Точка Джи. Глава 5

Глава 5.

     Самые простые, незамысловатые, обыденные вещи непременно обретают экзотический, романтический, диковинный привкус необычайного – если заниматься ими в местах, скажем так, для того не предназначенных. Будь мы, например, бригадой горных спасателей, мы бы обязательно протащили в альпийский лагерь любимый музыкальный инструмент Петровича - скрипку. И это были бы минуты незабываемой, удивительной несуразности: когда ты, оказавшись на высоте пяти тысяч метров, среди голых безжизненных скал и снегов, где далеко под тобой валко поворачиваются, паря, тяжелые облака вдруг достаёшь миниатюрную лаковую скрипочку и постукиваешь по струнам обветренными, обмороженными пальцами...
     На Бали, где всё, что тебя окружает – от зданий, лиц, растений, красок и запахов – уже само по себе экзотика, совершенно сюрреалистично выглядел кусок вяленой щуки, привезенной Мишей Родиным из Москвы. Поначалу его хотели съесть с пивом, как полагается… В результате, даже не дождавшись ячменного холодного золота, обглодали, обсосали каждую малюсенькую косточку, закатывая глаза от блаженства.
     А потом наши дайверы – то есть, великолепная тройка в составе Анны, Андрея и Михаила укатила куда-то в порт, чтобы на стареньком круизном катерке проплыть километров сорок до того дивного места, где покоилась на дне океана затонувшая в ветхозаветные времена голландская шхуна… А Инна осталась в «Кератоне». И вот уже битых три часа она маятником слонялась по огромному помещению лобби-бара (единственному месту в отеле, где можно было поймать незримые волны интернета), то отвечая на 180 писем, пришедших на почту, то, устав сидеть в скрюченной позе за низким столиком, лениво фотографируя всё, на что натыкался взгляд: пальмы, резные скульптурки, смешные лица соотечественников и заносчиво-безобидные лица иностранных туристов. Последних, к слову, в «Кератоне» было меньше, чем земляков, и все они, как один, тоже дисциплинированно сидели в баре, пялясь в свои айфоны, айпады и ноутбуки…
     Легко опознав в Инне свою (нюх у нас, что ли на соотечественников), к ней подбежал паренек, лет восьми-девяти от роду.
- Скучаешь? – не особо церемонясь, спросил он.
- Ага. Ты кто?
- Антон. Из Киева. А ты?
- Инна. Москва.
- Москалька, значит?
- А ты что-то имеешь против?
- Та не… Это мамка с папкой всё про вашу оккупацию говорят, плюются, а мне – однофигственно.
- А мамке сколько лет?
- Тридцать один.
     Вот чего Инна никак не могла простить Ельцину и бывшим его соратникам по расчленению страны Советов, так это «потерянности» того самого поколения, к которому относится мама Антона. Те, кто перешагнул сорокапятилетний рубеж, прекрасно помнят, что жили мы в общем доме СССР дружно и никаких, собственно, претензий друг к другу не имели. Те, кому как Антону, еще нет десяти, тоже привыкают воспринимать мир адекватно: ну какие претензии у чужих людей друг к другу? Зато те, кому сейчас от двадцати до тридцати пяти всё кипятятся в бессмысленной ярости: то ли они украли, то ли у них украли, но обида и злость, точнее, «осадок» не дают им спокойно жить рядом с соседями…
- А шо это у вас за книга?
- Эта? Это о нашем путешествии в Индонезию семь лет назад.
- Ух ты! Можно позырить?
- Зырь. Можешь даже почитать….
     Антон уткнулся в книжку, Инна застучала по клавишам маленького компьютера.
- А можно спросить? – подал голос мальчик через час. – Какой смысл в этих ваших путешествиях? Вот если бы вы, там, на гору какую-то влезли, самую высокую, или на Северный Полюс и стали знаменитыми героями, то ладно… А так… Поехали к каким-то неграм..
- Папуасам..
- Ну, папуасам… Погостили у них. Это ж безопаснее, чем ночью в балку на Днепре сходить, где бомжи…
- Согласна. В наших приключениях нет ни пиратов, ни акул, ни разбойников. Но, понимаешь, дружок, все те страны, в которых мы бываем, все те люди, которых мы встречаем, живут в точке «здесь и сейчас». А завтра, вероятно, никаких людей на деревьях или в хижинах уже не будет. И в Папуасии, и в джунглях Африки всё станет похоже на Москву или Киев. Так что наши книги и путешествия - это последний шанс всё увидеть и описать в нетронутом цивилизацией виде… Хотя бы для таких пацанов, как ты. Чтобы вы знали, как оно было раньше.
- А наврать слабо?
- В каком смысле наврать?
