Запах нового года

   
В нашем городе самый настоящий снег и, когда мне приходилось жить подолгу в чужих краях, я всегда скучал по нему. Мне не хватало его медлительной важности, вечернего посвёркиванья под ногами, тишины и покоя, которые приходили вместе с огромными мохнатыми снежинками во время затяжных снегопадов. Казалось, что эти снежинки незримой нитью привязаны к небу и поэтому не падают, а медленно кружатся вокруг своей оси.
В детстве я любил ловить их на варежку и подробно рассматривать хрупкие хитрые сочленения  кристалликов и мельчайшие блики света - на миниатюрных гранях. Я знал о снеге всё - даже его вкус. И до сих пор помню то чувство восхищения, похожее  на испуг. Я подолгу вглядывался в них, и каждая снежинка казалась мне живым существом, и чувство, похожее на испуг овладевало мной.  Я медленно, поднимая голову,  падал в пухлый сугроб и кружился вместе с мохнатыми звёздами. Растревоженный, я нагонял ребят, и мы шли делать «солдатиков». Выбирали самые чистые сугробы и падали навзничь в пухлые снега. И опять мне было одиноко и неуютно от загадочного неба и от мохнатых звёзд. Кружилась голова и мне казалось, что я улетаю в неведомое бесконечное пространство. Я быстро и неловко вставал и мои «солдатики» были неудачными, так как лишними движениями губил чёткость силуэта. Потом мы выбирали самого аккуратного «солдатика», и его обладатель отпечатка становился нашим командиром. Мы шли на штурм снежной крепости, прыгали с высоких стаек в глубокие сугробы. Или, подложив под себя фанерку, лихо скатывались с обледенелой горки. Скорость была нешуточной – свистело в ушах, и встречные снежинки, колко ударялись в лицо. Риск и азарт были в нашей крови, и чем сильнее был мороз, тем энергичнее мы. Редко, кто из нас вышел из детских зим без травм. Лыжи и сани, сложные маршруты с метровыми «маханками» – как мы называли свои «трамплинчики», поощряли нашу тягу к лихости и риску. (За все зимы - Вовка Соколов сломал ногу, Витька Кириллов - ключицу, а я - распорол щеку лыжной палкой). Но всё на нас заживало и мы оставались прежними, даже радовались, что во время лечения не ходили в школу. И всё же не эти печальные происшествия хочется мне вспоминать. Ведь, в конце концов - не это определяло очарование наших детских зим, а самым главным  в них был – запах нового года. Этот праздник подходил исподволь, (ожидание и приход Нового года - самым главным в них было во всём детстве).
Я до сих пор помню его запах и. это еле ощутимое восполнение всегда заставляет меня поразиться собственному возрасту. Новый год, как мы тебя ждали  в детстве! Сначала ты приходил, как ожидание первых зимних каникул, а потом начинал осуществляться вместе с появлением отца, который улыбался в дверях и осторожно держал в руках свёрнутую и связанную верёвкой ёлочку. С этих пор праздник вершился воочию, и то, что раньше витало в воздухе и дразнило воображение, уже по-хозяйски ступало на порог. Отныне мы жили в сказке. Под крики восторга ёлочку освобождали от пут и она, расправив ветви, начинала оттаивать и капли медленно стукались в пол. Если ёлочка была кривовата на один бок, что при уральских ветрах, не редкость, её поправляли, пересаживали ветви с густой стороны на редкую, а затем насадив на крестовину, опускали в таз с водой и начинали наряжать. Открывался заветный и самый нижний ящик в нашем комоде, и тогда запах игрушек, из папье-маше и серебристого стекла, ещё больше подчёркивал запах хвои, и ёлочка становилась всё наряднее и желанней. Мы бежали к соседям и звали их посмотреть на нашу ёлку, а вечером долго не могли уснуть и всё посматривали на мерцающие игрушки, на смутно-белеющую по веткам вату – и все сказочные персонажи оживали в памяти, и казалось, собрались под ёлку на пришедший наконец-то праздник. А предпраздничный следующий день всегда был исполнен ещё большей радости и суеты. Даже птицы были наряднее и энергичней, они часто перелетали с места на место и ловили на клюв сияющие снежинки. Днём  мы играли на улице, но то и дело забегали в дом, чтобы взглянуть на нашу ёлку и ещё раз порадоваться и похвастаться перед другими, ведь, привыкнуть к ней было выше наших сил. Отец крутил мясорубку  и терпеливо выпрашивал у матери ещё одну рюмочку  для настроения, а мать со  своей сестрой вяло, и лениво поругивали его, но, в конце концов, сдавались. И отец, если выходной и праздник совпадали, был вдвойне весел и счастлив  этим. Постепенно собирались гости, и в нашей маленькой комнате становилось всё шумнее и жарче. Запевались песни, и его ноги в шерстяных носках торчали выше бельевой верёвки. Почему-то я так ярко помню эту верёвку и его ноги, как будто всё совершилось только вчера. Женщины лепили пельмени и выносили на холод. Мужчины становились всё неспокойнее, часто выходили покурить, глаза их посверкивали, лица краснели, а разгорячённые тела пахли чем-то тревожным и далёким. Они подходили к нам – с сестрой и братом, - ерошили волосы, подкидывали детей под самый потолок и дарили конфеты. Это было приятно, но нас безотчётно тянуло к женщинам. У них руки были другими не жесткими, а мягкими и глаза не сверкали, а становились, всё глубже, таинственней и добрее и движения спокойней. В конце концов, нас кормили и укладывали пораньше спать. Но мне было от этого очень обидно, как будто от меня скрывают какую-то тайну и не дают насладиться праздником в той мере, как это могут они – взрослые. Я безутешно думал  о том времени, когда я стану большим. Но на самом горьком месте поднимал на руки отец. Говорил какие-то весёлые непонятные слова, целовал меня пьяными губами и на упрёки матери отвечал, что я всё равно не сплю. А мне было хорошо  от их сияющих глаз, молодости и праздничной жизни. И всё вокруг шумело и буйствовало от радости вокруг. Дядя Линар зачем-то выходил на кухню и вставал на руки. Его ноги в серых шерстяных носках торчали гораздо выше бельевой верёвки. И это удивление осталось тоже праздничным воспоминанием. Его подвижное голубоглазое лицо смеялось от своей силы и молодости.  Я быстро уставал от непонятного веселья взрослых, и засыпал на руках отца, но и сквозь сон ещё долго звучали их возгласы, и песни, сверкали красные лица, и улыбались женские глаза. Утром я просыпался и обнаруживал под подушкой бумажный пакет и кричал,  что ночью у нас в гостях  был Дед Мороз. А вокруг разливался благоуханный запах  Нового года, который всё затмевал и уже не хватало дыханья для слов, когда из кулька на белую простынь выкатывался ослепительно оранжевый апельсин, и как огромное солнце, заполнял собой весь мир. Утро лучилось морозным узором в окне, повторялось в улыбке мамы и отзывалось возгласом сестрёнки. Праздник наступал, и на глаза навёртывались слёзы от огромной и всепоглощающей любви. Я ничего еще не понимал, но был счастлив. А через много лет, когда я покупаю своему ребёнку апельсины, я радуюсь, что их так много, но мне и печально, от того  что мой праздник не повторится для него. И может он не поймёт, как я был счастлив, когда раз в году - на дне бумажного кулька, находил этот золотистый образ детства - запах Нового года.

*****