Ева Карат Рассказы

Пламенная
     История моей героини началась высоко в Кавказских горах и, возможно, если бы она  продолжалась в тех же горах, то жизнь героини протекала бы мирно и до глубокой старости. Но судьба, а вернее кармические узы, накладывая свою печать, находят свою жертву где угодно. Если бы Иван знал, какая судьбоносная встреча  ожидает его в России, то он  далеко обошел бы  эти места. Но судьба упряма, и  она свела его с одной женщиной там, в далеких горах,  где в пути проще встретить десяток медведей, чем одного человека.
     Иван Дмитриевич, красивый, хорошо сложенный тридцатипятилетний  мужчина в рассвете сил и карьеры, взяв большой отпуск, решил ехать в Россию, на свою историческую Родину. Родился и вырос он в Швейцарии у родителей эмигрантов, всё детство слушал рассказы о Франции, где родились его родители. А от бабушки и дедушки  маленький Иван слышал рассказы о России, об их незабвенной загадочной Родине. Дедушка происходил из мещан, родился в горах Северного Кавказа Екатеринодарской губернии. Будучи в то далекое время красивым и талантливым художником, Филимон завоевал сердце девушки по имени Нина из графского рода и, не получив согласия её родителей на брак, самовольно увёз её во Францию. Там они сначала бедствовали, но потом он стал продавать свои картины, и они кормили их, пусть не очень сытно, но кормили. По всей вероятности, как это и бывало ранее, высокородные родители простили бы непокорную дочь. Но произошла революция, всё спуталось, и родители девушки, от которых они надеялись получить недурное наследство, исчезли бесследно. У молодых  к тому времени уже рос маленький сын Дмитрий. Сын их был похож на отца, и тоже стал  художником, и также  в двадцать пять лет соблазнил восемнадцатилетнюю девицу русского происхождения по имени Наталья из богатой семьи, и не получив согласия родителей на брак, украл её и увез в Швейцарию, где у них после окончания  Второй Мировой войны родился  сын Иван. Тоска по исторической Родине его бабушки и дедушки, и его родителей видимо передалась и ему.   Родители  его погибли, когда он был  ещё совсем молодым человеком, и оттого, ему трудно  пришлось бы в жизни, но вскоре умерли его бабушка и дедушка, и оставили ему наследство. На эти деньги Иван Дмитриевич  создал свою киностудию.
     Теперь он широко известен, очень богат и счастлив в семье. У него две любимых женщины: жена и дочь, любимая работа. Он хороший кинооператор в прошлом, а  сейчас является владельцем известной киностудии художественных фильмов.
     Вот позади Швейцария, а впереди  раскинулись земли его мечты  - необъятные просторы России. С самолёта были видны  горы, реки, пашни, сады, заводы, белые церкви с золотыми куполами. Вот она - родина  его предков, которую они так и не успели навестить. Не столько ради себя, сколько из-за почитания памяти предков, он прилетел в Россию. Прошло около полвека, как его родители покинули Родину, и оттого  Иван не надеялся найти родственные корни. Знал лишь, что предки его жили высоко в горах Северного Кавказа, а название поселка уже стёрлось из его памяти.  И вот он среди лугов на плато Лага-Наки, где облака лежат на уступах гор, а цветы растут возле льдов, выделяющихся  белыми пятнами среди зелёного покрова. В руках у него кинокамера, за спиной палатка  и съестные припасы. Он то карабкается на скалы, то спускается в неглубокие ущелья, исследует гроты, пьёт воду из среброструйных горных рек, с грохотом несущих свои воды среди утёсов и валунов. Красота гор захватывала его душу, и он снимал,  и снимал на видеокамеру всю эту красоту, забывая об отдыхе, времени, о людях. Вот уже медведица с двумя смешными, будто игрушечными медвежатами, и стадо диких кабанов с полосатыми выводками, были запечатлены на его ленте. По ночам разноголосое пение шакалов нарушало сон и щемило сердце. За неделю Иван оброс щетиной, похудел и одичал. На седьмой день под вечер, спустившись с вершин, брел он усталый между деревьев,  подумывая о месте для ночлега. Вдруг до его слуха донёсся жалобный стон. Голос явно принадлежал молодой женщине. Прислушиваясь, путешественник повернул направо, и поспешил на помощь, хотя сомнения смущали его. Так мог стонать и шакал, ибо эти звери  весьма искусны в подражании живым голосам. Выйдя на небольшую полянку, Иван увидел сидящую у дерева молоденькую женщину, она держалась за большой живот и стонала: « Рожать собралась!» - со страхом подумал оператор, и весь покрылся потом. Ждать помощи было неоткуда, признаков близкого селения не было: не видно было дыма и не слышно собачьего лая. Иван подошёл поближе к женщине и спросил:  « Как вы здесь очутились?»
- Я пошла в лес, чтобы набрать ягод, но споткнулась о камень, упала и сильно ударилась. Видимо придётся до срока рожать здесь. Искаженное лицо молоденькой женщины было залито слезами, губы искусаны,  она едва сдерживала крик.
- Далеко ли до селения? - спросил Иван.
- Километров пять или шесть. У меня сильные боли и мне  не дойти, и уже не успею!
- Не знаю, чем смогу вам помочь, мадам?  Ведь я не умею принимать роды!
    Вместо ответа женщина, изогнувшись всем телом, закричала. Иван сбросил с плеч вещмешок, быстро насобирал сучьев для костра, нарвал травы, сверху на неё бросил свою куртку и устроил ложе для роженицы. Женщина немного успокоилась, так как теперь была не одна, хотя незнакомый мужчина был весь обросший и говорил с акцентом. Иван торопился, так как знал, что ночь в горах наступает быстро, а  к утру становится довольно-таки холодно. Торопясь, он начал устанавливать палатку, но женщина опять закричала, и Иван бросился к ней. Сквозь зубы женщина шептала:
- Сейчас я буду рожать, слушайте меня внимательно, и  делайте то,  о чём я вас буду просить. Мне приходились видеть, как рожают женщины и животные. Она с трудом оторвала часть нижней рубашки  и протянула ему:
- Завернёте в это ребёнка!
      Хотя Иван и был сильно испуган, но к счастью всё обошлось хорошо,   без осложнений. Ребенка он принял, перевязал пуповину, обрезал ее ножиком и завернул в кусок ткани. Мужеству и силе воли  этой молоденькой женщины можно было только поражаться. Иван держал крохотную малышку на руках, и в сердце его рождалась нежность к этому беспомощному существу. Новоявленный акушер завернул новорожденное дитя в свою тёплую рубашку, и приложил к груди матери, устало прикрывшей глаза. Иногда женщина открывала глаза, и с благодарностью смотрела на своего спасителя. И только  сейчас он заметил, что женщина необыкновенна хороша. Много видел он красавиц на различных конкурсах, но такой дивной красоты  - никогда.  Заметив его пристальный взгляд, женщина сжалась от страха.
- Сколько  тебе лет и как тебя зовут? – спросил  он.
- Мне семнадцать лет и зовут меня  Светланкой! – ответила она.
- Не бойся меня,  Светочка, я тебе в отцы гожусь! А загляделся я на тебя потому, что ты необыкновенно хороша, настоящая красавица! А меня зовут Иваном Дмитриевичем Молчановым, я приехал из Швейцарии в отпуск. « Вот и познакомились!» – улыбнулся он ласково. Установив палатку,  акушер по неволе перевел туда  Светлану с новорожденной.
- Вот теперь не замерзнете, но под утро мне придется лечь рядом с вами. Не бойтесь меня, я добрый,  это я за неделю оброс щетиной. Кстати, я здесь не такой уж чужой человек. В горах, где-то в этом районе,  жили  мои дедушка и бабушка.
- А как их звали, вы не помните? – спросила Света. Дедушку звали Филимоном.  Странное имя, не правда ли?  А фамилия его досталась мне в наследство. На что Света, подумав, ответила:
- Нам  прадедушка рассказывал,  что его двоюродный брат живет где-то за границей, а где не помню. Но имя я запомнила, его звали Филимоном!
- Возможно, мы с тобой родственники?  Как это здорово! – Иван обрадовано подскочил и поцеловал молодую мать в щеку.   
- Я вами восхищён, вы право, умница и храбрая женщина! Хотя на вид совсем дитя. Без сомнения мы родственники, от того я и почувствовал  родственное чувство к малышке. Вот она родная-то кровь, всё чувствует! – всплёскивал руками Иван, бегая вокруг костра.
- Всё может быть! Завтра, пожалуйста, сходите в посёлок за повозкой  с лошадью и моим отцом, чтобы отвезти нас с дочкой. Муж у меня сейчас в отъезде. Когда познакомитесь с моим дедушкой, то всё узнаете  о родственниках. Позже, и в самом деле, родство подтвердилось. Кроме родственников Иван в придачу  приобрел  крестную дочь, которую назвали Серафимой.
     Иван Дмитриевич долго удивлялся первобытному образу жизни в селе: кирпичной печке, отапливаемой дровами, наличию древних  чугунков  и прочей утвари. А люди  были столь добры и добродушны, что он полюбил и их, и весь их крестьянский быт. Малышка росла, и всё больше походила на мать. Иван, спускаясь с гор, часто навещал родственников, брал на руки крёстную малютку  и, прижав её к груди, чувствовал, как тепло разливается в сердце.  Шли годы, Иван Дмитриевич то один,  то вместе с семьёй приезжал в Россию к родственникам. Своей крёстной дочурке Серафиме он привозил диковинные заграничные  игрушки и нарядные платьица. Девочка обнимала и целовала его, и всюду ходила следом за крёстным отцом. К двенадцати годам, она превратилась в юную девушку, необычайной красоты. Грациозная с золотыми волосами и тёмными глазами, она выделялась среди  других девочек, и хотя   походила на свою мать, но  была ещё красивее.  От матери она унаследовала  яркие  тёмные глаза,  опушенные  длинными ресницами; а от отца – светлые вьющиеся волосы. Теперь она  стала стесняться своего крёстного отца, и лишь иногда забывшись,  бросалась ему на шею и целовала его.  По-прежнему  они при встречах не расставались друг с другом, вместе карабкались на скалы, ходили купаться в водопадах, собирали ягоды и грибы.
