Н. Г. Малахов Пластическая операция

      Я сошёл с креста.        Закурил.
       – Перерыв полчаса, – сделал отмашку режиссёр и, тяжело ступая, подошёл ко мне. – Что с тобой, Паша? Ты чем вчера занимался?
       Я выпустил через уголок губ тонкую струю дыма и ответил вопросом:
       – Лёва, ты меня зачем на фильм позвал? Я пятого статиста старательно изображаю, а ты делаешь вид, что ничего не происходит. Когда мне главную роль вернёшь?
       Обвислые щёки Трушина дёрнулись от нервного тика, и он снова поднял мегафон:
      – Всем спасибо. На сегодня съёмки закончены.
      Подождав, пока недовольный гул съёмочной группы утихнет, он предложил:
      – Поехали в трактир?
      Я флегматично кивнул:
      – Поехали. Только мне ещё нужно сделать звонок.
      – Конечно, – Лёва понимающе похлопал меня по плечу. – Жду в машине.
      Лев Трушин учился вместе со мной в щукинском институте, только на два курса старше. Подружились мы сразу и надолго. Наши капустники до сих пор вспоминают с уважительной улыбкой. За последние пятнадцать лет Лёва снял десятка два кинокартин, в двух из них со мной в главной роли. Но вот в этом фильме, «Ершалаимская гроза», с самого начала я не смог принять режиссёрского видения роли…
      Я зевнул, достал мобильный телефон и набрал Дашин номер. Даша – массажист и моя любовница.
      – Салют, рыбка. Как у тебя с загруженностью? На меня время найдёшь?
      – Ой, Пашенька, – обрадовалась Даша, – какой разговор! Хоть сейчас подъезжай.
      Я напустил важности:
     – Рыбка, сейчас никак не могу – срочные переговоры. А вот через пару часов с удовольствием лягу под твои нежные пальчики…

     Лёва, по обыкновению, выбрал ресторан «Наташа». Сев за свободный столик, он стал возбуждённо оправдываться:
     – Пойми правильно, Паша, как мне сейчас не просто. После тебя уже двоих актёров на главную роль поменял. Бюджет фильма весь в дырах и трещит по швам. Не готов ты ещё, чтоб тебе вернуть роль. В принципе, я не держу. Насколько знаю, Гершин с распростёртыми объятиями ждёт – сценарий под тебя написан.
      Я пододвинул пепельницу и достал сигарету:
      – Ты смеёшься? Чернышевский, наверняка, перевернулся в гробу, узнав, что из его «Что делать?» бездарно состряпали эротический водевиль, а Рахметову тенями глаза подвели. Я не собираюсь со дна рейтинговой ямы вытаскивать этот бред.
      Трушин однозначно развёл ладони в сторону и повернул голову к подошедшему официанту:
       – Обычный аперитивчик, любезный.
      «Любезный» поклонился и отошёл, а Лёва нервно забарабанил пальцами по столику:
      – Не Гершин, так кто-нибудь другой… Я не могу, вернее, не намерен вытирать психологические сопли каждому. Надёжные, проверенные ребята с лауреатским прошлым за плечами, и вдруг все враз поддались суеверию. И ведь понимают, что если нам закроют госзаказ, то неустойку придётся отрабатывать гершинским способом…
      Вновь возле столика появился «любезный» с двумя рюмками коньяку и нарезанным лимоном.
      – …Я же не сверхъестественного требую – забыть про свой чёртов опыт и сыграть будничное состояние. Словно ты не на кресте распят, а пиво с друзьями на берегу озера под раков распиваешь.
      Я раздражённо сломал в пепельнице прикуренную сигарету и достал следующую:
      – Может быть, дело не в фильме и не моей роли? Думаешь, не знаю, почему ты облюбовал ресторан с таким названием? Пойми, наконец, Наташа не собиралась замуж ни за меня, ни за тебя! Тем более, её больше нет, и давно пора позабыть ту глупую историю. А ты спиваешься. Из-за этого твои последние фильмы никуда не годятся. Считаешь, что сможешь вернуть внимание зрителей библейской темой?
      Трушин побагровел и хлопнул ладонью по столешнице:
      – Не нужно мне об этом напоминать. И пью я совершенно по другой причине. И на роль эту нужен мне именно Павел Рыков, а никто другой. А ты даже разбойника не можешь показать, и в главной роли заартачился сразу.
      Я отставил рюмку:
      – Твой замысел, Лёва, мне понятен. Ну, не смог я инфантильно «ковырять в носу» перед Понтием Пилатом, в то время как внутри всё бурлит и восстаёт против такой трактовки. Не обессудь, дружище, что-то расхотелось пить. Пойду настраиваться на завтрашний кадр.
      – Даше привет, – угрюмо буркнул режиссёр вдогонку и опрокинул в себя содержимое обеих рюмок.

