Жизнь моя, как осенний листочек. Роман 1-22

 Жизнь моя, как осенний листочек.

Роман
Глава 1. «Алмаз, бриллиант иль просто камень»
Часть 22. «Бутон нежно-розовой страсти»



   Он ушёл. Я долго ещё не ложилась спать. Сидела в кухне и ощу-
щала теплоту его ласки. Что было не так? Может, он заметил мою
страсть к нему или же был пьян, а может, он просто проверял меня
– насколько ближе он мог ко мне подойти. Мысли путались у меня в
голове, то поднимали, то спускали вниз так, что я, наверное, постес-
няюсь посмотреть ему завтра в глаза. Я взяла книгу, тем более что
было много задано прочесть по литературе, но ни одной строчки не
прочла, так мне боязно, но в то же время так приятны его поцелуи.
У меня горела грудь, к которой он недавно прикасался. Я пошла в
ванную посмотреть. На ней был заметен след поцелуя, отражённый
маленькой розовой полоской в виде маленьких губ, которые он мне
оставил, чтобы вспоминать его всю ночь. Я побрела в постель. Се-
стры не было дома, и я развалилась, но не смогла уснуть. Мне было
стыдно. Ночью во сне я боролась с ним, он меня продолжал цело-
вать. Меня окутало возбуждение – как будто бы всё происходило на-
яву. Всю ночь я крутилась, потом утром, а когда проснулась, никого
уже не было дома. Решила ещё поспать, потому что не выспалась, но
тут услышала стук в дверь. Звонок у нас, как всегда, не работал, и я
подумала, что вернулись братья.
      А это был Ашот. Я очень удивилась его утреннему визиту. Сто-
яла, опешив, в ночной рубашке перед ним. Мои волосы, вьющиеся
от природы, были завитушками подняты наверх и не расчёсаны. Он
посмотрел на меня растерянно и только добавил, что должен пойти
на работу в вечернюю смену и решил утром ещё раз увидеть меня.
Он посчитал, что вчера со мной не поговорил и не слышал моего от-
вета. Как ни в чём не бывало, он попросил меня одеться, хотя через
тоненькую рубашку и отражения солнца он полностью мог видеть
обнажённую фигуру. Рубашка на мне была розового цвета, капро-
новая с маленькими цветочками на груди. Её привезла для себя се-
стра, когда работала, но, заметив, что мне нравится рубашка, она
подарила её мне. Рубашка была до пола и блестела, как подвенечное
платье. Заметив его сдержанность (он даже на метр близко ко мне
не подошёл), я побрела в ванную комнату, закрыла дверь, быстро
выкупалась, оделась и минут через пятнадцать уже была около него.
Предложила ему чай. Он отказался, сказав, что завтракал. Усадил
меня на кровать, так как у нас не было дивана. Сел рядом. Он обнял
меня, притянул поближе к себе и стал оправдываться, извиняться
передо мной за вчерашнее... Говорил, что произошла ошибка, что у
него серьёзные намерения, поэтому он не допустит больше ничего
подобного. Он так извинялся, что мне стало его жалко. Ашот, видно,
думал, что я обиделась на него из-за того, что он тронул и цело-
вал мою грудь. Я любила его, а когда любишь, ты просто хочешь
полностью отдаться этому человеку. Я смотрела на него, ничего не
говоря, а он меня осыпал поцелуями, как ребёнка. Потом поцелуи
стали страстными, он ласкал ими мою шею, оголённые руки и ноги.
Он меня возбуждал настолько, что у меня были ответные страстные
поцелуи, о которых он мне только потом сказал. Не знаю, сколько
времени мы так просидели в обнимку, целуясь, но ему надо было
уходить на работу. Он с трудом оторвался от меня и выбежал из на-
шей квартиры.
       Я не знала, что мне делать. Так и не выспавшись, возбуждён-
ная поцелуями, легла спать в одежде. Я лежала и не могла заснуть.
Вспомнила, что мы должны пойти к бабушке Кате в гости в воскре-
сенье. Должна ли ей рассказать о своей любви, что люблю его и хочу
быть с ним? Мысли путались в голове. Я вспомнила тех людей, кото-
рые были у бабушки в прошлый раз. Конечно же, я замечала раньше,
чем она занимается, но была мала, чтобы понять суть происходя-
щего. А сейчас я была рада за неё, что она приносит пользу людям,
и как на глазах меняются люди, которые к ней приходят. Катерина
стала как будто бы ими жить, ведь у неё самой была очень трудная
судьба: первый муж погиб на фронте во время войны, своих детей у
них не было, а когда погиб старший брат на фронте и его жена, то
они разделили детей и баба Катя взяла на воспитание Ивана, племян-
ника, а сестру Ивана, её тоже звали Катериной, взяла на воспитание
тётка со стороны матери, которая до сих пор живёт в Ростовской об-
ласти на хуторе, где я и родилась и откуда весь наш род. Второй муж
её, Гаврил, был хорошим, но, как я поняла, он имел там тоже семью
и четверых детей. Однажды, когда он поехал навестить своих детей,
застал жену с любовником и зарубил его шашкой. За это был по-
сажен в тюрьму, где сидел очень долго, а баба Катя долго ездила к
нему, возила передачи. Там он, видно, не выдержал тяжёлой работы
на шахтах и умер. Так она осталась одна и всю свою любовь пере-
несла на нас, четверых детей.
     Время шло, мы становились уже большими, и все были со свои-