    Время, отсчитывая год за годом, посеребрило волосы Ивана Дмитриевича.  Однажды вместе со съёмочной группой Иван Дмитриевич не запланированно попал в Москву на чествование юбилея одного известного артиста. И каково же было его удивление, когда он встретил возле гостиницы свою крёстную дочь Серафиму.
-  Откуда ты здесь? - поразился он, обнимая крестницу.
-  К тебе приехала,  Иван Дмитриевич  сильно соскучилась, узнала из передачи по телевизору, что ты в Москве и приехала! Не прогонишь? - кокетливо спросила она.
- Ну что ты, доченька моя, Серафимушка! Он снова обнял её и прижал к сердцу. Вокруг них собрались его соотечественники.
- Покажи-ка нам свою красавицу! - попросили  его сослуживцы и стали разглядывать зардевшуюся от смущения девушку                - Боже! и такую красавицу ты скрывал от нас? Да это же преступление с твоей стороны! Право ей суждено быть царицей экрана! Все стали  восхищаться красотой девушки, и неустанно повторяли:
-  Воистину, Россия непредсказуема  и полна сюрпризов!
-  Да ей едва исполнилось шестнадцать лет, рано ещё на сцену, да и захочет ли она? Эта девочка, поверьте, с характером. Да ещё с каким, вздорным! – растерянно оправдывался крёстный отец.
-  Ты хочешь сниматься в кино, прекрасная принцесса? - обратился к ней через переводчика известный кинопродюсер.
-  Не знаю, я об этом не думала! Но если захочет мой крёстный отец, то я  согласна, - ответила девушка, заливаясь краской. Она не привыкла к такому вниманию, да ещё таких солидных блистающих людей.
-  А мы твоего родственника и спрашивать не станем! Решено, ты едешь с нами! Но знай, что сразу тебе придётся много работать, да ещё как работать.
    Так Серафима  из заброшенного горного села попала в Швейцарию,  в цвет общества, что называется, с дырявой шхуны на роскошный бал. Жила она у Ивана Дмитриевича,  который к тому времени  расстался с женой, сохраняя с ней дружеские отношения. Была у него подруга - очаровательная актриса, преданная ему всей душой, с которой он встречался в свободное время. Серафима сразу же невзлюбила актрису, и при её появлении сразу же  уходила в свою комнату и закрывалась там. И после её  ухода по долгу хранила тягостное молчание.  Иван Дмитриевич желая избежать ссор, стал встречаться  со своей подругой реже и в тайне от крестной дочери. У Серафимы был вспыльчивый,  непокладистый нрав, она не терпела посягательств на свою свободу, не любила замечаний в свой адрес, слушалась только Ивана Дмитриевича. Его желания она выполняла беспрекословно  и, фактически, все спорные вопросы на съемке решались с его помощью.       
     Прошло два года. Девушка  училась и параллельно снималась на киностудии. Сценарии писались специально для неё, с учётом её свободолюбивого характера, горделивой царственной осанки, идеально сложенной фигуры и горящих тёмных глаз, оттенённых вьющимся золотистыми волосами. Казалась, каждая клеточка её изящного гибкого тела дышит свободолюбием. С ней было трудно работать из-за взрывного характера, но все любили Серафиму за добродушие, выносливость, большую трудоспособность, а главное талантливость. Девушка быстро  вживалась в роли, и  могла играть естественно хоть пастушку, хоть королеву. Первый же фильм, где она играла предводительницу амазонок, имел огромный успех. Любовь к лошадям и скачки в горах были её стихией. И в самом деле, её грациозная фигура  будто сливалась с конём, развевающиеся на ветру пышные волосы на фоне мелькающих гор, производили на зрителей потрясающее впечатление.
    Успех и самые блистательные поклонники не вскружили головы восемнадцатилетней девушки. Она была равнодушна к славе, и часто бывала грустна. Иван Дмитриевич не мог понять, что творится с его любимицей.  Его поражало ревнивое отношение крестницы  ко всем женщинам, на которых он бросал случайные взгляды. В день восемнадцатилетия, именинница была не очень весела, несмотря на то, что роскошный зал ресторана блистал огнями, отражающимися в хрустальных бокалах. За столом сидели самые именитые гости, поклонники дарили ей драгоценности и цветы, но никому  из них Серафима не отдавала предпочтения. Она было одинаково равнодушна ко всем.
    Именинница была сегодня особенно хороша: бриллиантовое колье и длинные подвески на ушах подчёркивали её немного смугловатую кожу и длинную шею. Высокую грудь и тонкую талию охватывала тонкая блестящая ткань, стекающая к полу. С неё не сводили глаз, какое-то  неразгаданное, тайное очарование исходило от неё. Крёстный отец любовался ею, быть может, только один зная тайну её очарования – в ней струились живые энергии гор, среди которых она выросла, и пока не успела утратить их свежести  в городской суматохе, и нечистотах. Блистательный бал закончился к утру, и все разъехались по домам.
    Дома Фима, так звал её Иван  Дмитриевич, подошла к нему и спросила:
- «Ты доволен мной дорогой крёстный?! Моими успехами в кино, моей красотой? Кстати, как я сегодня  выглядела?» - засыпала она его вопросами.
- О, ты сегодня была необычайно красива, нет ни одной красавицы, которая могла бы соперничать с тобой! - ответил он.
- Ты любишь меня,  милый мой Иван?» - спросила она, вся напрягаясь.
-  Ну, конечно же, красавица моя, доченька моя Фимушка, разве можно тебя не любить?! Я же тебя полюбил еще тогда, когда ты была совсем крошкой, а теперь люблю тебя ещё больше! Иван  подошел к ней и хотел обнять ее. Но Серафима увернулась от объятий и снова переспросила:                – Ты действительно меня очень любишь?
- Конечно, как ты можешь сомневаться?
- Надеюсь, ты заметил, что я уже взрослая женщина, и мне бы хотелось, чтобы ты не разговаривал со мною,  как  с маленькой девочкой? – вдруг нервно  выкрикнула она и заплакала. Крестный отец остолбенел от удивления, ничего не понимая.
- Прости меня, моё солнышко, если я тебя чем- то обидел, ты только намекни и я исправлюсь! Он взял её за  подбородок и поцеловал в обе щеки и в лоб, проведя ладонью по пышным волосам,                - Успокойся, дитя моё, я готов на всё, лишь бы ты не грустила, моя красавица!
-  Ты уверен, что  готов на всё? – спросила она сквозь слёзы.
-    Да, тысячу раз да! Моё слово надёжно!
- Милый Иван, неужели ты не видишь, что я уже взрослая, что я люблю тебя больше всего на свете с тех пор как помню себя. Я схожу сума от любви к тебе и ревности. Если бы ты знал, как я ждала, когда мне исполнится восемнадцать  лет! – глаза её вспыхивали лихорадочным  блеском.
-  Фимушка, я не совсем тебя понимаю?  Разве я недостаточно люблю тебя?
- Ты любишь меня, как красивую игрушку, как дочь. А я люблю тебя, как мужчину! Ты слепой, слепой…
-  Господи, дитя мое! Ты взгляни на меня, мне исполнилось пятьдесят три года, я стар и в волосах моих пробивается седина!  Ты ошибаешься  в своих чувствах! Ты любишь меня, как отца, но вообразила нечто другое.
- Ты не стар! – перебила его девушка, - и ты знаешь, что строен, красив; знаешь, что на тебя заглядываются молоденькие артистки.  Но я тебя никому не отдам, никому и никогда!
Серафима сжала маленькие  кулачки и стиснула зубы.  Лицо ее сделалось иссиня бледным, и она пошатнулась. Иван Дмитриевич испуганно подхватил ее, поднял на руки, не зная, что делать и что думать. В голове его все спуталось, сердце неровно стучало.
- Слушай мое последнее слово, Иван!  Если ты меня оттолкнешь, то я покончу с собой, мне просто незачем будет жить! – Серафима закрыла лицо руками и разрыдалась                - Ты  переутомилась, Фимушка,  у тебя горячка,  до утра все пройдет, и ты забудешь о своих словах! Пойди,  поспи,  дитя мое, а утром поговорим!
Он дал ей успокоительные капли, отвел в спальню и уложил в постель. Посидел рядом, держа ее нежную ладошку в своей ладони до тех пор, пока она не уснула.
