всеслава.
Мог он серым волком пред людьми явиться,
Проскользнуть рыбешкой сквозь любые сети, –
Колдуны Христовы все же ядовиты.
Коль волхва такого заковали в цепи!
Изгнанный владыка понавел поляков;
Наш Всеслав ярился, да не принял битвы.
В пояс бил поклоны; отъезжая, плакал…
Колдуны Христовы все же ядовиты.
Что потом?
Дороги трупом застилали.
Нанятой дружиной выходы отрезав,
Сын христолюбивый, Мстислав Изяславич,
Руки сек по локоть, очи жег железом…
Как я жив, не знаю.
Подлинно в бреду был.
Все-таки припомнил дедовы заветы:
До зари в тумане подобрался к дубу,
Медом и мукою брызнул незаметно…
Есть у нас кузнец, болтливый, как сорока.
Говорит:
«Чего, мол, недоумков корчить?
Хоть хвали Сварога, хоть Илью-пророка, —
Князь тебе не брат, не сват,
а лютый коршун!..»
Может, ты, кузнец, умом и вправду светел, —
Вере заповедной не давай отпора!
За столом орешь,
а сам и слаб, и смертен.
Слабому на свете надобна опора.
Начало 80-х гг.
Свидетельство о публикации №113020806407