Викабуляторная биомеханика черной розы

Мать, любовница и дочь.
Как знать ?
Лгать, корчится, ночь
шрамы латать,
прогоняя воспоминания прочь
не уставая ждать,
моя дьяволица —
моя заветная любовь,
чертовка многолицая
дурманные духи и кровь.

Демон переплетеный из плоти и стали
щипцами жуткого ужаса тянущий жилы,
заревом кварца черствые черты из под вуали
забыть не пожелаю ведь не в силах,

этой ночью гадкой пляски ласк мое ложе в безмолвном ожидании
вновь примчишся услыхав мой зов на дырявых крыльях,
чтобы окутать мою душу в тесный кокон гнета протяжных рыданий
отрадней даже младенцу на раскаленых вилах.

Пусть говорят, что храм страсти дух синтезом пустоты насыщает,
но и киборг с карявым личком под напевы смазливой флейты смотрится шикарной раной,
истинную музу лишь неутолимый голод закиснявелой алчностью вещает,
а засолившиеся циклом сытого постоянства из-за шторы давятся завистью к тирану.

О, чудовищно великолепная Лилит !!!
О, кинь свой взор бледных глазниц !!!
Как у ног твоих
младенец истерией вопить притих,
кровью поклоны ниц
зародыш стыда в пеленках позора — стих.

Изучение экскрементов
потустороних шлюх мое призвание,
изобретение компонентов
ублажения для мрзких мух … изваяние.

Мрачный червь болен тобой
под колыбель Луны тлея чернею,
красавица Лилит, мой покой
в жарких обьятиях только с нею,

ты так далека и непритсупна,
но знаю я один момент —
тогда ты станеш мне доступна,
когда проведу эксперимент,

эксперимент тот необычный
покрыт он ужасом и саваном могильным,
знует он только неприличность —
поцелуем серпа вечности любвиобильным,

зато потом мы вместе, вместе
изнемогая потом комком теста тресним.

Этой ночью ты моя фантазия нежности теплая
вскормленая молоком и кровью на сияние Луны сошла,
извиваясь в судорогах оргазма под пушистым тополем
мою душу в черные как смола волосы лентой вплела,

поводырем томления одиночества ремни,
крылья нагоняют порывы блудливого ветра и уныния кляпы,
безобразно склонившись блеском манят тени
к румяной упругости бедер и к ласкам в ледяные рептилии лапы,

ее тело архитектурный шедевр, идеал,
извивается надо мною ногая дьявольщина,
пока в роще дремы покой снискал
ешь рогатая, целуй, кусай, я твой мужчина,

сидя глыбой на груди, дыши
к совершенству жестикуляцией обольщения прельщай,
заглатывая осколок моей души
по себе языком дурман тоски нектаром слюней ростирай.

Извиваясь хвостами змеиного окаяния потные ляшки
с пылким желанием обьяли в бесячи тиски,
рвотным порывом подвывая моим движениям тяжким
и скрежжа орхидеей ласкала на своей груди соски,

фыркая дымом и косящей ухмылкой ехидства исподлобья
страсным ароматом трепета до изнеможения поила,
розрывала коготками дикого оргазма мозг в снежные хлопья
в ее паутине ледяных кудрей моя жизнь, моя могила,

у дьявола на попечении
моя прелестная девица,
словно воплем озарения
решила тайной поделится,

искреметных ласк азарт
дурманное влеченье,
удушье — извечный фарт
от нежных уст прикосновенье,

кровушка на белом зареве
блудница вострубила,
прекрасная в диком вареве
улыбка пузырица милая,

если не минуя, в щупальца
сладострастия попасть,
столкнет легонько пальцем
в пламя гиены эта страсть.

Знак ее присутствия рядом
угрюмостью наиликтризованая сфера,
напоив с чаши безвременья ядом
обернется в сухой ком глины вера,

узрев сию нагую красоту уже есть прокажон
и мне не скрыть искуство грязных желаний,
даже в аду, тот кто на крeсте копьем был поражон
взахлеб не смог здержать червивых тех признаний,

она безгранично прекрасна и кристально чиста
как на пурпурово-стекляном расcвете капля утреней росы,
порхает бабочкой радуги на поверхности холста
игольчатыми зубами улыбка детская и тугие косы вокруг талии осы,

фарфоровая кукла стальным жалом ревности
прижавшись пронзит на сквозь хрупкий хребет,
сердце набитое черной скорбью без жалости
заштопан колесованием на изнанку в ней свет,

кровавые когти впились под лопатки
и приводили в хаотичный экстаз шестерню мыслеформы,
густую тьму и ужас вдыхаю сладко,
в клочья смятая постель — обозленно комортный!!!

В тени плавного изгиба твоего крупа
стеку слезой к земле склепа сырой,
бархатная кожа, соль окачанелого трупа
я был и буду всегда только твой,

грозная владычица внеземных фантазий
зделай мое существо, поросшое камнем, живому чужим,
отвергнутая волчица, мать всей мрази,
дышу тобой, в купальне ада, сладострастия угарный дым,

дрожащей мелодией хриплой арфы голосовые связки
моему вожделению капризным шепотом зделают укол,
на глаза и рот вымоченые в уксусе из ее чулков повязки
подарят свободу хаоса и шикарного извращения произвол,

и выпрямит словно тетеву она стройную осанку гордо
шлейф ее искрящейся паутиной протянется с небес,
по изумрудной леснице надгробий шагать она будет долго
а на четвереньках по ее стопам в припрыжку крадется бес,

ослепнут все от зла прекрасного
и трепеща падут в болото пред нею ниц,
стон и боль от поцелуя страстного
печать взгляда искажения бледных глазниц,

и хоть ты опоздала на свиданье
задержавшись в ледяном дворце на 25 зим,
нахожу наслаждение в страданье
и хоть ты не ты, я в конце всегда один.

Ее золотые волосы
пылающие водопады кошмара,
на мне ноги босые
моего проклятья сладкая кара,

ветер играет ее распутным водопадом волос из гадюк
раскидывая скользкие кудри золота по плечам худым,
трава под босыми ногами — желанного сердца стук
тлеет яркой плесенью первородного, зазывая стать ногим,

и грязь в мыслях и грязь повсюду,
грязь обволакивает все мое ество,
по пакости превзошол царя Иуду
по гордости переплюнул хвастовство,

в бреду полусонном с дерзким ознобом
к твоей раскошной груди губами прильну,
осенней листвой за оскаленым гробом
забыть не в силах лишь тебя одну, -

красоту плотских утех
другая мне безразлична,
ненасытная — мой грех,
сладка и симпатична,

сочные формы приятные глазу
пульсирующей кровью потаскухи налиты,
реки пота — смазка движений экстаза
приподнятый ворот багряной палитры,

спьянею в жарких обьятиях ласки
на зеркальном ложе в вихрях дыма,
а уйдешь сцепит ореал мрачной тоски
в ледяной агонии на щеках инеем грима,

в темной комнате чертову бесиху похоти
воспламенив огарки кривых свеч призываю,
сонату извращений голодной плоти
отворив двери благовением сквозняка встречаю,

по потолку гадом ползи, ползи
спрыгни глыбой на измученое тело,
острая чешуя уже вблизи, вблизи
я глух и нем, наедайся мною смело.

Кропотливая работа
отвергнутых и падших,
прониклись заботой
о нищих душах наших,

собери в кашолку
всех кто неспособен,
больше будет толку
от тех кто полынью болен.