     Войдя в свою комнату, Иван,  не раздеваясь,  бросился в постель:  мысли кружились в его потяжелевшей голове. Обстоятельства  складывались гораздо серьезнее, чем можно было предполагать. Только теперь ему стали понятны все странности в поведении девушки. Крестный отец попал в курьезное положение. Особенно его смущала мысль о том,  что   Фима была необычайно настойчива и решительна в достижении поставленной ею цели.  Он стал мысленно искать выход из создавшегося положения, перебирая в голове различные варианты, но ничего не подходило. Наконец, измучавшись,  он беспокойно уснул. Проснулся Иван от пристального взгляда и увидел Фиму, сидящую у его ног на кровати. Она улыбнулась и попросила:
- Иван! Давай поедем в горы, в твой загородный дворец. Поужинаем там вдвоем при свечах, так хочется отдохнуть, уединиться ото всех.  Я действительно устала.  Иван Дмитриевич обрадовался, что его любимица успокоилась и выбросила всю дурь из головы. Он вызвал своего шофера по телефону, наказал, чтобы тот взял с собой ужин  в ресторане и, через полчаса, они втроем уже ехали, поднимаясь по извилистой дороге в горы. Через полтора часа Иван и Фима сидели при свечах  за роскошно накрытым столом на веранде второго этажа. Волшебная луна выплыла из-за горы,  залив обманчивым светом деревья и  бассейн, с искрящимися струями фонтана. Серафима была весела, много смеялась, потом они  вместе пели под аккомпанемент фортепиано, за которым сидел  Иван Дмитриевич. Он был в ударе, так как радовался, что Серафима, как ему казалось, совершенно упокоилась. К тому же ее глубокий грудной голос звучал, как никогда, чарующе и красиво. Наконец, они распрощались и разошлись по своим комнатам.  Иван разделся и блаженно растянулся в постели.  Вдруг он услышал стук в дверь, увидел на пороге крестницу. Она стояла в дверях в длинном халате, касаясь босыми ногами пола.
- Я тебе не помешала?
- Нет, нет, заходи, пожалуйста! – ответил он. Вдруг девушка рывком сбросила с себя халат и предстала перед ним нагая.
- Разве мое тело не красиво?  Почему ты не хочешь любить меня, мой милый Иван? – спросила она дрожащим голосом.
Иван Дмитриевич обомлел, язык его прилип к небу, а тело одеревенело, от чего он не мог пошевелиться, столь сильным было его удивление. Обнаженная девушка, грациозно переступая ногами,  медленно приближалась к нему, и ему казалось, что она,  занимая все пространство,  лишала его дыхания. Фигура совершенной красоты восхищала и волновала его, кровь бросилась ему в голову, ведь он был  мужчиной. Девушка подошла к кровати и опустилась на колени, протянув руки:
-  Или полюби меня, Иван, или убей! Я больше так жить не могу! Я люблю тебя безумно, люблю, люблю!
-   Ну, что ты, Фимушка, встань сейчас же с колен, ну как можно?- он вскочил с постели, стал поднимать её с колен, она обвила его шею руками, коснувшись, обнаженным горячим телом его груди. Дальше всё произошло само собой, Иван совершенно потерял над собой контроль. И мог ли устоять хоть один здоровый мужчина перед магией красоты женского тела, и перед  юностью и очарованием.
    Несмотря на чистоту и неопытность, девушка оказалась страстной любовницей, горячая кавказская кровь бурлила в ней.  Заснули они под утро.   Днем, когда    лучи солнца, коснулись век  Ивана, он открыл глаза, увидел рядом с собой в постели крёстную дочь, и всё вспомнил. Тут он почувствовал себя едва ли не преступником. Но, проснулась Фима, и её восторженный взгляд и счастливая улыбка прочь прогнали все его страхи и сомнения. Чтобы не объясняться,  она поцелуем закрыла ему рот, и опять они унеслись в страну грёз, куда вход позволен только влюблённым.
- Теперь, ты мой муж, Иванушка, самый любимый муж на свете! Не могу поверить в своё счастье. А ты счастлив со мной? Нравлюсь ли я тебе в роли наложницы?
- О, я счастлив, очень счастлив и, я бесконечно люблю тебя, мой прекрасный цветочек!
   Влюбленные обменивались нежными словами, но я думаю, что не совсем порядочно их подслушивать. Три дня они прожили в горах, забыв о работе, о съёмках, обо всём на свете. На четвертый день за ними приехал шофёр. Дела требовали их присутствия. И снова перед Иваном Дмитриевичем встал вопрос об их отношениях, ведь он годился Фиме в отцы. Скрыть связь от людских глаз было не возможно, тем более, что Фима не хотела скрывать своего счастья. Для неё всё было просто и ясно, она любила и была любима, всего   остального для неё не существовало. На киностудию Иван Дмитриевич ехал с тяжёлым сердцем, так и не придя ни к какому решению. Но муки его оказались напрасны. Фима, сверкая глазами, объявила всем о том, что они с Иваном Дмитриевиче обручились, и через месяц предстанут перед венцом. Седовласый жених залился краской до корней волос, слишком неожиданными были для него слова крестницы. Понимая сложные чувства любимого, Фима, будучи чутким человеком, разом разбила  гордиев узел его сомнений и страданий. Улучив момент, она обняла Ивана и, скорчив трагическую физиономию, и, театрально ломая руки, воскликнула:
- Прости меня, мой господин, за самовольство! Вот моё любящее сердце, ты можешь вырвать его из груди, если гневаешься на меня! -
    Он весело расхохотался, обнял её и ответил:
-  Прощаю тебя, о, грешная дева, ибо знаю, что согрешила ты во имя спасения меня от терзаний.  Так назначай же день венчания, и будь распорядительницей всех брачных церемоний, моя прекрасная королева!  Я твой раб на веки! - он широким жестом сорвал белый галстук, подмёл им пол, и грохнулся на колени, в шутку громко охая, кряхтя  и хватаясь за поясницу.
   Раздались громкие аплодисменты и хохот. Влюблённые не заметили, как подошли артисты и тихонько окружили их. Все стали поздравлять жениха и невесту, послышались шутки и смех. Напряжение от шокирующего известия о помолвке растаяло, как весенний снег. У Ивана Дмитриевича стало легко и радостно на сердце. Теперь он стал верить в  действительность происходящего, так как ему всё время казалось, что ему все это снится.
- Любимый мой! Очнись, это не сон и не сказка, это прекрасная действительность! А точнее сказка наяву! – шептала ему на ухо Фима.
-  Фимушка, радость моя! Я в самом деле рассержусь на тебя, если ты будешь впредь читать мои мысли. Можно ли представить себе более несчастного мужа на свете, чем того, у которого жена способна читать мысли?
- Любимый мой! Не беспокойся, я постараюсь сделать твою жизнь такой, чтобы твои мысли всегда были столь чисты и прекрасны, что не надо  будет их ни от кого скрывать.
-  Браво, ты умница и хитра не по годам, а если прибавить ещё, что ты самая красивая девушка на свете, то мне несказанно повезло!    Через два года у счастливой пары родился сын Святослав, сделавший их союз ещё счастливее. Когда сыну исполнилось четыре года, счастливый отец и муж заметил, что  жена его стала часто задумываться, и тень печали всё чаще  ложилась на  её прекрасное лицо. Сердце Ивана Дмитриевича  сжалось от боли, он ждал этого. Его жене всего двадцать четыре года, ему же уж под шестьдесят, и вполне естественно было ожидать, что её будут привлекать молодые, талантливые люди с прекрасной внешностью.  Год назад он отошел от дел и занялся воспитанием сына. А Фима пропадала на съёмках, путешествуя из страны в страну. Он стал искать подходящий момент для разговора. Пригласив её, перед вновь предстоящим отъездом  прогуляться в саду, он начал разговор:
- Драгоценная моя ! Нам надо объясниться, ты только не перебивай меня! Я хочу Фимушка, чтобы ты была свободной! Если хочешь, я дам тебе официальный развод. Я готов на всё, чтобы ты была счастлива, и чтобы между нами не было лжи!
-  Ты разлюбил меня?- спросила она испуганно.
- Нет, я  люблю тебя  больше, чем когда бы то ни было! Но мне дороже всего твоё счастье. Я чувствую, что ты кем-то увлечена, не подавляй своих чувств, иди навстречу любви и не думай обо мне!
-  Ну что ты, милый, как  можно такое говорить, я по-прежнему люблю тебя !- ответила она и слёзы закапали из её глаз.
-  Я верю твоим словам, но чувствую, что в сердце твоё вошел ещё один человек. Но ты не хочешь признаться в этом сама себе. Не терзай себя, ибо тем ты будешь мучить и себя и меня. Ты молода и тебя привлекают забавы молодости. Езжай с лёгким сердцем. Не забывай, что я тебя люблю ещё и отцовской любовью, ведь ты выросла на моих глазах!
     На другой день она уехала. Он получал от неё короткие письма, где она интересовалась здоровьем сына и его настроением. Через два месяца после отъезда, Фима сообщила, что любит другого человека, и хочет связать с ним жизнь. Иван Дмитриевич приказал себе забыть, что он её муж, забыть ради счастья  крёстной дочери. Ревность порой подступала к сердцу его, но он подавлял это эгоистичное чувство. Её не было дома полгода. На такой длительный срок они никогда не расставались. Более месяца жена его никогда не задерживалась в командировках. Домой приехала Фима неожиданно, сразу побежала в комнату сына, долго ласкала его, обливаясь слезами. Затем упала перед мужем на колени:
-  Прости меня, я не могу без тебя жить! Ты цепко держишь меня. А это было лишь увлеченье. Невозможно делиться между двумя любимыми мужчинами! Это настоящая пытка! – затем, подумав, она поправила свою речь:
-   Между тремя мужчинами! - и взглянула на вошедшего сынишку.   
  И опять она была ласкова и горяча с ним, как в первые дни их женитьбы. Вечерами они долго бродили по саду втроём, любуясь луной и звёздами. К ним снова вернулась сказка любви. Прошло  два года. И снова Иван Дмитриевич заметил тоску в глазах жены, после очередной поездки. И опять он начал забытый разговор:
- Фимушка, родная моя! Не мучай себя, довольно страдать, давай разведёмся?