- Ну, как в кино. Там же все врут, но всё равно интересно…
- Да уж, замечательная философия. Даже не знаю, что сказать.
- А ты подумай!
     Антон, слегка обидевшийся на слово «философия», которое он воспринял как ругательство, спрыгнул с кресла и убежал по каким-то своим, неотложным мальчишеским делам. Инна осталась сидеть, задумчиво прикрыв глаза рукой, так и не захлопнув книгу.Ну, с чем тут поспоришь? Ты выбрал делом жизни изучение осколков цивилизаций, ты считаешь правильным и нужным делиться этим сокровенным знанием с человечеством, с человеками… А потом какой-нибудь пострелёнок, вроде этого Антошки, скажет: «Зачем? Кому это надо? Есть американское кино и супер-герои, и динозавры, и прочие чудеса». Сегодня, прямо сейчас, прямо сию минуту интерес к истории, к литературе стремительно падает. Наши дети не привыкли засыпать с томиками Жюля Верна под подушкой. В лучшем случае они читают хрестоматии и комиксы. В худшем – играют в героев Жюля Верна в компьютере, даже не задумываясь о том, кем был «пра-пра-дедушка» их любимого квеста или стрелялки…
- Простите, мэм… - услышала она тихий голос.
Перед ней стоял пожилой и осанистый управляющий отеля «Кератон»:
- Вот это фото, мэм, в книге… Это ваш друг?
- Это? Ах, да! Это Миша Кравченко. Майкл. Мы были здесь, семь лет назад.
- О, мэм! Можно я вас обниму?! – рослый индонезиец прикоснулся рукой к плечу женщины. –  Боже, боже! Я же прекрасно помню вашу группу! Вас было так много! Вы приехали сюда как раз в тот год, когда я стал здесь директором. И этот парень, Майкл, всё время бил в наш гонг…
     Индонезиец засмеялся, да так, что слёзы выступили у него на глазах.
Еще не очень понимая, в чём дело, Инна вдруг почувствовала, что тоже начинает что-то припоминать… Что-то тревожно-радостное, что-то из самых-самых потаённых уголков души…  Мужчина легко вскочил с кресла и танцующей походкой устремился к бару. Через пару минут он вернулся с двумя бокалами свежего сока и продолжил рассказ:
     - Когда я стал здесь директором, то первым моим нововведением стал этот огромный гонг, который висит у входа в отель. Я решил, что в экстренных ситуациях с его помощью можно будет быстро созывать всех сотрудников. Территория у нас, сами видите, огромная. Так что не докричишься. А гонг слышат все. Но я и подумать не мог, что гонг привлечет к себе чье-то внимание. А ваш Майкл его нашел! И стал в него бить. Тут же прибежали все служащие…. Потом Майкл решил показать гонг кому-то из вашей группы, и мы снова собрались по тревоге. Когда он решил показать гонг пятому или десятому человеку, мне пришлось вмешаться… И хоть у нас не принято делать замечания гостям, я был вынужден…
     - Да-да! Теперь я тоже вспомнила. Миша нас звал к этому огромному гонгу, и мы все там фотографировались по очереди,- Инна улыбнулась.
     - Но я не в обиде. Ваш друг продемонстрировал мне, что идея с гонгом не самая правильная. И мы поступили проще: купили сотрудникам рации. А гонг с тех пор стали использовать для того, чтобы ударом в него салютовать появление нового гостя. Вы заметили?
    - Да, да..
    - А еще здесь заснула ваша подруга, помните?
    - Ну, конечно! Анечка Амелина! Она повесила на себя все венки из магнолий, которыми тут нас приветствовали и… провалилась в сон.
    - Ха-ха-ха! Помню-помню. Только это была не магнолия, а плюмерия, по-нашему – франжипани. Цветы франжипани, действительно, обладают слабым снотворным эффектом. Но когда их много, или когда у человека аллергия…
     - Помните, как мы переполошились? Мы носили нашу Анечку, словно спящую царевну, сажали в кресла, ставили на ноги, щипали и щекотали, а она все никак не могла проснуться…
     - Да уж, хлопот вы мне доставили тогда уйму… Как я мог предположить, что франжипани окажется столь коварной? Аромат этих цветов напоминает запах жасмина, цитрусовых, гардений и специй и мы часто его используем во всяких ритуальных церемониях…
    - Но вы на нас не в обиде?
    - Что вы! Вы были нашими первыми русскими гостями и с вашей легкой руки отель стал немыслимо популярен именно в России. Так что спасибо вам!
    - Это вам спасибо!
     Мужчина снова поднялся и кивнул головой в сторону книги:
     - А вы мне не подарите?
     - С удовольствием!
     - Передавайте Майклу привет! Пусть приезжает обязательно!

