в мерзости и мраке семь дней Один пребывал...

в мерзости и мраке
семь
дней
Один пребывал.
рвались с цепей Регнарека
некормленные
добрые
псы -
плотью бога насыщаясь,
становясь от этого -
злей.

истинно говорю -
в период
смещения чаш весов,
шизофрении
часовых стрелок -
когда прошлый ты
от будущего себя,
будущего прошлым ты -
все еще пытаешьсь
узнать,
где она - смерть.
не беспокойся, не волнуйся,
не трать свои звезды зазря -
вот она -
и любое убийство тебе по плечам.
Одина смертный взор -
бывает и так,
что умирают боги
тяжелой долей -
твоя ноша.
когда гибнут боги -
и закона ома и ньютона -
пустая труха -
ты думаешь -
вот мои легкие -
но теперь можно
не дышать
не любить
не ждать.

на главных площадях ярятся костры -
в них горят
матери, вдовы, младенцы.
от крови умерших и запретных книг -
тебе все ярче,
ярче и злее.

ты не любил,
в тягостной, сладостной истоме не ломал руки -
холодом адским отравлен -
кричал и звал бесов.

веры ты не знал -
отдавай проповеди толпами
кровавым обрезом души -
вера твоя молчаливо
за плечами толпы щерилась.

так что души ткани,
сердца дорогие обрезы,
рук иступленные танцы,
все, что отмаливаешь
не отмолишь,
не отплачешь,
не отговоришь.

воля концлагеря,
воля крематория,
все, кто твоей волей там полыхал и мучался,
по настоящему - дышали.
а ты - мучался,
так и не умея выдохнуть.

Одина плоть рвали псы,
а он радовался.