Я так боюсь, что ты промочишь ноги

Мне пожелать бы солнца, всем огнём
взбурлившего весенние потоки,
чтоб день ключом вскипал, но дело в том, -
я так боюсь, что ты промочишь ноги!

О, тихое желание весны!
Нет, здесь не бедность и ещё не старость.
И всё же годы... Сквозняки страшны,
а ты одна, что у меня осталось.

Не запьянеть до буйства, не рвануть
от этой верности, почти острожной.
Пусть жизнь безумствует, но как-нибудь
с тобою остаётся осторожной.

И взвинченного времени поток
пусть лик твой не помнёт, как долгий праздник,
а лёгкой пеной побелит висок...
Что дым смахнуть, нам седину закрасить.

Но наплывают - аж до слёз! - клубы,
не те, что от вечерней сигареты,
а те, что от пожарища судьбы -
за жар былой, что требуют к ответу.


* * *

Солнечный август безветренный,
трав штилевые моря.
Бродит тропинкою фетровой
тихая радость моя.

Вот ты идёшь босоногою,
стопы лаская пыльцой...
Сам себе сердце растрогаю,
как ты ни хмурься лицом.

Знаю: ты щуришься в нежности -
солнце, щекотка виной -
неразглядим я в безбрежности
света, что брызжет за мной.

Метры всего расстояния,
что от тебя до меня...
Встань же со мной под сияние
неповторимого дня!



* * *


Не допусти нас, Боже, к балансиру
меж неких чаш, висящих в небесах!..
Моя душа жестокой станет к миру,
коль жизнь любимой будет на весах.

Могу я быть не хаосом раздавлен,
а пустотою после всех забот.
Есть в мире дом, что равен мирозданью -
там жизнь моя и смерть моя живёт.

Решай, Господь. Но тяжести утраты
раба земного выбрать не проси,
не искушай ослепшего - проклятый,
он белый свет собъёт с его оси.

И в миг страданья он не содрогнётся
в безумной воле всё перевернуть
и променять бессмыслнное солнце
на тихий пламень, согревавший грудь.