Пихт наваляло в озябшей тайге ветровалом

                Ф. Черепанову
Пихт наваляло в озябшей тайге ветровалом,
Будто бы кто-то прогладил жестокой рукой
Вольных ущелий, распадков, горючих увалов
Тёмно-зелёный  дремучий узор вековой.

Будто бы этот же кто-то схитрил и уложил
В саван безмолвья ноябрьских тусклых снегов
Богатыря, что за тысячу лет обезножил
И наконец-то уже покориться готов.

Как веретёшки стоймя по хребтам завихренья,
Так и срывают с лохматого неба кудель
И пеленают окрестности без промедленья.
Нету прочнее позёмистых этих петель!

Связаны, скованы отчие дали и горы.
Гонит со снегом песок с прииртышской степи,
Мелкий, нездешний, колючий, коварный, который
Исподтишка может даже тебя ослепить.

Он не задержится здесь, но, промчавшись, погубит,
Поиссечёт исполины, осыплет иглу.
Разве кочевник когда-нибудь горы полюбит?
Разве вживётся он в нашу таёжную глушь?

Пихты лежат, опираясь на хвойные лапы,
И согревают своим уходящим теплом
Стылый суглинок, в котором пока еще слабо,
Но зарождается поросль, чтобы потом

Между подснежников выбиться стеблем упругим,
Кистью игольчатой в синюю вешнюю высь.
И расцветёт, восстановится наша округа,
И возвратится в неё настоящая жизнь.