-  Нет,  я не смогу без тебя жить!
-  А без него? - спросил он.  Фима вздрогнула:
-  Без него мне тоже трудно. Но, я переборю себя, переборю!
-  Кто  он ? - коротко спросил муж.
-  Она назвала имя  известного киноактёра, красавца, очень богатого и знатного рода. Одним словом баловня судьбы,  не познавшего ни в чём отказа: ни в любви, ни в деньгах, ни в карьере. К тому же артист от природы был чрезвычайно обаятелен.                - Перед ним, действительно, невозможно устоять, - подумал Иван Дмитриевич.
-  У него серьёзные намерения?
-  Да, он предложил мне руку и сердце!
-  Выходи замуж за него. Я тебя благословляю, как  любимую дочь! Право, я стар и  уже не гожусь в мужья!
-  Для меня ты всегда молод, ведь я люблю тебя! Мне очень трудно, я запуталась. Помоги мне, дороже тебя нет на свете человека! - она обняла и поцеловала его, ласково заглядывая ему в глаза.
     Вскоре она вновь уехала. В газетах появилось официальное  сообщение о помолвке блистательной пары. Иван Дмитриевич послал поздравления, и просьбу о разводе. Просьба была отклонена Серафимой. В письме она  сообщала, что ещё не приняла окончательного решения о свадьбе. Их сын теперь жил один месяц у отца, один месяц -  у матери. Через год Серафима  вернулась к мужу домой вместе с сыном, свадьба не состоялась. Сцена покаяния повторилась.   
     Серафима не могла жить без своего Ивана Дмитриевича, но тосковала и по красавцу Джакомо. Прошел год. Иван догадывался, что Серафима продолжает встречаться со своим не состоявшимся  женихом, которого она не могла забыть.  Теперь она часто впадала в задумчивость. Иван Дмитриевич нежно гладил ей волосы, шептал ласковые слова,    держа её на коленях, как маленькую девочку. Серафима благодарно  обнимала мужа за шею.
-   Я люблю вас обоих одинаково, и это не переносимо! Но к тебе я больше привязана. Помоги мне, отпусти меня? Ты старше и мудрее Джакомо. Я устала так жить, между двумя огнями. Боюсь, что однажды вспыхну  и сгорю.
   Даже самый сильный лекарь, время, не могло разрубить тугой узел, сжимающий сердце Серафимы. К сыну Серафима была особенно привязана.  Святославу уже исполнилось  десять лет, это был красивый стройный подросток, умный и очень музыкальный. Отец тоже не чаял в нём души. Между тем в доме шли приготовления к дню  рождения Серафимы, менялся интерьер, делались пристройки. К тридцати двум годам красота её расцвела пышным цветом, редкий прохожий не оглядывался ей в след.  Фортуна благосклонно относилась к ней, у неё было всё: красота, известность, богатство и любовь. Но она грустила, не умея разделить любовь на двоих. Сердце Ивана Дмитриевича предчувствовало беду. В последнее время Фима была особенно ласкова со Святославом и с ним, будто прощалась. Поэтому он стал вместе с ней каждый день ездить на съемки очередного кинофильма. И сердце его не обмануло. Однажды через три часа после начала съёмок случилось несчастье,  Серафима упала с лошади, несущейся на всём скаку, и разбилась. Не приходя в сознание, она скончалась на тридцать третьем году жизни.
    Всё было кончено. Шестидесятисемилетний вдовец сидел возле тела Серафимы и беззвучно плакал, слёзы капали на холодное, неподвижное лицо Серафимы. Сына он отправил к родственникам,  желая того, чтобы мальчик помнил мать живой. На похороны приехал его соперник, итальянский друг Серафимы - Джакомо.  Он был потрясён  произошедшей трагедией, и всё спрашивал, как это могло произойти с опытной наездницей. Он не мог смириться со смертью любимой женщины, и никого не стеснялся, выражая свое горе.. После похорон он лег в постель с горячкой. Когда Джакомо поднялся с постели, то попросил Ивана Дмитриевича, чтобы он отвел его на могилу Серафимы. Они сидели и тихо разговаривали, любовь к одной женщине объединяла их.
- Иван Дмитриевич! Расскажи мне о ней всё, что ты знаешь, пожалуйста! Мне интересно всё знать о ней, чтобы навсегда сохранить в сердце память о ней.
-  Скажу я тебе, что такие люди как  Серафима, не живут долго. Не даром её имя в переводе  с  греческого означает Пламенная. Жизнь её вспыхнула, отгорела ярким пламенем и потухла. Фимушка ничего не умела делать на половину, и любому делу отдавалась до конца. Запутавшись в любви к тебе и ко мне, и не умея выбрать между нами, она ушла из жизни. Она очень сильно мучилась, уж поверь мне! И не скрывала от меня своих страданий. Поэтому я ждал трагического конца. Однажды она сказала мне:
« Ты, Иван, владеешь моим сердцем с детства, будешь владеть им до последнего  дня моей жизни, и я знаю, что ты будешь со мной и за гробом. И в следующем воплощении, я буду ждать встречи с тобой. Но Джакомо я тоже очень люблю, только иной любовью, которой хватит только на одну земную жизнь».
-  Вы хотите сказать, что она покончила жизнь самоубийством? - спросил Джакомо, сильно побледнев.
-  В прямом смысле нет. Но, разрываясь между двумя объектами любви, она  потеряла интерес к жизни, и жизнь потеряла для неё ценность. И поэтому невольно Серафима стала, как бы, притягивать к себе мысли о смерти. Пространство не глухо, и  определённые сущности создали  критическую ситуацию. А в связи с тем, что у Серафимы  уже были снижены силы сопротивления к опасностям, то она не смогла или не захотела бороться за жизнь. Такие случаи часто случаются в жизни людей, заставляя близких гадать о причине смерти. Фимушка была жизнерадостным человеком, поэтому не могла преднамеренно покончить с собой. Только люди склонные к обидам, апатии и унынию, могут добровольно уйти из жизни, и то если позволят Владыки Кармы. Духовно чистому человеку легче уйти из жизни. Задолжавшему грешнику порой продлевают жизнь до глубокой старости, как бы жестоко тот не страдал. Серафима была чистым человеком. Смерть её была легка,  - низко склонив голову, рассказывал Иван.
- Поверь, друг мой, Джакомо! Большей потери для меня, чем Серафима, невозможно и представить! Ведь я  вот этими руками принял её из лона материнского, этими руками нянчил её в детстве и вот этими же руками я закрыл ей  глаза. Она ушла из жизни в самом расцвете сил и красоты. Вместе с ней ушла и моя жизнь. Я бы тысячу раз согласился уйти из жизни вместо неё, но, к сожалению, это не возможно. Теперь я только существую на свете. О,  как бы я хотел умереть, но не имею права сиротить мальчика дважды. И теперь я мечтаю  дожить до того времени, когда сыну исполнится восемьнадцать лет. Серафима мне больше, чем дочь, больше, чем жена, больше чем друг и мать моего сына. Иван Дмитриевич рассказал всё о Серафиме, начиная  с её дня рождения, вспоминая мелкие детали её короткой жизни.
-  Теперь я понимаю, Иван Дмитриевич, почему она вас так любила, ведь вы ей заменили даже отца с матерью. Она говорила, что осиротела в семнадцать лет, её родители, кажется, погибли в автокатастрофе?
-   Да, верно, девочка много пережила, и я могу её понять, ведь я тоже осиротел в семнадцать лет.
  Джакомо закрыл глаза и снова разрыдался. Успокоившись, он спросил, что намерен дальше делать Иван Дмитриевич.
-  Я решил ехать с сыном  путешествовать по миру на целый год, из них полгода хочу пожить в Италии, которую очень любила его мать. Затем мы поедем во Францию, где родились мои родители, а потом в Россию на родину предков. Ведь мы русские люди. Мальчику нужно отвлечься от тяжких мыслей и от тоски по матери, ведь ему всего двенадцать лет. 
-   О, Господи! Иван Дмитриевич, вы мне стали родными. Святослава я люблю, едва ли не как  сына, ведь он так похож на свою мать. Сделайте одолжение, поживите у меня! Мой замок и охотничьи домики к вашим услугам. Поехали вместе со мной, я буду очень рад! Вы единственные люди, кто связывает меня с памятью о Серафиме.
-  Как только закончатся все траурные церемонии, тронемся в путь! - ответил Иван Дмитриевич.
     Вдовец сидел и смотрел, то на могилу, то на свои руки, будто видел на них крошечное тельце новорождённой Серафимы, а может быть видел перед внутренним взором её поникшую фигуру с остановившимся сердцем, когда он поднял её мёртвое тело высоко к небесам, и что есть силы, закричал:
-  Господи! Верни мне её, мою Серафимушку, не отнимай самое дорогое, что у меня есть!
    Но Бог не внял его молитвам, ибо Серафима самовольно распорядилась своей судьбой.

                Слепая               
     Звуки, бесконечное количество звуков, запахи, ощущения и движение заполняли мир маленькой девочки Маши. Весёлое пение весенних ручьёв, звон капели, завывание ветра, шелест ветвей, лай собак - всё было очень интересно девчушке. Мир ей казался радостным и интересным, она любила гладить своего котенка, целовала в нос собаку, ведь ей  ещё было неизвестно, что она совершенно слепая от рождения. И когда уже к трем-четырём годам она стала понимать, что она не такая,  как все, то не очень расстроилась. Лишь позднее встречаясь с другими детьми , она стала осознавать, что всё у неё плохо. Она расспрашивала маму о том, какое небо, какое солнце и почему она не видит ничего своими глазками. Мать не могла ей всего этого объяснить. Когда дети смеялись над её слепотой, она, спрятавшись ото всех где-нибудь в уголке, тихо плакала.    Мать её, оправившись от горя после родов, настояла на своём решении и не отдала ребёнка в интернат.
