Шельма

   ( На диком заброшенном кладбище я увидела  фотографию прекрасного юноши. Я увидела её тогда, когда мне совсем было некого любить. Тогда, как и сейчас. И, разглядывая надгробье, вспомнила: "Бог шельму метит" . То бишь, любить мне не дано, как бы не хотелось любить хоть кого-нибудь!:)) И родилась эта фантасмагория...   

        Путая космы болезных елей и клочья
        Шерсти ворсистой, облезлой, в которой ночами
        Гнезда свивают цикады и жучье отродье,
        Вся фосфорическая, с зельцевыми зрачками
        Скребётся в заманчивость кладбища ШЕЛЬМА.
        Столбики дыма на ложах могильных
        Лижут ей морду.
        До нежной плешивости на боках
        Всю вылизали.
        И вылезли
        Кошки, на ржавых крестах покачиваясь,
        Шельму в своем восседании изображая.
        Вялые души вяло стучатся в надгробья,
        Сморщенным ликом в столбики дыма ныряют,
        Воя несносно. И улетают, не досягая
        Тела.

        ШЕЛЬМА

        К тени корявого камня тихо прибегла.

        ШЕЛЬМА - изгнанница в жизни и потустороннем -
        Встала на задние лапы и землю отвергла,
        Морду в луну окунула,
        Лизнула долгую, сонно ползущую жидкость,
        Медленно обтекающую листву
        Капельками валерианы.
        Глаза, как шары бильярда,
        В гнездышки век закатила,
        Закинула лапы за спину
        И шерсть на себе рванула,
        И шкуру раздвинула,
        Будто себя открыла,
        И в девичьей стати высветилась,
        И поплыла по могилам, как высвободилась
        Из себя.

        ШЕЛЬМА
        Шкуру собачью зарыла под камень
        И саженками, и рывками заполонила могилы
        Статной магической девой
        С воплями;
        - Бог, помоги мне!
        Но шкуру зарыла под камнем,
        Как вещее доказательство
        О том, что она - ШЕЛЬМА.
        О том, что она - ЖИВАЯ.
        О том, что средь тьмы могильной
        Она - все равно СУЩЕСТВО!
        Дева, одетая в алое,
        Кровь свою в ткань обратившая,
        Легкую, как в гранатовом зернышке
        Небо.

        ШЕЛЬМА,
        Язык собачий забывшая,
        Не воющая от одиночества;
        Не скрежет клыков и не рыканье,
        Из пасти - одна немота.
        ШЕЛЬМА,
        Людей отлюбившая,
        В алом, покусанная домами,
        Дворами потоптанная, дверями забитая,
        Корнями деревьев взрыхленная,
        Идет по курортам кладбища,
        Но заняты все места.
        - Господи, день меня, день меня!
        В дерево обрати! Душу возьми!
        В травы ушастые вдень меня!
        В тень меня измеси!
        Разве сердца Шельм
        В небе не так хороши?
        В пень меня, в пень меня
        Вбей меня! Вбей меня!
        Выправи! Или совсем раскроши
        По небу, по суху,
        Перемешай с порохом
        Мертвенно-бледной пыльцы...

        Боярышник равномерно, шуршит
        Над каменной плиткой - змеей подколодною.
        Хромой и кривой, он потряхивает
        Ягодами потусторонними:
        - Все места заняты
        И на земле, и на небе,
        И даже на кладбище.
        Все, везде и повсюду - закуплено Заранее
        Предусмотрительными,
Вампирически талантливыми АДМИНИСТРАТОРАМИ...

        В похмельном шиповнике
        Бок свой ободранный из-под плиты поднимая,
        Словно монахиня,
        Встала на лунный фундамент часовенка.
        Встала, как гриб, из-под толщи земли
        Выросла.
        Землю крестом, как смычком отзвучавшим, вырыла.

        ШЕЛЬМА
        Уставила бледное девичье рыло
        В часовню:
        - Дай мне все страхи твои,
        Чтобы сердце завыло и вывалилось,
        Как стакан поминальный разбился,
        Упав со скамейки.
        Дай мне все страхи твои, чтоб сумела
        Собакой и девой
        Взвыть и понять, что живу, в себе исчезая...
        - Хочешь?
        Часовня, монахиня в чёрном,
        Клобук на себе крутанула
        И подолом завернула фундамента старые ноги.
        - Хочешь, несчастная Шельма,
        В себе запираясь, погибнуть?
        Хочешь? Так помогу я!
        Чёрный подрясник разрезал могилу тугую,
        Стебли крапивы пошли, гремя позвонками,
        Клетки грудные в могильных цветах распустились,
        Ямы глазниц оголили могильные ямы.
        Ангелы грузно скрипели скелетами  крыльев:
        - Что тебе надо?
        Потопом они закружились,
        Круто воронка костей уходила в землю,
        В землю вонзалась и вновь прошибала небо,
        Пылью по лунной пыльце рассыпались когти.
        - Что тебе надо?...

        ШЕЛЬМА
        С крапивы подол подняла алый,
        Сделала шаг навстречу гремящему кругу,
        К скелету крыла дотянулась и –
 на колени Пала:
        - Сделай родней меня, Дьявол!
        Бог меня взять не хочет,
        Ангелы отворотились:
        Крест, как постылый кочет,
        На бугорке вырос.
        Крыльев остовы его задрожали и –
 в землю.
        Скелеты вокруг затряслись и отпрыгнули в сторону:
        - Дьявол, спаси нас! Спаси нас от эдакой Шельмы!
        Дай хоть на свете другом отдохнуть от страданий,
        Дай хоть в потустороннем
        Мощами свободно тряхнуть!
        Сгинуло все. И помятые листья крапивы,
        В алый подол вплетаясь
        И прорастая сквозь вялую пыльную ткань,
        Выскреблись в свет, озарились...
        Качнулись кресты, как будто в себе забылись,
        Собственный путь над собою перечеркнув.

        ШЕЛЬМА
        Вокруг оглянулась.
        На каждой надгробной табличке
        Ей приговором в лицо полыхнуло:
        "ЖИТЬ!"
        Тут бузина гладкий камень один отворила,
        Стертую фотографию поворачивая на свет.
        Листвой  повела по глазам и глаза оживила.
        По фотографии бегал их чёрный след -
        Юноши лик, пренебрегая своею могилой,
        Глаза свои выпустил,
        Как в земле задохнувшийся свет.

        ШЕЛЬМА
        Глаза с фотографии подхватила,
        К ней слезы вернулись,
        И голос вернулся, и вой...
        ШЕЛЬМА в усопшего с первого взгляда влюбилась:
        Когда-то живущий - такой невозможно живой!

        ШЕЛЬМА
        Сняла фотографию с битого камня,
        Так осторожно, как солнце снимают с неба,
        Так осторожно, как трогают стебли осоки,
        Так осторожно, как раму меняют картине,
        Так осторожно, когда уже поздно бояться,
        Но по привычке ладони сжимает страх.
        Она, от крестов отползая,
        Душу в травы вонзая,
        Тихо пошла на локтях.
        - Есть что любить. Нашла я!
        Нашла, чтобы дальше жить.
        Чтобы карабкаться, обдирая шерсть,
        Но показывая лишь алые волны платья,
        Чтобы морду свою собачью
        Прятать в живое лицо,
        Чтобы в линиях тонкой руки
        Скрывать избитую лапу
        И ямы черных глазниц прятать
        Под ясным зрачком.
        Чтоб в страшном пронзительном крике:
        "Я - ШЕЛЬМА!"
        Слышалось миру нежное, выстраданное
        "Я - ЛЮБЛЮ!"