Размышлялки счастливого дурака

Прекрасные дрова



Оглядываться, без тоски и ревности
к тем, у кого ещё не перья, пух.
Слова признанья в нежности, не вслух,
на тонком языке воспоминания,
который попирает расстояния –
над вечностью раскрытый парашют.
Умение увидеть в повседневности
крупицы счастья – мудростью зовут.

Житейский ум куда скромней бумажного,
заслуженно сомненьям подлежит.
У памяти иные рубежи,
рефрен её – «сколь суетно, сколь скоро!»
Она терзает, но даёт опору,
а также, – импульс к диалогу душ.
По пустякам не растранжирить важного,
сумев постичь, где истинность, где чушь,

вот – цель.  Она почти недостижимая,
как тень, что не поймать, не укротить
и не расстаться, вечно по пути.
Искать намёк взаимопонимания,
себе и прочим лгать, ведь обещания –
ни что иное, лишь слова, слова.
Отсюда и печаль непостижимая –
для творчества прекрасные дрова…




Дурень



Не удивляюсь и почти не трушу,
два этих чувства – об руку рука.
Могу пустить слезу от пустяка,
иль рассмеяться.  Дурень!  Знамо дело.
Пишу стихи.  Врачи латают тело,
а я, пусть иногда, врачую душу,

не оттого, что выскочка.  Отнюдь.
Всего лишь способ выживать на свете.
(Так просят свет оставить на ночь дети).
Одним – вино, другим – иное зелье,
и то и это – шаткий мост в похмелье.
А я беру с собой стишата в путь.

Так птица прячет ужас под крыло.
А будет ли спасение?  Не важно.
Моё крыло – покорный лист бумажный,
подставленный под жгущие слова.
Конечно – дурень!  Что же тут скрывать?
Но, всё же, несказанно повезло

найти лазейку.  Я готов делиться,
поскольку, – дурень.  Щедр и открыт,
хотя, жестоко, многократно бит,
всё продолжаю стихо-прегрешенье.
Порою, обретаю утешенье.
Когда я вижу, как меняет лица

особый свет, идущий от строки,
мне делается сладко и тревожно.
Я к вам иду по слогу, осторожно.
И не протрет несу, но зеркала,
из сопереживаний, не стекла.
И счастлив, записавшись в дураки…