     Инна почувствовала, что рука, выводящая автограф, предательски задрожала, а на глаза навернулись слёзы.
- Я передам… Обязательно! – прошептала она, - Эй, Мишань, ты слышишь нас? Тебя тут помнят и ждут… Ты залетай к ним с небес сюда иногда, ладно? Погремишь, если что в гонг…

     Словно в ответ на слова приятельницы, гонг у главного входа оглушительно загремел, а от стойки портье раздалось очень знакомое, такое долгожданное:
- Добрый день! Как мне увидеть Инну Могилеву?
- Мора!!!!!!!!!!!! – завопила женщина и со всех ног припустила навстречу маленькому, немножко смешному, похожему на Кролика из «Винни-Пуха» человеку в очках и кепке с надписью «Мебельные фабрики 8 Марта».
     Друзья обнялись, (при этом щуплый индонезиец почти утонул в добродушных, медвежьих   объятиях своей крупной русской приятельницы), и одновременно расплакались.
- Я всё знаю про Мишу, - шмыгнул носом Мора, - прими мои самые искренние соболезнования.
Прерывая поток слёз, гонг загудел снова и, повторяя, в точности картину минутной давности, под гулкими сводами «Кератона» раздалось:
- Как нам увидеть Инну Могилеву?
     Друзья обернулись. У стойки рецепции стояла колоритная троица. Лица самого высокого парня мы пока не видели – он стоял спиной. Зато улыбчивое лицо его спутника, с прищуренными, посаженными чуть наискосок, словно у гюрзы, глазами и радостную широкую улыбку девушки мы рассмотрели сразу.
- Саша, Вика! Мы здесь!
     Теперь обернулся и третий мужчина. С простодушного открытого лица смотрели с извечным мужицким лукавством ярко-голубые, как бирюзовые шарики, глаза. Физиономия у парня была невероятно благообразной – но отчего-то сразу верилось, что с любой коварной коброй этот симпатяга-змеелов справится играючи, словно бы нехотя, изображая всеми морщинками печаль и тягостную необходимость поскорее покончить со столь неприятным делом. Это был третий серпентолог – Владимир.
Когда со знакомством и приветствиями было покончено, а вся честная компания расположилась за столом, ожидая возвращения Михаила, Петровича и Ани, разговор сам собой зашел о планах на следующие дни. Правда, любопытную Могилеву, которая впервые вот так, запросто, общалась со змееловами, людьми априори отважными и безрассудными, не оставляло желание побеседовать именно об их профессии:
     - Сань, Володя, Вика, это ж какую храбрость нужно иметь, чтобы идти на ядовитейшую тварь практически с голыми руками.
     - Змейки не твари, а самые замечательные существа, - ласково, но твердо произнес Александр. При этом интонации его голоса чем-то неуловимо напоминали интонации профессора Дроздова. – А храбрость… Позволю себе процитировать Монтеня: «Храбрости, как и другим добродетелям, положен известный предел, преступив который, начинаешь склоняться к пороку. Вот почему она может увлечь всякого, недостаточно хорошо знающего ее границы, – а установить их с точностью, действительно, нелегко – к безрассудству, упрямству и безумствам всякого рода». Говоря проще, убивать и вообще вступать в драку со змеёй следует только тогда, когда это действительно необходимо. Теоремочка – проще пареной репы. Трудность тут в осуществлении ее на практике: поди вычисли, когда возникает н а с т о я щ а я необходимость.
     - Ты, Инн, не поверишь, но мы змей не ловим…  Мы их просто ищем и изучаем, - вмешался Володя. – А рассмотрев, сфотографировав, запомнив как следует – мы наших ядовитых красавиц отпускаем. И пока особо страшных или опасных ситуаций у нас почти не было. Вот у вас работа опасней. Вы всегда идете в неизвестность…
     - Да это не работа, - хобби!
     - Не важно… Расскажи, как оно там было, когда первый раз к папуасам пошли? И что это вообще за край такой – Ириан-Джая.
     - Сейчас Ириан из соображений толерантности называют Западное Папуа.. Но не в этом суть. Новая Гвинея – это абсолютно иной мир. Деревень в тех местах почти нет. Чтобы попасть в более-менее цивилизованные места (где на тысячу квадратных километров приходится аж пара-тройка населенных пунктов и энное количество лагерей миссионеров), придется отмахать по джунглям километров триста. Это если стартовать из Вамены. Можно управиться за неделю – если не зарядят дожди, да если удалось подобрать перед стартом ИДЕАЛЬНУЮ обувь. Километров триста строго на юг, еще километров сто по тем самым «цивилизованным местам», – району Янирумы, Вонгомало или Декая и будет самый настоящий рай для этнографа – люди, живущие на деревьях. Словом, комбаи и короваи  – стратегическая цель, мечта и земля обетованная. Теперь – помехи и препятствия...  Их много. Главная – отсутствие запаса времени. Оптимизма ради следует сразу надеяться на самое худшее, так гораздо легче...
- А вы туда самолетом добирались?
- В прошлый раз – да. В этот – не знаю, как будет.
- А может было бы правильнее на лодке? В крайнем случае к ней всегда можно вернуться.
- К лодке вернуться не получится, - Инна улыбнулась, - И не потому, что её на прежнем месте может уже не оказаться. Просто-напросто все водные пути для короткой вылазки бесполезны – течение всех без исключения тамошних рек направлено на юг, а все племена живут на восток и на запад.
- Нет-нет, Инна, есть исключения! – вмешался Мора, - Я узнал! Там есть одна «секретная» река, о которой знают местные, и на ее берегах тоже есть и комбаи и короваи. Правда, больше всего там асматов.
- А как там ориентироваться? По компасу? – спросила Вика, на счету которой была уже не одна экспедиция, правда, не в столь дикие и дремучие места.
- Компас желателен, но обойтись можно и без него. А вот без проводника – никак! И без ножа, кстати, пусть плохонького, тоже не обойтись – самый скверный ножичек открывает массу возможностей….