ми понятиями. Бабушка часто мне говорила – мол, за вас, девочек, я
не переживаю, я только боюсь за мальчиков, так как они везде бродят
и их могут обидеть. Но братья мои были крепкими, и скорее они
могли бы обидеть кого-нибудь. Она мне часто рассказывала о нашей
Родине, о законах казачьей общины, о нашей родной бабушке, ма-
тери отца, которая была левшой и её тоже звали Катериной, что она
была расстреляна немцами во время войны. Но самое главное – она
постепенно стала рассказывать мне о белой магии, которой она за-
нималась. Бабушка Катя рассказывала, как всё село, хутор, станица,
даже из города приезжали к ней. Она многим помогала молитвами,
это переходит по наследству, и только младшая в семье сможет об-
ладать белой магией. Она должна обязательно иметь светлые глаза.
Со стороны отца у всех были голубовато-серые глаза. Карие глаза
моей матери передались нам. Мы были все кареглазыми. Мои глаза
медового цвета янтаря переливались. Однажды бабушка сказала, что
когда умрёт, то сила её магии перейдёт ко мне. «Учи молитвы», – ска-
зала она и дала мне большую тетрадь, где не её почерком были за-
писаны молитвы. Писать она не умела и даже подписывалась, когда
работала, тремя крестами. Позднее я её всё же научила читать и пи-
сать. Мне было смешно, когда она выводила свою фамилию по пер-
вому мужу «Балахнина», хотя несколько раз говорила мне, что у нас
есть на хуторе родня по фамилии Пономарёвы, одна из них работает
там в карьере кассиром. Зачем она мне такие подробности говорила,
не знаю, но всё врезалось в мою память. Мои мысли скакали, опять
перешли к Ашоту: я не понимала его, то он целует страстно, то сдер-
живает себя. Что он хотел этим сказать, не знаю. На следующий день
я всё-таки решила поехать к бабушке Кате. Мне хотелось рассказать
ей правду, посоветоваться, как мне поступать, пока он был на работе.
Бабушка Катя, увидев меня, сказала, что ждала. А я в слезах бро-
силась к ней на плечо. Она была маленького роста, а я была почти на
голову выше. Бабушка заварила чай с ромашкой, которую собирала
сама, усадила меня на высокую железную кровать, где я не раз си-
дела в детстве, проваливаясь вечно на взбитой перине. Она начала
первой, сказав, что знает причину моего беспокойства, и, успокоив,
сказала: «Не печалься. Он тебя любит и будет твой». Меня так об-
радовали её слова, что я расцеловала бабушку Катю. Затем я уснула,
укрывшись её белым оренбургским пуховым платком, которым она
прикрыла мои ноги. Проснувшись, я быстро выбежала на трамвай-
ную остановку.
     Уже темнело. Через час я добралась до дома. Подойдя к двери,
я тихонько постучала. Дома опять никого не было. Открыла дверь,
вошла, сразу переоделась, такая привычка осталась у меня на всю
жизнь, уселась на большой подоконник и стала смотреть на улицу.
Сердце моё успокоилось. Я знала, что бабушка Катя говорит правду,
тем более, что я должна его показать ей на следующее воскресенье.
Оставалось несколько дней, а Ашот продолжал работать по вечерам.
Утром, как майское солнце, приходил ко мне, а я, зная, что он при-
ходит рано, соответственно уже и вставала пораньше и была готова
к встрече с ним. Больше он меня не заставал в рубашке. Да и не хо-
тел – он меня охранял, как хрустальную нежную вазу, боясь, чтобы
стекло не треснуло, одаряя всё больше пылкими поцелуями. От воз-
буждения у меня часто болела голова, не знаю, а он часто закрывался
в туалетной, чтобы освежиться, потому что я стала замечать, как и он
сгорает от страсти. Его нежные поцелуи были всегда в пределах до-
зволенного. Он никогда больше не трогал мою грудь. Но и несмотря
на это, я так раздражалась, что желания иногда могли перейти черту
дозволенного. Мысли проносились в моей голове, и я сдерживала
себя, покрываясь как бы гусиной кожей. Это меня пугало, но стоило
мне успокоиться, как всё становилось на свои места... Только когда
Ашот возвращался снова, поцелуи и ласки моего оголённого тела,
даже колен и рук, возбуждали во мне страсть, от которой я не могла
уже избавиться. Я его любила!
      «Как хорошо, что он у меня есть!» – часто думала я. Ашот при-
ходил каждый день. Он хотел видеть меня чаще. Было видно, что ему
тоже нравятся мои поцелуи. Он целовал меня нежно, страстно. Мне
хватало воспоминаний на целый день. По субботам он не работал и
меня пригласил к себе домой. Я провела одна весь вечер пятницы и
с нетерпением ждала субботы, готовилась. Я стала перебирать гар-
дероб моей сестры в поисках красивого платья, она мне разрешала,
но тут заметила платье мамы и решила его примерить. Мама была
моего роста, но в груди и талии шире, но его можно было подвязать
красивым поясом. Звонок в дверь. Я стою в розовом шифоновом пла-
тье с бархатными листочками...



Продолжение романа  http://www.proza.ru/2011/04/08/258
Начало главы №1          http://proza.ru/2011/03/16/208

2011

 

© Copyright: Нина Галустян, 2011
Свидетельство о публикации №211040601743
http://www.proza.ru/2011/04/06/1743