Весна

 
За несколько дней, как-то незаметно и быстро, небо набухло влагой, стало серым и тяжёлым на взгляд, и поблёкшим небесам уже не хватало места там, в высоте, и они лениво и сумрачно провисали над землёй.
Утро и вечер стали похожи между собой и печальны своей неопределённостью. Всё тускнело в странной полутьме, и только обыденные заботы помогали разобраться, что сейчас – вечер или утро.
Все желания, как свет и тьма, существовали в полсилы и сам Виль, глядя на навесной календарь, удивлялся, что уже неделю, как март, и не охотно, скорее, по привычке выдирал очередной лист, означающий своей суровой цифрой ещё один бездарно прожитый день. Потом спросонок принимался делать зарядку и, лениво обозначив несколько движений, бросал эту затею, шлёпал босыми ногами в ванну, а глотнув крепкого чая, выходил на работу. Шёл он окружным путём, чтобы привести себя в порядок, восполнив недостаток движений, и, поглазев в пути по сторонам, хоть немного освежиться новыми впечатлениями. Конечно,  он не мог объяснить, почему он выбирает длинный путь, а не идёт прямо в гору по шатким деревянным ступеням и радуется своему нелепому маршруту, когда прямо из-за поворота на него выезжает приземистая лошадка с пепельной гривой, а на санках восседает растрепанный возница с багровым и невозмущённым лицом. Виль оглядывался на огромный завод, подковой обнявший город, на его разноцветные дымки в невысоком небе, потом озирал ярусы многоэтажных домов, и опять восхищался невзрачной лошадкой, так ходко бежавшей под невозмутимым взглядом своего хозяина.
И он увидел, как, порозовев, уплотнились мочки её ушей, а затылок напрягся, как будто ком волос потяжелел и вот-вот рассыпится от  собственной тяжести и. он, испугавшись этого - шагнул к ней ближе, и что-то выговорилось в его душе помимо тех слов, которые он толи произнёс, а толи пережил молча. А она, будто почувствовав его состояние, обернулась на его зов, неожиданно за несколько мгновений опавшим лицом, где только полыхали глаза и резче обозначились губы. Кровь медленно отливала от её лица, и оно стало нечеловечески бледным, почти сравнявшись с влажным блеском зубов. И он внезапно замолчал и, будто опомнившись в испуге, вдруг увидел её глаза и ничего больше. На большее не хватало ни сил, ни умения, ни смелости. И он пошёл на них, как в детских снах, когда запросто с замирающим сердцем он мог взлететь в небеса. И по этим глазам, не видя ничего больше, он нашёл её губы, шею и руки, и не целовал их, а как будто дышал ими. Где-то высоко багрово и гулко вместо солнца  билось его сердце, а сам он то проваливался во тьму, а то зажмуривал до боли глаза, давя веками закипающие слёзы, от нестерпимо яркой вспышки и чувствовал всем своим существом какая у ней прохладная и добрая кожа.
А сил хватило только на вздох, на жизнь и на счастье, а до смерти было невозможно далеко и даже не верилось в реальность будущего, так как само прошлое, скопившись, рвало все воздвигнутые плотины и несло его в жадных объятиях, как этот черёмуховый цвет и дрожащая родинка на её ключице. 

*****