     В этот момент, прерывая интересный разговор, гонг загудел снова и в холл ввалилась наша троица – нанырявшиеся, обгоревшие на солнце (и как только умудрились при тотальной пасмурности), но со счастливыми лицами  Петрович, Аня и Михаил.
- Привет всей честной компании! – басовито хохотнул прозаик Родин. – А ну-ка, заказывайте шампанское!
- За встречу?
- За встречу выпьем за ужином, в ресторане. А сейчас у нас Анютка будет проходить обряд посвящения в дайверы!
     Миша выдернул из рюкзака запотевшую маску для подводного плавания и до краёв наполнил её шипучим напитком:
- Ну, что, красавица, с первым тебя погружением! Пей до дна.
     У Ани было страшно деловое, до смешного, лицо. Она, не чванясь, выпила шампанское, слизнула капельки с резинового края «рюмки» и тут же уселась в сторонку заполнять личный дневник погружений, старательно вписывая в него все детали сегодняшнего дайва.
- Ох, как знакомо! – хохотнул Петрович. – Были когда-то и мы рысаками, правда, Миша?
    
     Через пять минут все уже беззаботно болтали и складывалось полное ощущение того, что наша команда знакома не какие-то полчаса, а много-много лет. И с Морой мы словно и не расставались. И с Володей и Сашей протопали десятки километров. А Вика, заботливо предлагающая всем влажные салфетки для дезинфекции рук, казалось, всегда присутствовала в наших экспедициях. Наверное, это и называется «родством по духу».