  «Мой грех, мне и мучится. А дитя не отдам, никто не сможет заменить ей мать. Зачем я буду делать  ещё несчастнее и без того убогое дитя!» - твердила она родственникам и знакомым. Муж был с ней согласен во всём, и в последствии не предал, не ушел, как это часто встречается в семьях с детьми инвалидами. Отец любил Машу больше всего на свете, тем более, что она была поздним ребёнком, ему было тридцать шесть  лет, когда она появилась на свет. Девочка была здоровой, была послушна и все соседи тоже любили слепенькую.
  К восемнадцати годам она превратилась в крупную хорошо сложенную девушку, с круглым румяным лицом. Невеста была бы хоть куда, если бы не слепые голубые глаза, смотрящие в никуда. Она помогала по дому и стирала и убирала: и стирала, и готовила, и мыла полы. Даже в огороде помогала копать землю и садить картошку.
    Конечно, она всё делала гораздо медленнее, чем мать, но очень старалась. Всех трудней ей было делать грядки. Бывало, что посадит она морковь, мать похвалит её, а затем, смахнув слезу, подправит косые полоски, досадит семян и  выходят на свет ровные красивые ростки. Подведёт она дочь к грядкам; проведёт её рукой по нежной зелени, и Маша радуется, что всё так ровно и красиво у неё получилось. И только после смерти матери она поняла, что и морковку слепому садить мудрено.
     А пока она была юной девушкой, жила с мамой и папой  и по- своему радовалась жизни. Отец, здраво рассудив, что слепой нужен музыкальный инструмент, купил ей аккордеон, когда ей было девять лет, обучил её играть на слух разные мелодии. У девочки был приятный голосок и в четырнадцать лет, её уже приглашали на свадьбы, где она играла плясовую, пела частушки. Это были её первые заработки, так и пошло.
    Но ни пение, ни игра на аккордеоне не давали ей полного счастья, ей хотелось любви, хотелось иметь семью и детей. На неё обратил внимание один забулдыга с соседней улицы, соблазнил её, а когда появился живот, бросил её и уехал в другой город. Так печально закончилась её первая любовь. Маша долго плакала о покинувшем её любимом человеке и о своём позоре. Она мечтала и надеялась, что Иван на ней женится. Времена были строгие начало шестидесятых годов, и считалось большим позором нажить дитя без мужа. Мать её схватилась за голову: - Что делать с ребёнком? Дочь слепа и беспомощна, ей самой уже пятьдесят три года и надо дорабатывать до пенсии. И неведомо, сколько ей отмерено жить на белом свете. Не приведи Господь она умрёт и останутся два беспомощных существа  на свете.  Отец понуро молчал его и без того точила раковая опухоль, но они это скрывали особенно от дочери.
   В свой срок родилась хорошенькая девочка, молодая мать приложила её к груди, и сердце её залилось от радости и нежности к беззащитному существу. Через неделю их выписали из роддома, а на другой день малышку забрали приёмные родители. Маша знала о суровом решении, но не представляла, насколько это будет непереносимо тяжко. Целыми днями Маша неподвижно сидела за столом, сложив беспомощно руки на столешню, незрячие глаза её были уставлены в окно, будто они, что-то хотели увидеть вдали. По ночам ей мерещился плачь дочурки, и она  вскакивала с постели, затем опомнившись, ложилась обратно и, уткнувшись в подушку глухо выла. Тоска была непереносимой, ей не хотелось жить. К тоске по ребёнку примешивалась ещё не изжитая тоска по любимому. Ни его измены, ни частое пьянство, когда они встречались, не могло заставить её забыть его коротких, грубоватых ласк. И ей опять приходили в голову мысли о том, что лучше умереть, чем так мучатся, ведь теперь она лишилась  уже двух самых дорогих ей существ. Она вспоминала о том как покинул её Иван, хотела наложить на себя руки, но биение живого существа в животе остановило её от самоубийства. А теперь, когда она потеряла всё, что держало её в жизни, не было сил жить. Быть может слёзы матери и мольбы, а может,  неистребимое желание жить останавливало её от последнего шага в бездну небытия.
     Но время лучший лекарь.  Боль отошла, отодвинулась, затаившись в глубинах души до поры, до времени. Маша с усердием занялась домашней работой, днём в хорошую  погоду она ходила на рынок, где играла на аккордеоне и пела, ей бросали деньги в старую отцовскую шляпу. Сначала ей было очень стыдно  сидеть на виду у всех и петь. Но отец попросил  её об этом, и она, сердцем предчувствуя нечто недоброе, согласилась.  Вскоре она поняла, почему он хотел, чтобы дочь сама зарабатывала пусть не большие, но деньги. Через год после появления внучки  на свет, дед ушёл в могилу. Теперь уже Маше пришлось поддерживать силы матери, слёгшей в постель.               
     Новое горе отодвинуло старые беды, о себе ей теперь некогда было думать, надо было выхаживать мать. Вытирая платочком обильные слёзы, текущие по щекам матери, она осознала  насколько дорога ей эта, родившая её, теперь уже старая женщина. И теперь Маше хотелось только одного, чтобы мать жила вечно. Маша жила ради матери, единственного, оставшегося с ней родного человека. Сердце её окрепло, огрубело, у неё появилась сила воли. Прошёл ещё  год. Боль потери отца отпустила её, мать выздоровела и вышла на пенсию. Душа Маши успокоилась.               
     Но в жизнь её ворвалась двадцать шестая весна с теплым солнышком, весенним ароматом цветов, весёлым пеньем птиц и опять заволновалась душа, запросила любви, заставив забыть доставшихся на её долю страданий первой любви.  Нашёлся и человек, который  вскоре пришёл к ним жить. Маша не думала о том, какой он человек, любит ли она его, сколько он проживёт с ней? Ей хотелось, чтобы хоть кто-нибудь был рядом?  Андрей прожил вместе с ней осень и зиму,  и опять она оказалась беременной. Весной, когда в их саду зацвели  цветы, нежные лепестки которых она так любила гладить, с наслаждением нюхая их аромат, Андрей исчез, прихватив с собой все их деньги. Теперь уже Мария не плакала, не убивалась об утрате.
     Летом у неё родился мальчик Вася. Его появления уже ждали приёмные родители. Её мать, скрепив сердце, соглашалась на беременность дочери, но отдавать внуков было тяжело в чужие руки. Но деньги за них платили не малые, на них можно было купить дров на зиму, тёплую одежду обоим, так как на их две нищенские пенсии прожить было невозможно. Так и пошло, каждое короткое женское  счастье заканчивалось беременностью и родами.               
     Маруся привыкла к этому, что её бросают все любовники, и к тому, что надо продавать детей, лишь просила в больнице, чтобы не давали ей младенца в руки и не прикладывали к груди. Иногда случалось, что на рынке её пытались опозорить женщины, обзывая её проституткой, торговкой детьми, плевали в её сторону. Маруся беззлобно отвечала им: « За мужскую любовь я денег не беру, не в пример многим из вас. И детям я даю жизнь, а не убиваю их в утробе как вы. А на женское счастье я имею право, если я слепа, то это не значит, что мое тело по-другому устроено. А если бы я была зрячей, разве отдала бы я своих деток чужим людям? Да я бы всех их вырастила одна, работая день и ночь!»
      Про детей она уже не могла говорить без слез. И от неё отстали. Зла на оскорбляющих её женщин слепая не держала. Сама много страдавшая, Маша сердцем понимала, что этим злым женщинам очень плохо живётся, вот они и срывают на ней, беззащитной свою боль. Домой она возвращалась в такой день темнее тучи, и мать успокаивала её: «Пусть побрешут языком , может  им легче на сердце станет, главное ты зла на сердце не держи. Не думай, дочка, что все зрячие счастливыми бывают, каждого своё горе сторожит за плечами!»
     А годы шли за годами, состарилась и умерла мать. Мужчины появлялись и бесследно исчезали  из жизни Маши, как сон. Но она была рада любому, зная на перед неверную мужскую природу. «Коли полноценных женщин бросают, то, что говорить обо мне?» - думалось ей долгими вечерами. Она смирилась со всеми обстоятельствами своей незрячей, протекающей в вечной темноте жизни, ограниченной четырьмя стенами родного дома и  трудной дорогой до рынка. Но с одним обстоятельством своей жизни она смириться не смогла. Однажды вечером, коротая своё тёмное одиночество, она услышала условный стук в окно. Сердце бешено забилось в груди, затряслись ноги. Так стучал в давние времена её первый мужчина Иван. Женщина замерла в испуге, думая, что это ей почудилось, и в то же время ей было страшно встретиться после двадцати двухлетней разлуки. Стук повторился, и тогда она, не помня себя, бросилась к дверям. На пороге стоял человек, женщина легким движением руки пробежалась по лицу человека, уколовшись о бородку. Родной голос прозвучал возле её уха: - Машуня, может пустишь в избу-то ? - Маруся упала ему на грудь и разрыдалась.
   - Неужели ждала? Не забыла? Говорят, много у тебя мужиков-то побывало? - добродушно посмеиваясь, говорил Иван. Он всегда был таким - с подковыркой. Они сели за стол. Иван включил свет, поскольку Маруся им не пользовалась вовсе, затем вскипятил чай. Женщина сидела, не шевелясь, и не могла прийти в себя от неожиданности.
