Роза упала на лапу Азора
С железной волею поэт
Решил убить себя стилетом,
Не много было ему лет,
Болел, но мог прожить еще до лета
Не видел смысла умножать
Свои, жены своей страданья,
Решил он жизнь свою отдать
Как добровольное закланье.
Но как-то сник он в суете,
Зачем - то кинулся к стилету,
Хотя без мук, по простоте
Здесь обращаться к пистолету.
Он с тайной сладостной поплыл,
Наметил план прощанья с веком,
В нем ангел кротости уж был,
Не совместимый с человеком,
Который, полюбив поля,
Писал стихи, в земле копался,
В судах чужие тополя
Расставить по законам брался
Судьба неверная была,
Бросала махом на колени,
Порой душила и врала
И не до барской было лени
Но он достиг, к чему стремился,
Указ Царя, он на коне,
Уж лучше бы от жизни скрылся ,
На горло наступив судьбе.
Но тут он сник, захлопнул двери
Жестока жизнь, но как всегда,
Зачем же падать на колени?
Земная жизнь так хороша!
Он мог писать о правдах жизни,
Их озареньем осветить,
В бокал шампанского хоть брызни,
Не сможешь ты так покорить!
Он без глаголов обольщенья
Создал движенье живых роз,
А в статике его есть пенье,
И соловьи, блеянья коз
И шепот, робких чьих дыханий,
Струи у сонного ручья,
И перлы фетовских страданий,
И ткани слов из серебра
Как Пушкин в «чудные мгновенья»,
Ты утром встань и уходи,
Припомнив Фета наставленье
«На заре ты ее не буди»
Знаменитые творенья
Из понятных слов, простых,
Есть другие составленья
Слов душевных, не пустых
«Я пришел к тебе с приветом
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало»
Было в Фете два начала,
Два ведущие штриха,
Одно в жизни - для причала,
А другое - для стиха
Он, конечно, был мудренный
И совсем уж не простой,
Хоть в России был рожденный,
Но в Германии он свой
Его мать краса - еврейка
Была Беккера Шарлотт,
А отец, как канарейка,
Немец Карл Петер Фёт
И была она в сностях
Уж носила в чреве Фета,
В то же время на страстях
Стала русской Лизаветой
Из Парижа к ним в Дармштадт
Русский ротмистр примчался
Ему каждый был бы рад,
За любовь не стал он драться.
Просто девушку купил
У бедняги адвоката,
Вместе с «приданным» возил
По дорогам супостата
Как помещик был богат,
И женился на ней сразу,
Народить детей был рад,
Защищал всегда от сглазу
Много позже все стряслось,
Афанасий когда вырос,
Анонимный был донос,
Что хотели, то и сбылось
Потерял сословный сан,
И по отчиму фамилию
Был изгоем наречен
И смешали его с пылью
Он тогда решил служить
В русской армии карьерно
Чтобы с нею получить
Вновь дворянство беспредельно
Чтоб дворянство возвратить,
И наследное богатство,
По шинкам вино не пить,
Лишь царю служить исправно
В то же время полюбил
Он редчайшую натуру -
Машу Лазиц поразил,
Не простую там фигуру
Музыкальный был талант
Ференц Лист ее приметил,
Ну а Фет ее как бант
Поносил и не приветил
По его расчетам ей
Не хватало лишь богатства,
И он пел, как соловей,
И любил ее без чванства
Поступилась та собой
И сожгла себя живою,
Он же бился головой,
Но не встретился с такою.
Убежал тогда в Москву,
Погубив ее таланты,
Приобрел лишь боль, тоску
Потерял свои бриллианты,
Ведь она его любовь
И была его звездою
Для стихов она как кровь,
Не в ладах он был с собой
И склонился головой,
Взял жену, что по богаче,
Не мешаться чтоб с толпой,
Поступить не смог иначе.
Жену также полюбил,
К долгой жизни путь не ложный,
Машу Лазич не забыл,
Ангел был не осторожный.
Брат жены известный был
Критик и поклонник В.П.Боткин
Никогда не разлюбил,
Фет с его оценок соткан.
Другой брат болезни знал,
Не простая тоже птица,
Ведь народ его признал,
В его честь в Москве больница
Наконец, его был сын
Врач царя, семейный лекарь,
Был расстрелян, чтоб простыл,
А Свердлов иль Ленин пекарь
Но вернемся к лебеде,
К Фету бедного кончине,
Не бывало б той беде,
По известной всем причине
Сумашествий целый стог
В их роду не на копейку,
Брата два с ума сошли,
Мать красавица-еврейка,
И сестра его лечилась
Приходил, чтоб навещать,
А она ума лишилась,
Перестала узнавать
И над ним угроза висла,
Занесен Дамоклов меч,
Жизнь такая ненавистна
И решил себя он сечь
За минуту до стилета
Диктовал секретарю,
Послесловие поэта:
«К неизбежному иду»
Не ошибся, был он точен,
Ведь он немец по отцу,
Смерть - спасение пророчил,
Не сдаваться же ему!
Ну а жизнь - она удалась,
Он промчался на коне,
Были счастье и усталость,
Незабудки в целине,
Деловая жизнь и зрелость,
Золото великих слов,
Безподобная умелость,
И с природой полный сков.
Правду жизни не пускал
Он в стихи весьма умело,
Тем гордился, не страдал,
Уберег он их от тлена
Пусть искусственно писал,
Пусть возвышенно-елейно,
Но при этом достигал
В восприятьях цель мгновенно
Смысл стихов не умалял,
Но главнейшим ставил пенье,
Словно запахи цветам,
Сообщал предназначенье
Восприятию служить,
Даже может быть иллюзью,
Повседневность побеждать,
Как гниенье лютой стужью
Для стихов таких века
Не возникнут как преграда,
Ведь ласкают, как всегда,
Для людей одна отрада
Прочитай их в штиль от бурь,
Станешь снова окрыленным,
И с глазами из глазурь,
Звездным небом окрапленным
С ними ты посмотришь в мир,
На любое сотворенье,
Будет для тебя, как пир,
Божество и обновленье
Фет и жизнь свою творил,
Будто был Пигмалионом,
Он стихи отожествлял
С Галатеей нежным тоном
И мне кажется он есть,
Не почил тем зимним утром,
Скоро будет о нем весть
Хоть корабликом нам утлым
Ему сан уж ни к чему,
А любовь живою будет,
В новый стих его войдет,
И дурное в нас остудит.
Свидетельство о публикации №113020302667