Недоверчивая красота...

                *             *             * 

                С нами должны были быть тогда те два
                урода, которые должны были быть с
                нами; но их с нами не было.

                Пароль для экстренного выхода на 2-ой Уровень
               

      Недоверчивая красота водрузилась на незатейливом оконце в чреве у косолапой избушки, где обрывки без определенного возраста ткани в пол лица выдавали себя за изысканные занавески, и кокетливо прикрывали заманчивые дали.
      Свежо, снова свежо на весь мир, сколь его видно окрест. А много ли его увидишь сквозь зеркальный воздух, предающий доверчивые глаза прозрачностью окружающего пейзажа. Ах, как же это всё-таки здорова оказаться не запланировано собой, как будто выскочив на неизвестной станции из очумело мчащегося поезда. Он так и убежит: деловито и торопливо, без уточнений маршрута и промежуточных станций, пожираемый высшей, заклинаемой целью - поспеть в срок и не сбиться с графика. Достойное занятие за неимением осознанного выбора.
    Здесь у нас спокойно и тихо, чистый воздух будоражит дыхательные центры, щекочет ноздри, заставляя дышать оглушительно глубоко, вздымая грудь до небес на манер былинных богатырей. И это не просто проветривание естества чистейшим природным эликсиров. С каждым вздохом сила и спокойствие прибывают по исстрадавшимся тканям, клеточкам, закуточкам тела; с каждым выдохом заботливая природа отбирает накопленные годами тревоги, страхи и болезни, и ни что не удивляет и не настораживает в таком странном, не справедливом обмене.
   И чего только не случается с нами, почему бы хоть однажды, ну, смеха ради; или, для вопиющего разнообразия, - взять, и не случиться чему-нибудь эдакому? Хорошему - расхорошему, без головной боли на утро, астрономического счёта по закрытию, либо ещё какого нежданного подвоха, жирно вымарывающего проблески зачаточного оптимизма ядовитого цвета маркером здравого смысла и товарно-денежных отношений.
    Раскрасневшееся на манер не умелого лгуна, солнце, казалось, млело от собственного, не жадного тепла, согревая без разбору всякого, так или иначе попавшего в этой невероятный заповедник первозданного, не тронутого ржавчинками цивилизации, людского существования.
   Уже не вспомню, сколько раскачивался в поскрипывающем, подыгрывающем моему телу древнем, плетённом кресле. Оно врослось бы давным-давно в заусенчатый пол веранды, если бы не скользило по нему эдак по-зазнайски, взад-вперёд, то с забредших прохожим верхом, а то раскачиваемое порывами внезапного, предгрозового ветра, если таковой здесь и случался. Сама веранда была подстать креслу: скрипучая и на вид - конструктором неверно собранная из отдельных элементов. Впрочем, упорядоченный хаос, а так же всякая буйная, пёстрая растительность, овивающая и пробивающаяся сквозь неё, придавали ей некий почтительный шарм, привнося достойным элементов в окружающее царство непоколебимого, манящего покоя.
   В мерное рокотание соседских насекомых, убаюкивающее и гениальное, солирующим баском нагловато вклинился не знаю кто, но по звуку - какой-нибудь невероятных размеров жучище, - безответственное существо, посмевшее возразить хрупкой гармонии. Но не осознавая своей вины, нарушитель спокойствия вскоре оказался на веранде, покружил деловито, и несколькими мгновениями спустя запланировано рухнул на стол, избежал, впрочем неприятного приземления в ещё струящуюся лёгким дымком бадейку чаю, или лёгкой посадки в вазочку с ароматным, влекущим черничным вареньем. Странно, но вид этого дерзкого, разухабистого хулигана нисколько не раздражал меня, напротив, - вызвал сладостное ощущение мимолётности моего пребывания в этом раю, как, собственно говоря, и во всей оставшейся мне жизни. И стало от этого не в пример обычному тепло и непонятно счастливо, будто кто-то в нечётком, силуэтном детстве, окрашенном в несуществующие по своей красоте цвета, стал гладить нашкодившего малыша по вздрагивающему от волнения животику.
    Ведь я не знал, что такое остановиться, и как такое может быть, но нынче это есть, и как скажу я, что мне здесь боязно и не комфортно? Как знать, может и злобная смерть, одна мысль о которой настолько мутит т отравляет зачастую наше существование, не есть неминуемая, тягостная казнь, а нечто другое, вполне милое и безобидное. Или, подавно, шаг в подобный оазис спокойствия, нежности и вечности.
    Жук побродил около разложенных на блюдечке печеньев, состроил недовольную физиономию, и смешно, переваливаясь из стороны в сторону, взмыл над полотном аэродрома-стола. Впрочем, в умении ему было не отказать; уже через секунду он выровнял свою бочкообразную, неказистую тушку, и горделиво поплыл в густом воздухе, жужжа еще более громко и чрезмерно важно.
   Здесь стоило оказаться. Погрузиться в никак не начинающуюся грозу, хотя бы для того, чтобы почувствовать, как мало нужно, для того, чтобы обладать всем.
   Попутные облака повсюду скрывали с успехом явные огрехи в грамматике ненаписанных шедевров, отвлекая неуместно пристальное внимание от беззастенчиво чётко очерченных объектов.
   Неразборчивая радость покоряла бескрайние просторы, вовлекая моё методично раскачивающееся существо в круговорот незнакомого мне доселе танца, смахивающего на языческий обряд, или не приносящий ничего полезного, кроме безграничного счастья клуб по интересам единственный раз в неделю, лучше в пятницу вечером, перед предвкушаемыми с прошлого понедельника выходными. И редкие мысли о следующем попутном поезде, который будет не то на следующей неделе, не то уже теперь в следующей жизни, уплывали вслед за облаками, махая серебристыми крыльями и, обещая себе обязательно вернуться сюда следующей весной, или когда там ещё это получится. Доброго пути, - я смахиваю невесть откуда взявшимся шелковым платочком столь же внезапную слезу - спутницу транзитной в этот раз хандры; и откидываюсь назад поудобнее, уложив уютно обе ладошки под голову, расставив локти в стороны, прогнув до хруста позвоночник в области груди. Тапочки со шлепком сваливаются с вытянутых ног, а невообразимая улыбка взгромождается на моё лицо, по-хозяйски, чтобы уже никогда его не оставлять в одиночестве, или, того пуще - власти прочих, гадких мимик.
      Ах, до чего же всё-таки необъяснимо хорошо, до чего безысходно радостно!