- А ты мало изменилась, Мария ! Однако, я пришел покаяться перед тобой, всю жизнь стоишь укором перед глазами. Я действительно подлец, соблазнил и бросил тебя беременную, совершенно беспомощную. Кто у тебя тогда родился? - спросил он безмолвно сидящую женщину.
  -  Девочка, вся в тебя, Ванюшечка! Ох, сколько горя я натерпелась, я ведь до сих пор люблю тебя, родненький! А всех кто был после тебя, я не любила, лишь хотела с ними тебя забыть!                - Ты прости меня Маша, что я побеспокоил тебя. Я только затем пришел, чтобы повиниться. Одно только мне есть оправдание, что я действительно любил тебя. Ты первая кто приласкал и пожалел меня. Ведь я вырос в семье пьяниц, и кроме брани и побоев ничего хорошего  не видел. Дважды я женился, но оба раза неудачно, подобной тебе я не встречал. А на тебе не хотел жениться потому, что гордость не позволила. Ведь ты инвалид. Прости меня, как видишь и я сам не нашел счастья в жизни. Должно быть, был наказан за то, что обездолил тебя. Не держи на меня зла, Маша. Виноват я перед тобой!
  -  Я никогда не держала зла на тебя, ведь я любила тебя Ваня, даже хотела покончить с собой, так тяжела была разлука.
     Они  попили чай, поговорили о молодости, и Иван, встав из-за стола, на прощание протянул руку Марусе. Бедная женщина затряслась всем располневшим телом, ей исполнилось уже сорок пять лет, бросилась к его ногам и стала умолять:  « Останься, родимый Ванечка, побудь со мной  хоть неделю, хоть одну ночь, не оставляй меня одну в моём страшном мире вечной темноты!
      Она судорожно ухватилась за пуговицы его пиджака, стала расстёгивать одежду и целовать обнажённую грудь. Иван остался на ночь, потом ещё и ещё. Они прожили вместе больше полугода, и снова Маша оказалась беременной. Иван растерянно оглядывал её погрузневшую фигуру и не знал, что делать.
  - Не ожидал я, что ты в таком возрасте ухитришься забеременеть, а то бы сбежал сразу!
      На улице запахло весной, и Иван объявил Маше,  что ему пора уезжать, что он не может более жить в городе. Всю жизнь он прожил в тайге, работая в геологоразведочных партиях, и снова его тянет туда.
  -  Возьми меня с собой, милый мой, солнышко моё? - стала умолять Маруся. 
  - Куда же тебя такую с собой возьму, ты о первый сучок споткнешься. Там крепкие здоровые парни гибнут. Сколько товарищей я потерял, кто в трясине утонул, кого рысь задушила, другого медведь задрал. Ты думаешь, зачем я туда еду? Я смерти пойду искать, мне уже за пятьдесят, не хочу быть дряхлым стариком. Лучше умереть сразу в пути в тайге, чем долго гнить в домашней постели! - он немного помолчал, а потом добавил: «Прости!»
      И опять она умоляла Ивана остаться с ней хоть не надолго. Но когда зацвели персики, повиснув розовым туманом над садами, а вершины гор ярче засверкали на горячем весенним солнцем, Иван рано утром вышел со двора , чтобы никогда не возвращаться. Он спешил на железнодорожный вокзал. Мария проснулась и почувствовав, что любимого нет рядом, и вся похолодела изнутри. В последней надежде она кинулась к стулу, на котором висела его одежда. Спинка стула была пуста. Она бросилась в прихожую, в то место где стоял рюкзак Ивана, его там тоже не было. На столе лежала пачка денег, вместо записки.
      Бедная женщина всё поняла, поняла, что больше никогда не увидит этого человека, второй раз оставившего её один на один с её тёмным недобрым миром.
      Рожала она тяжело, сказались и нервное напряжение и возраст. Врачам пришлось сделать ей кесарево сечение. Мальчик был крепким и здоровеньким. Врачи из жалости продержали в больнице слепую с малышом больше месяца.  Мария кормила младенца грудью, ласкала его, ощупывая каждый сантиметр его крохотного тельца, и слёзы одна за другой струились из незрячих глаз. Кто считал, сколько слёз, она пролила за  свою жизнь? Выйдя из больницы, она отдала сыночка Ванечку приёмным родителям, с нетерпением ожидавших малыша.    
     Теперь она осталась совсем одна. Жизнь потеряла для неё всякий смысл,  и только боль жгла сердце, словно раскаленным железом, груди её  переполненные молоком, раздулись и болели. Некому было сосать живительную жидкость, сыночка не было с ней рядом, и никогда не будет. И в первые в жизни, эта бедная женщина прокляла свою слепоту, лишившую её счастья иметь свою семью, нянчить собственных деток и любоваться на них, взглянуть в глаза любимого человека. На душе было столь тяжко, что верёвка послужила бы самым лучшим лекарством от нестерпимой боли.
    Выпив стакан вина, она взяла в руки аккордеон, и, растянув меха, запела. Запела так, как поют последний раз в жизни, протяжно и тоскливо. Пела так жалостливо, что завыли соседские собаки, а старухи крестились и говорили, что быть беде. По соседству стоял дом, в котором  жила женщина, и её тоже звали Марией, она была тремя годами старше слепой. Маша нянчилась с ней  и считала её младшей сестрёнкой. Она помогала слепенькой сестре по хозяйству, особенно после смерти тёти Нины, матери Маши. Слушая разрывающие душу песни слепой, тётка Мария плакала и всё порывалась сходить успокоить страдалицу, но не решалась, понимая, что бедной Маше лучше побыть одной и вылить своё горе в песнях. Соседи не спали почти до утра, слушая жалостливые песни слепой. Под утро Маша уснула тяжким сном, и  проспала чуть ли не весь день. Соседка прибегала проверить всё ли в порядке. На другой вечер слепая Маша опять пела, опять выли собаки и крестились старухи. На третий вечер было тихо, соседка Мария снова прибежала проведать подружку. Маша сидела спокойная, даже слишком спокойная, отвечала неохотно и скоро улеглась спать. Мария ушла домой, прикрыв двери. Слепая никогда не закрывалась, жила она бедно, воровать было нечего, да и жизнью она не дорожила. В существование Бога она не верила, ибо не знала, что такое свет, а тёмный Бог  тоски и сомнения не мог дать ей счастье. Огонь в печи весело трещал, жадно пережёвывал дрова. Маша подставляла своё лицо ласкающему теплу огня, ей хотелось испытать последние ласки этого несправедливого к ней мира, перед тем как уйти, в то неведомое и пугающее, куда ушли её родители. Долго сидела она перед печью, пока не погас огонь. Тогда Маша встала, закрыла плотно  задвижку и легла в постель, чтобы больше никогда с неё не подняться.
      Утром пришла соседка Мария. Открыв дверь, она почувствовала запах угара и бросилась к кровати. Маша была уже холодная, тело её вытянулось, руки были сложены на груди. Страшное подозрение мелькнуло в голове Марии, она подбежала к печке, и, желая скрыть грех своей названной сестры, вытащила головёшки и вынесла их во двор. Затем вернулась в комнату и увидела на столе чистое бельё, новое платье и немного денег. «Батюшки, и смертную одежду приготовила, и деньги на свои похороны!»  - мелькнуло в голове испуганной женщины. Она сгребла  вещи, положила их в сундук, и побежала с горестной вестью к другим соседям.               
        И снова весь вечер выли собаки, чуя покойницу в соседнем доме, и снова крестились набожные старухи о душе новопреставленной Марии. Освобождённая душа Марии с удивлением оглядывала своё тело, которое никогда не видела за свои сорок шесть лет, как вообще не видела людей.  Затем она впервые увидела фотографию своих родителей, вставленную в раму и висевшую на стене, затем с большим интересом и удивлением оглядывала комнату и скарб. Затем, выглянув в окно, отшатнулась от страха, ибо пространство уходило вдаль. Затем, вылетев в дверь, душа Марии замерла от страха и восторга, увидев бездонное небо. Солнце поднималось над горизонтом, раскидывая прекрасные розовые лучи, словно крылья в стороны.  Душа Марии восхищенно подумала; вот он  настоящий Бог, это синее бескрайнее небо и солнце, и много, много света разлитого повсюду. «Вот Он какой Бог, светлый и лучезарный!» - и все в ней,  в её прозрачном теле запрыгало и затанцевало, и радость вырвалась в её лёгкое, не имеющее границ  сердце.               
     И Мария вдруг осознала, что этот светлый Бог любви вошел в исстрадавшееся сердце её.  И она легко, как пушинка, поднялась вверх к небесам, кружась и танцуя в воздухе, соревнуясь с ласточкою, затем, ведомая шестым чувством, полетела к своему сыночку Ванечке. Влетев в форточку, большого дома, в одной из комнат она увидела малыша, и прильнула к нему лёгким,  незримым телом. Малыш проснулся от лёгкого прикосновения, узнал мать и радостно улыбнулся ей беззубым ртом. Пришедший недавно с небес на землю он не утерял способность видеть тонкие сущности. Душа Марии с удивлением и с умилением разглядывала своё родное дитя, которое кормила своей грудью больше месяца. И теперь она поверила в свое счастье, ведь Бог света был в ней и с ней, и она знала, что разыщет Ивана большого, отца Ванюшки , живого или мертвого. Что теперь всё ей  по плечу, и что отныне все они,  вся её семья  будет жить вместе: Иван да Марья и маленький Ванюша, и что теперь пришло время для её счастья, что кончилось её заточение в тёмной и тесной тюрьме земного тела. Душа её вырвалась на свободу к солнцу, к небу, к Богу и его бесконечной и светлой любви.

