первый блин

(весна '12)

В стенах не видно, как смеркается.
писк в ушах, который, как считается,
тренирует слух.
Хотя, возможно, это просто слух.

Но то, что выпитый кофе открывает
пассивную структуры нервной ткани —
это факт. А вместе с ней
и память: прошлое становится сильней,

и тем более имеет сходство
с тенью, которая скрывает уродство.
Но, как ни скрывай ее, жуть
остается собой. И как ни повернуть

действительность настоящего,
она — есть прошлое в ящике.

* * *

Дни длятся медленнее, если их не проживать.
Весна похожа на грязь.
Если осенью больше ржавых оттенков
для полной картины, то март — это апокалипсис
для белого цвета.
Особенно ночью, когда
засыпают все бритвы
и мысль стремится стать молитвой.

Это не депрессия. Скорее,
это попытка, будучи не
частью развития общего или
отдельного, — это если ты индивид, — сопротивленье
весеннему мотиву,
который начат звуком кашля
по проглоченной слюне.

Добавь покрасневшие щеки — торжество
флегматиков,
плюс платки. Весна — это рождество
для лунатиков.

* * *

Я, даже не важно какое число и время и где, сижу.
Когда продастся дом и мы переедем, я скажу:
«Наконец-то море»,
и это будет банально, но горе
и все тому подобное,
— я верю, — в нем тонет: оно такое огромное,
и это только в масштабах, сравнимых мною глазом
с тем, чего я начитался, насмотрелся, но это все разом
станет не важно. Я буду маленьким перед
ним, я буду точкой в этой вселенной по имени берег.

Может быть, даже скорее всего,
по сравнению с квантовой физикой, например, море — это ничто,
но на этой планете
море, — я верю, — это единственное, что выглядит в реальности лучше, чем в интернете.

* * *

R.P.

Тогда, пусть разделенное участком,
в котором был я на цивили-
зации низине (в яме), часто
костяшками чтоб не остыли
пальцев виски потирал. Так вот,
тогда, когда в улыбку рот
твой сложенный откладывал на дно
все остальные цели, об одном
лишь оставляя мысль, я
не знал, что ты неизлечима.
Тогда, считая следствие причиной,
я верил, что тебя
смогу.