Ведуница

Право! Славная судьба – православная:
Быть рабой – так уж Его, Изначального.
***
Женщина с холодными руками
И душою, мертвенно холодной,
Шла походкой, лёгкой и свободной.
Нет! Не ураган и не цунами –
Женщина с холодными глазами.
Даже если рядом проживала,
Даже если мужем называла, -
Никогда твоею не была…
Нет! Она нисколько не лгала:
В ней, холодной, не было тепла.
1.
Вызываю у крыльца удалого молодца.
Словом, делом зазываю и любовью замыкаю:
Не у церкви золочёной, у калиточки кручёной –
Выкликаю молодца у заветного крыльца!
Чтобы мысли – обо мне. Все пути вели ко мне,
Рабе божией… Аминь! Выходи и не отринь!
2.
Наливное яблочко – данью за иконку.
Из хоромов – за порог! Три раза негромко
Говорю на ветер: «Мил-дружок ответит,
Пока сохнет яблочко на заветной полочке.
Пресвятая Дева, Матушка Благая,
Мил-дружок неверный пусть по мне вздыхает,
Рабу божию… Аминь! Чаще вспоминает.
Чтобы сох он и скучал, чтоб иных забот не знал,
Как по мне в тоске-кручине горевать да изнывать,
Да во всякую минуту сна и продыха не знать!
Рабу божию… Аминь! Никогда не забывать!»
3.
Погляжу я на луну, трижды рот перекрестив,
Да тихонечко шепну, сон любовный напустив:
«Насылаю на тебя, Раба Божия… Аминь!
Сон волшебный про меня, Рабу Божию… Аминь!
Сон любовный – на тебя!
Сон альковный – про меня!»
4.
Распылю крупицами махонькую маковку
На одёжу милого, чтоб другая всякая –
Мелкая да серая – мне измен не делала.
Даже та, что грудь имеет, пусть передо мной мелеет, -
Рабой божией…Аминь! Воротись, и не отринь!
5.
Тридцать три весёлых птахи ко столу-столу слетались,
Тридцать три весёлых птахи чудо-зёрнами питались.
Ели, пили, говорили, всё исправно изложили:
«Есть и пить… Аминь! Раб Божий!
Во чужом саду негоже!
За чужим столом да из белых рук
Не бери еду-питие, Сам Друг,
Ни у младой молодухи,
Ни у старенькой старухи,
Ни у чёрной, ни у белой,
Ни у рыжей-пышнотелой …
Ешь и пей у меня одной,
Со своей женой, Божией рабой…»
6.
Я поставлю оберег на Сам Друга – имярек…
Чтоб его не прикормили, не споили, не отбили:
Я мясную пеночку – ложкой – на тарелочку…
Плоти-вареву бурлить, никогда живой не быть!
Так и мужа (имярек) моего не прикормить
Ни сырым и ни варёным,
И ни сладким, ни солёным…
С кружки-рюмки не поить,
С ложки-чашки не кормить!
Шёпотом да заговором Имярек не погубить!
Плоть, кипи да выкипай, зло собака пожирай!
Дело моё верное, слово моё крепкое!
До поры, пока собака соловьём не запоёт,
Ни ведун, ни ведуница слов моих не перебьёт!
7.
Положу катушечку на могилку девицы
С именем-прозваньицем, что "сама имаю"!
Ты прости меня, Господь, за такие действия:
На три дня в ногах усопшей нитку оставляю.

Пришиваю пугову на одёжу другову,
Пришиваю молодца до смертельного венца!
Как на поле на зелёном – полынь луговая,
Как на поле на зелёном та полынь сухая,
Горькая, как тоска, твердая, как доска!
Пришиваю молодца до могильного конца
Тою горькою тоской, тою гробовой доской –
Раба Божия… Аминь!
К себе, Божией Рабе…
8.
Наймите, купите во славу Бесчестья
Фантомы свиданий. Зовите невестой
Гулящую девку, лоретку, блудницу!
Возможно, кокотка – причудливый жест,
Публичность жеманницы в лицах!
Таков ли, безумец, твой сужденный крест:
Фекально-брутальная жрица!
Всё было не то, все были не те:
Взаимности несообразность,
Содом и Гоморра. Всё было – вертеп,
Продажной любви безотказность.
9.
«Ози! Озов! Озио!» – заклинаю Змея!
Оземь гряну! Озиа! Жалуюсь, жалея:
Живо, живо истекло время суховея.
Ози! Воду ознобя, зимы тяжелеют!
Озираю, ознобясь, жижу Ойкумены.
Златовласку Змеелов бросил откровенно.
Заскользила, Озио! Отжурчала, Ози!
Зимородок, водный блюз, почивает в бозе.
Больно падать не боюсь: розы на морозе
И кораллы на снегу – при любом прогнозе.
Миновала миражи, марево Морганы:
Изливается, мозжит временнАя  рана.
Ози! Озов! Озио! – Миллион проклятий!
Для укушенных тобой нет противоядий.