Если мертвых воскресить
     В каком веке, и в какой стране  произошла эта странная история, лучше не спрашивайте, ибо это сугубо  секретное дело.  А случилось следующее.
       Саша Мёртвов, молодой человек  высокого роста, и приятной внешности, был к тому же еще и талантлив. Одним словом - баловень судьбы. И в самом деле, капризная и коварная судьба не обошла его своим вниманием. Талант же Саши заключался в том, что он  с детства видел пророческие сны, на основании которых мог предсказывать важные события. В минуты возбуждения мог видеть тела людей насквозь, как на рентгене. И, будучи  ещё молодым человеком,  стал интересоваться паранормальными явлениями в природе, и мог лечить экстрасенсорным способом. Совершенствуя свои способности, он научился разворачивать сверкающую белую точку на чёрном фоне, которую видел перед собой  при закрытых глазах и, если пристально на неё смотреть, то она может развернуться  в ослепительный экран. Но мало кто обращает на это внимание. Сашу же эта точка манила к себе так  неимоверно, как в раскалённой пустыне манит вода. Несмотря на то, что  развёрнутая в экран точка ломила глаза и  давала головокружение,  Саша не мог оторваться от экрана, что-то неукротимо влекло его ум к познанию того, что находится за экраном. Порой он уставал от этой навязчивой мысли об экране и с раздражением думал: «И что она, эта точка, ко мне привязалась, словно чума болотная, чтоб ей пусто стало!». Но пусто не становилось, а сверкающий экран так и маячил  перед глазами, стоило только прикрыть глаза.  Однажды он, уже, будучи молодым специалистом по ядерной физике,  прочёл объявление  в одной газете о том, что  в Московском научно-исследовательском  институте, изучающем паранормальные явления приглашают людей  с феноменальными способностями для сотрудничества. Без сожаления и лирических воздыханий Саша, покинув свой южный город, пустился в погоню за славой и удачей. В Москве он предстал «пред» светлые очи профессора Заумнова Ивана Никалаевича. Несмотря на разницу в возрасте, они как-то сразу сошлись, испытывая взаимную симпатию двух беспокойных ищущих душ.
    Прошли годы, наполненные  интересной изыскательской работой. Саша, теперь уже Александр Владимирович, москвич, учёный, женатый человек, под руководством профессора сделал открытие.  Чутьё не подвело его, он сумел покорить огромный сверкающий  экран, как альпинисты покоряют вершины гор. Александр Владимирович перешагнул  сквозь экран и очутился, как Алиса в зазеркалье, в новом мире, похожем на наш земной, но всё же это был мир иной. Вначале ему показалось, что он попал в театр. Разнообразие костюмов было поразительным, одежд из разных веков и сословий. А ещё более странным ему показалось смешение людей всех эпох и социальных сословий. Можно было видеть, как рядом с обтянутыми белыми рейтузами, шагали развевающиеся, как флаги казацкие шаровары. Или когда девица в парандже, шла в обнимку с полуобнаженной красоткой сомнительного поведения, весело болтая и смеясь. Здесь были и рыцари, и скоморохи. Толпы людей гуляли без дела туда-сюда. Никто никуда не торопился  с деловой, сосредоточенной физиономией, как в плотном мире.  Александр Владимирович стоял, широко раскрыв рот, и никак не мог сообразить куда его «нелёгкая» занесла, ибо на бал маскарад эти гулянья тоже не походили. В этом странном мире всё было ярче, красивее и прозрачнее. Даже люди казались прозрачными и невесомыми. Чрезмерно худосочный вид людей поразил Александра Владимировича  до содрогания. А в остальном, они были  весьма похожи на обычных людей, только характеры их можно было сразу определить по выражению лица и глаз, как будто сама худоба подчёркивала дурные наклонности доходяг. Как выяснилось позднее из разговора, эти люди были умершими для земли, но воскресшими там по другую сторону экрана. При виде такого большого скопления покойников, окруживших его, Александр Владимирович сам от испуга посинел, не хуже залежалого трупа; весь обмяк, но падать в обморок передумал.  А  напротив приободрился, вдруг сообразив, что он совершил великое открытие, настоящий научный подвиг, распахнув дверь в загробный мир.               
      Лавры, звание доктора, поклонники, первый печатный труд не заставили себя долго ждать, как это бывает с не обычными людьми. С лаврами я, откровенно говоря, поторопилась, так как   он приобрёл больше  ярых оппонентов среди заурядных учёных, начавших открытую травлю против «выскочки». Но здесь удивляться нечему, скорее пришлось бы удивляться в том случае, если бы травли не было.
   Наконец, его широко открытые глаза и рот, и весь странный вид  чрезвычайно упитанного незнакомца, привлекли внимание худосочных аборигенов. Явление неожиданного гостя, показалось им чрезвычайно  интересным  событием. А, узнав  в чем дело, они быстро сообразили, что если один человек смог преодолеть барьер между мирами, то отчего бы и  им не проскользнуть в покинутый мир, не утолить неотвязную ностальгию по земным  грешным удовольствиям.
    С лаврами количество почитателей резко возросло по обе стороны  экранной границы. Ведь доктор, благодаря своему открытию, получил возможность оживлять трупы только что умерших людей, разумеется, дипломатично взяв разрешение у обеих сторон: у скорбящих родственников, и не менее скорбящей и перепуганной души новопреставленного.
     Посещения ученым потустороннего мира,  привлекали все большее количество желающих  «усопших» возвратиться  назад в земной мир, где есть солнце и луна, покинутые родственники и друзья, и множество телесных удовольствий. Выход оттуда им был неизвестен. Те же, кто знал о перевоплощениях, а значит и о выходе на Землю путем нового рождения, были в великой обиде на плотских женщин, не желающих рожать детей. И в самом деле, души готовые к воплощению, очень страдали оттого, что не могли воплотиться на Землю. У них заканчивались энергии для дальнейшего существования в  беззвездном загробном мире.
     Теперь с появлением гостя из плотного мира, на встречу с ним собирались целые толпы молодых полупрозрачных сущностей, все более назойливо проявляющих желание вернуться назад на землю. В тонком мире поднялось несусветное волнение, слишком много желающих было попасть на землю, и у всех были самые насущные проблемы: кого тяготило вдовство (на земле остались муж или жена), кого тоска по родным, кого-то звала месть.
     Если бы ученые лбы не были так сильно уперты в эту узкую щель между мирами, то, возможно, смогли бы предвидеть тяжкие последствия  своего смелого эксперимента с оживлением людей. Но, отнюдь, рок, ехидно ухмыляясь, вел их к трагическому финалу, искушая  чрезмерным научным любопытством и славой. Честно говоря, в глубине души Саша был несколько разочарован своим открытием, так как ожидал встретить за завесой тайны  нечто более значительное, нежели, обычных, скучающих по земным удовольствиям, покойничков. Но, зная, что нет ничего нового под луной, был доволен и этим.
     Но все эти раздумья  были воистину сущими пустяками по сравнению с тем, что его и профессора ожидало впереди.
     Стараниями ученых появились первые второрожденные. Это были две девушки, души которых они возвратили в свежие, только что  погибшие тела. Это была сенсация, но не очень потрясающая, поскольку их ранее опередили  Христос и другие Святые люди. Конечно, радости и благодарности родственников воскрешенных, не было конца, да и сами бывшие покойницы по-другому оценили прекрасный мир, который чуть не утеряли навсегда. Но обоим ученым хотелось чего-то большего. Им хотелось  возвратить к земной жизни души давно усопших людей, тех, чьи тела, омытые слезами,  медленно, но неуклонно разлагались, тоскливо втиснутые в тесную деревянную одежду. И если  хотите, то верьте, хотите - нет, но Саша с профессором Заумновым  разработали совершенно новую технологию восстановления новых физических тел усопших, опираясь на информационную память, хранящуюся в душе человека. Ведь душа, обладая сознанием, вполне может строить клетки, уплотняя разреженную энергию в плотную материю. Для этого, безусловно, нужно большое желание со стороны бестелесной души, помощи и руководства ученых и  родных усопшего.
     Для распространения знаний о великом открытии  доктора наук Александра Мертвова и профессора Заумнова Ивана Николаевича была созвана пресс-конференция. Мнения  об оживлении усопших были собраны самые разные: начиная от неуемных восторгов до полного отрицания. Молодые люди заявляли, что им еще рано думать о смерти и последующем оживлении, поскольку они еще живы и не торопятся на тот свет. Хотя открытие, конечно, признавали гениальным. В зале царило оживление, корреспонденты сновали между рядами, щелкая фотоаппаратами.  Одна из корреспонденток обратилась к хорошенькой блондинке с вопросом:
- А вот вы, девушка, пошли бы замуж за оживленного человека? Если нет, то почему?
- Ни за что! Во-первых, я боюсь покойников, во-вторых, его психика после посмертного состояния может быть сильно изменена. В третьих – неизвестно, как это скажется на детях? И вообще, как жить рядом с человеком, постоянно помня о том, что муж твой бывший покойник, и труп его продолжает благополучно разлагаться на кладбище!
Корреспондентка обратилась к следующей девушке:
- А вы, девушка,, какой бы дали ответ на тот же вопрос?
- Я тоже не пошла бы замуж. Во первых я тоже трусиха и боюсь мертвых, а во вторых, как правило, души покойных притягиваются к своим покинутым телам. Конечно же оживший пойдет на кладбище, чтобы  посмотреть на свою могилу, и кто может гарантировать, что не установится связь между двумя телами, и новое тело не начнет разлагаться изнутри? – ответила, смущаясь, смуглянка.