      До гостиницы я дошёл пешком. Порывистый майский ветер налетал и трепал волосы, словно привлекал внимание к чему-то важному. Но важным для меня сейчас являлся отнюдь не весенний антураж. И дело даже не в Лёве с его оригинальным режиссёрским апломбом. И даже не в истории с его бывшей девушкой, которую он застал в моих объятиях. Заноза сидела во мне. Жуирский пыл с годами остывал.  Планов на дальнейшею жизнь не рождалось. Профессиональный стержень так же был надломлен, словно я, как Паганини, отыграл свой концерт, не начав его. Приглашения на роли поступали регулярно, а перспектив для себя я уже не видел. Входя в номер, я всё-таки встряхнулся: не рановато ли размяк? Сейчас приму душ – и к Даше. Мобильный телефон завибрировал и взорвался знакомой мелодией.
      Лена.
      – Здравствуй, Паша. Как ты?
      Мы познакомились пять лет назад, и почти сразу поженились. Поженились, не представляя, какие проблемы нам предстоит обрушить друг на друга. Я много работал и усталость после очередной роли снимал по холостяцкой привычке: подхватывал под ручку какую-нибудь поклонницу со смазливой мордашкой и расслаблялся с ней. Я не воспринимал это как измену жене – способ снять стресс, не более. Однако Лена придерживалась другого мнения. Устраивала скандалы, грозилась бросить, жаловалась на ситуацию своим подругам. Вот они и насоветовали. Первая её измена была из мести. Как ни странно, но я не встревожился: утешит самолюбие и успокоится. Не успокоилась. Более того, ей встретился Влад Северов, подающий надежды молодой художник. В тот день, когда Трушин предложил последнюю роль, Лена объявила, что любит Влада и уходит жить к нему. Я не стал её отговаривать, только попросил дождаться меня со съёмок. Лена согласилась…
      – Паша, – повторила она по телефону. – Ты меня слышишь? С тобой всё в порядке?
      – Да, лапуля, всё в норме, – отозвался я. – Моя работа закончилась, на днях вылетаю домой.
      – Это замечательно, – голос жены был, как прежде, нежным и завораживающим. – Я долго думала, и приняла решение – остаюсь с тобой!
      Какой бы глубокой ни была чаша судьбы, но и она однажды переполняется. Причём, не важно, какой заряд несёт последняя капля. Я отлично представлял, какими мотивами руководствовалась Лена при окончательном выборе. Внутреннее беспокойство, преследовавшее последние месяцы, наконец, обрело плоть. Мне не нужны больше: ни благородная жалость жены, ни притворное участие Лёвы, ни многое другое…
      – Поздно, Лена, – ответил я спокойно и равнодушно. – Безразлично, к Владу уйдёшь или к кому другому. Мне ты не нужна.
       Я нажал отбой. Лена перезвонила, но я сбросил. Вновь перезвонила, и вновь сбросил. «Если ещё раз позвонит, отключу телефон». Но следующий звонок был от Даши:
      – Пашенька, ты где? Я уже заждалась.
      Я вздохнул: ну, что ж, ампутировать, так ампутировать.
      – Извини, рыбка, изменились обстоятельства. Я сегодня не приду.
      – Как жалко! А когда?
      – Никогда!
      – Пашенька, не пугай так. Если не можешь, давай, сама приеду.
      – Не нужно приезжать. И меня не жди. И вообще, ты мне надоела.
      – Какая же ты сволочь, Рыков! Может, объяснишь, что происходит?
      Я выключил телефон.
      Я ли это сейчас был? Посмотрел на свои руки – они не даже не дрожали. Подошёл к зеркалу – даже улыбка была равнодушной. Нити прошлого оборваны, осталось сделать последний штрих. Завтра добьюсь от Трушина возвращения главной роли, а затем демонстративно покину съёмки…

      Новый день не всегда несёт в себе новое. Да и, существует ли оно, это новое? Чаще всего, проявляется настоящая, разбуженная обстоятельствами, сущность. Во всяком случае, будущее наступает независимо от перемен. Я поймал условный знак режиссёра, медленно повернул голову и с отрешённой беспечностью произнёс:
      – Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твоё.
      – Стоп, снято! – раскатился через рупор зычный голос Трушина. – Через два часа сцена с Левием Матфеем. А завтра начинаем альтернативную съёмку с Рыковым в главной роли.
      Тяжесть сковала тело. Сойти с креста  помогли помощник режиссёра и второй оператор. Трушин, прерывисто дыша, подбежал ко мне и знаками показал, чтоб нас оставили вдвоём:
      – Паша, ты не перестаёшь меня удивлять. Сколько времени я добивался от тебя подобного типажа. Чем ты там таким с Дашей занимался?
      Я вынул из заднего кармана полупустую пачку сигарет, потом решительно смял и отбросил в сторону:
      – Вчера я был один. Сделал себе пластическую операцию.
      – Это как? – ошарашено спросил Лёва.
      – Удалил душу.
      Бывший друг недоумённо смотрел мне в глаза, одновременно соображая, не поторопился ли он с объявлением альтернативной съёмки.