     Переждав очередной ливень, мы пешком направились вдоль берега океана, чтобы подыскать какой-нибудь простенький ресторанчик для ужина, а там, за поеданием всяческих морских деликатесов, обсудить программу действий на ближайшие три дня. Ведь впереди нас ждал легендарный остров Флорес!
     Да простит нас Мора, житель славного острова Бали, но этот популярный у россиян курорт, мы рассматривали только как необходимый перевалочный пункт перед началом основных приключений и не собирались здесь задерживаться дольше одного дня.
     - А вот и зря! – не поддержал нас Мора. – Бали – изумительный остров. И хоть сам я по происхождению суматранец, но влюбился в эту землю навсегда. Знаете ли Вы, например, что в конце марта, только здесь, на острове Бали, традиционно отмечается хиндуистский праздник — День тишины. Индонезийцы верят, что в этот день для нечистой силы открыта дверь в мир людей, и духи под руку с демонами без зазрения совести творят свои черные дела. Опасаясь демонов, мы проводим этот день дома, в полной тишине, пытаясь свести вероятность встречи с нечистью на нет. Улицы населенных пунктов пустеют, в городах на это время отключают уличное освещение, практически не работает транспорт, а единственный аэропорт острова в этот день закрыт. Многие туристические компании предупреждают туристов, что в этот день им, скорее всего, не удастся выйти из отеля, так как полиция попросит их вернуться обратно.
     - Эх, вот бы мне попасть в этот день сюда с Могилевой, - притворно вздохнул Петрович. – То-то бы счастье было! И жена вроде рядом, и тишина….
     - А еще Бали, по мнению знатоков, - продолжил Мора серьезно, - это родина самых красивых рисовых террас в мире. Запомните название – Джатилувих! Там эти террасы особенно бесподобны. Кроме того, мы еще в прошлый раз собирались съездить с вами к Ганинг Кави, но так и не съездили.
     - Ганинг Кави? - остановилась Инна, - Напомни мне, что это?
     - Ганинг Кави является одним из наиболее древних памятников острова Бали. Составлен он из 10 фигур, высеченных в скале, которые находятся в семиметровых нишах. А пройдя вдоль рисовых полей, можно очутиться у еще одной статуи, которая находится примерно километром южнее. В легендах рассказывается, будто этот ансамбль их статуй высек за одну ночь своими когтями великий и могущественный дракон Кебо Ива. Выдвигается также теория, что весь этот комплекс посвящен королю Анаку Вангсу, его женам и любовницам. И только 11 статуя королевскому министру.
     - Да уж… Если бы дракон решил выскоблить такой памятник в нашей столице, то у него бы получилось наоборот. Одна статуя короля и пятьсот пятьдесят пять статуй его министров, - хохотнул Миша Родин.
   
     За разговорами, шутками, прибаутками мы не заметили, как наступил вечер. Завтра нам предстояло улетать самым ранним рейсом на Флорес. Правда наши змееловы должны были прилететь на день позже. Они случайно приобрели билеты другой авиакомпании. И \это было печально. Потому что за несколько часов, проведенных вместе, все уже сдружились так, что расставаться никому не хотелось.


     Ночью в Москву полетело новое письмо:
     «Ксюль! Получила от тебя письмо, где ты сообщаешь о том, что простудилась. Эй, ты там держись, дружище! Здесь на Бали, в нашем отеле есть специальный Будда - исполнитель желаний. Я вчера ему долго терла третий глаз, чтобы ты поправилась. Уверена, ты это почувствовала и сегодня болячка начнет отступать! Мы его тебе сфоткаем, он и на обложку книги пойдет в память о тебе (точнее, в знак любви к тебе), и у тебя будет в виде фото, чтобы ты ему тоже могла тереть этот третий глаз! Вчера, по приезду, Аня спросила: «А на Бали наводнения бывают?».  Мы посмеялись. Но зря. Ночью оно было. В отеле повыворачивало деревья с корнем. ... Кстати, хотела тебе написать слова поддержки в ФБ и поздравления с Рождеством всем одноклубникам, но фейсбук считает меня иностранной шпионкой и не дает ничего писать в статусе. Так что потерпим до возвращения. Мы тоже всех помним и всех любим.... Хотя кто б знал, как тяжко сейчас мне быть в этом отеле. Тут помнят всё: и нашу группу, и уснувшую сном Спящей Красавицы Аньку Амелину, и Мишуню, с его гонгом, по которому ему страшно нравилось колотить, созывая по тревоге весь персонал отеля ... Я даже нашла надпись на двери 221 номера про то, что «этот номер навечно абонирован Таней Зуевой и Анной Амелиной для друзей» (это так я опробовала новый несмывающийся маркер в той, первой экспедиции). Поскольку совести мне хватило, и я ее сделала в самом низу двери, индонезийцы не стали ее закрашивать... А еще тут помнят нашу Олю Третьякову, которая просила «приблизить океан».... То ли мы оказались «странными», а то ли у служащих память феноменальная, но они нас узнали даже спустя семь лет. И сегодня все, начиная с директора, подходят с обнимашками. И светло и грустно, до слез....»