- Ой, какие мрачные ответы! – вздохнула корреспондент и обратилась к старушке:
- Вот Вы, дорогая женщина! Будьте добры, ответьте мне, опираясь на высоту вашего богатого житейского опыта, на вопрос об оживлении умерших людей?
- Я думаю, что правительству и депутатам надо создать нормальные условия для жизни молодых семей. Когда у них будет достойная зарплата, тогда женщины начнут рожать много детей, и не надо будет изобретать «велосипед».
А Вы лично хотели  ли после смерти быть оживленной? – снова спросила  представительница прессы.
- Неужели  я так сильно похожа на дуру, которая  променяет блаженство проживания в Райских садах на земную скорбь?! – ответила,  морщась как от зубной боли, старушка. Мысль  ни о смерти, ни о последующем оживлении собственного  тела, явно, не привлекала ее.
- А что думают об оживлении умерших людей представители духовенства? – и корреспондент обратился к священнику:
- Все в руках Божиих! Тем более в вопросах  жизни и  смерти надо ли вмешиваться в промысел Божий? Мы и так насилуем природу вокруг себя, не будет ли это открытие  способствовать еще и насилию душ человеческих?
Затем корреспондент обратился  с вопросом еще к одному священнослужителю:
- Я вижу, вы занимаете большой духовный сан. Вы слышали ответ священника, а что вы лично думаете об открытии доктора Мертвова?
- Я много ранее благословил его на исцеление людей. Признаю, что он великий ученый, вернувший к жизни большое количество безнадежно больных людей.  По поводу воскрешения из мертвых, я думаю следующее: если Господь дал ему силу сотворять чудо, то, стало быть, это не прегрешение. Да благословит Господь его труды!
     И вот уже первые счастливые родители встречают живыми своих погибших детей.  Можно ли передать их счастье простым человеческим языком? Для них Александр Владимирович стал Богом, и не без некоторого основания. Затем потянулась тоненькая прерывистая цепочка воскрешенных людей, постепенно превращаясь в цепную реакцию. Количество жильцов в некоторых квартирах стало увеличиваться  по геометрической прогрессии. После первых восторгов и объятий, как правило, наступает второе действие, а именно – отрезвление. Количество потребления продуктов на душу населения выросло в десятки раз. Стало не хватать продуктов. Обедневшие хозяева уже не могли обработать и прокормить нахлынувших многочисленных гостей из загробной страны, не указанной ни в одной карте мира. Соответственно гости не имели паспортов, ни прописки, и вообще юридически они не существовали на белом свете. На работу бывших покойников нигде не принимали, так как не было такого закона. Справок по форме восемь о выписке из загробной страны ожившим покойникам  не давали, как негде было взять справок о том, что они чудесным образом ожили.  Юристы были в растерянности.
    А беспаспортный народ легкомысленно прибывал с того света, не задумываясь о юридических тонкостях законодательства. Впрочем, работать они и не собирались, так как привыкли  «валять дурака» в тонком мире. Двери в квартирах беспрестанно хлопали, как мельничные жернова в штормовую погоду, сотрясая стены. В некоторых городах воды в водопроводах стало не хватать даже на приготовление еды, не говоря о стирке и купании. Канализация не справлялась со своими обязанностями из-за чрезмерно возросшей эксплуатации унитазов. В довершение ко всем  неприятностям, желудки прапредков, работающие по устаревшей информации, не были рассчитаны на исскусственные продукты, и не выдерживали. Больницы не принимали больных без страховых медицинских полисов. Начался мор. Но трупы  беспаспортных воскрешенных не принимали даже на кладбище из-за отсутствия справок о смерти, поскольку они  не были зарегистрированы даже в списках бомжей.  Гробы стали самым дефицитным  товаром. В квартирах между членами семьи не прекращались скандалы из-за тесноты и голода. Родственникам  разных поколений было трудно ужиться друг с другом. Стариков же приводили в ужас некоторые телепередачи, особенно с демонстрацией открытого секса на экране. Молодым  же людям это казалось интересным, и часто споры о телевизионных вкусах заканчивались драками. Особенно тяжко приходилось со старшим поколением. Ведь всем известно, что старые  дураки намного нуднее молодых, и даже путешествие на тот свет, некоторым не прибавило ни капли ума.  Из этого вытекало, что старая пословица о том, что горбатого, только могила исправит, оказалась неверной.
     А погребенный народ все прибывал. Уже казалось, что покойнички, как тараканы  лезли в квартиры со всех щелей. Мор усиливался. Многие бывшие потусторонние жители  затосковали, и запросились обратно. Но это  было неосуществимо, так как даже младенцам известно о том, что на тот свет поезда не ходят. Конечно, существовал законом наказуемый выход, но капризным « пришельцам» быть убитыми не хотелось. А прославившиеся ученые не предусмотрели в своих научных разработках возможности приятного ухода для  незаконнорожденных вторично.
    Тоскливые вопли перенаселения, все возрастающий мор людей, наконец, дошел даже до тугоухих эшелонов власти. Трясущийся А. Мертвов и его, не менее трясущийся, коллега предстали перед потрясающе грозные очи президента одной из,  не менее потрясающей, страны:
- Товарищ Мертвов! Когда, наконец, вы прекратите этот не санкционированный  возмутительный рост населения, появляющегося на свет подозрительно незаконным путем?!  В некоторых городах толпы потустороннего сброда бесцельно бродят по дорогам, мешая  автомобильному транспорту ?! – кричал вне себя президент. Нелицеприятный разговор закончился приказом:
- Требую немедленно прекратить это научное безобразие, это вопиющее насилие и над живыми, и над  представившимися душами! О принятых мерах доложить в кратчайший срок!!!
     А в тонком мире среди покойных душ царила суматоха: одни были категорически против возвращения в земной мир, другие рвались туда, не смотря на потусторонние семейные узы. Души, отвергнутые своими земным родственниками, не желающими принять ранее похороненных обратно в свою семью,  кусали свои прозрачные локти от обиды и злобы. Слухи о легком  пути возвращения на землю, (ведь путь рождения из лона женщины весьма тяжел) дошли до низших слоев тонкого мира, и, под шумок, на землю стали проникать души, мягко выражаясь, далеко не ангельских навыков. Отчего в земных семьях дошло до поножовщины.
     Удрученный доктор наук А. Мертвов и  его научный руководитель профессор Заумнов  лихорадочно искали выход из создавшегося положения, не зная, как прекратить противозаконный рост  населения. Более всего они опасались того, чтобы рост населения не дошел до критической точки,  после которой начнется массовое самооживление.
     К своему ужасу, ученые не смогли придумать, как остановить уже начавшуюся цепную реакцию оживления людей, отчего количество оживших усопших достигло, наконец, той страшной критической точки. После чего началось светопреставление. Квартиры закрывались наглухо, у дверей постоянно кто-нибудь дежурил, чтобы не проскользнул в помещение оживший предок. Но из-за перенаселения в квартирах нечем было дышать, и приходилось по неволе открывать форточки. Ожившие же предки, имея разреженную консистенцию тел, свободно проникали даже в самые узкие отверстия.  Лишь, через несколько месяцев « бывшие покойнички»  наедали нормальный вес и плотность.
     Но с массовым приходом, начался и массовый уход незаконнорожденных граждан «потусторонней» республики. Загазованный воздух, некачественные мутированные продукты, и полуголодное существование, а также нехватка питьевой воды  вызывали массовые заболевания и смерти. Рано поседевший доктор Мертвов однажды ушел вместе со своими  оживленными клиентами в мир иной, не выдержав свалившиеся на его ученую голову треволнения. Сдало сердце. Как его встретили в потустороннем мире после столь трагически печального эксперимента, можно только догадываться.
    В скоре после смерти Александра, профессор Заумнов тронулся умом, и, находясь в психбольнице в комнате без окон, тыкал пальцем в углы и кричал: «Вот они! Лезут гады. Остановите их, тушите свет, не пускайте! Затем, приободрившись,  командовал: «А ну смирно, дохлые сволочи!  Ложись по моей команде все по гробам! Затем пел рыдающим голосом что-то не членораздельное.
     Через несколько лет массовый мор людей прекратился, население сильно поредело, но выжило. Даже начался рост населения, и люди появлялись на свет привычным проторенным путем, как и тысячи лет назад. Умирали тоже весьма традиционно, как все порядочные покойники. Никто больше не помышлял об оживлении, а если бы и помыслил, то его, должно быть, тут же и растерзали.
     Воистину, выше Господа простому смертному не перепрыгнуть. Если даже представить, что во время второй мировой войны это открытие было бы актуальным, то, скорее всего, сложилось бы так, что подкрепляемая неиссякаемыми человеческими ресурсами,  война стала бы длиться без конца. Но, будем оптимистами и поверим в то, что вскоре войны прекратятся, и люди будут умирать естественной смертью, изжив весь ресурс, заложенных в их тела энергий.  Им не захочется возвращаться из беззаботного тонкого мира в - земной, где каждодневная забота о хлебе насущном и жадность прихотливого тела,  пожирает рост души морально неустойчивых людей. А лучше всего положиться во всем на волю Творца, раскрыть глаза и уши сердца, и стараться жить так, чтобы наша воля совпадала во всем с - божьей.
     Прошли долгие годы. Опечаленные родители знаменитого ученого так и не дождались его возвращения назад в страну солнца, на что в тайне очень надеялись. Почему Саша не захотел вернуться назад, хотя и мог, никто не знает. Должно быть, он имел возможность открыть душу своим родителям, последовавшим за ним. Но об этом мы с вами вряд ли когда-нибудь сможем узнать!