К 200-летию Победы в Отечественной войне 1812 года

Бородинское поле.

Святое поле?!
Поле брани?!
О, сколько горя и страданий
Ему изведать довелось!
Здесь столько крови пролилось:
Французской… русской –
          человечьей! –
На этом поле, поле сечи.

От ран, от нестерпимой боли
Стонало, содрогалось поле.
Земля дрожала от испуга:
Довольно истреблять друг друга!
Но словно бы за смертный грех
Уничтожалось всё и всех!

Дождь, плача, омывал их раны.
…Непостижимо!
Дико!
Странно –
Какая власть? Какая сила
Их собрала?! Ожесточила?!
Толкнула в эту мясорубку?!
Не лучше ль – раскурить бы трубку
Да выпить доброго вина?!
Но та и эта сторона
Ожесточаясь боле, боле
Врастали кровью, плотью в поле,
И смерти жуткие объятья
Несли друг другу люди-братья!

Так  чьей-то повинуясь воле,
Стреляли, били и кололи
До полного уничтоженья.
Победа ль это?
Пораженье?
У войн зловещее лицо.
Война – игрушка подлецов.

* * *
Свершилось, что должно свершиться!
О чём мечтать он только мог!
Москва – российская столица
Лежит невольницей у ног:

Желанной, хоть чужой, далёкой,
Вся в цвете … цвете спелой ржи!
Москва – красавица востока,
Теперь ему принадлежит

С её крестами!
Куполами!
С её просторною рекой!
С её церквами и садами!
С её кремлёвскою стеной!

В каком пред ней явиться свете?
…Стоял он на Поклон-горе,
Стоял и грезил на рассвете
Погожим утром в сентябре.

Сбывалось давнее желанье:
Ей обладать!
Над ней царить!
 Он может и на поруганье
Отдать её, и одарить!

Но будет щедр! Великодушен!
И, милосерден. Наконец ,
Он тронет чувственно их души
И примет должно свой венец.

Не войн для них он хочет – мира,
В Европу распахнуть окно!
И песнь ему слагает лира…
И в честь него течёт вино…

Так, поджидая депутаций,
Победные готовя речи,
Он ожидал, коль не оваций,
Так, уж конечно, должной встречи!

Его тщеславие безмерно!
Здесь, несомненно, он король!
Он, как  актёр перед премьерой,
Вживался в выбранную роль.

Пусть азиатская столица
Спокойно, безмятежно спит,
Огня и пушек не боится.
И вдруг: «Горит она!
Горит!!»

Вместо приветствий – жаркий факел!
Что город, выжженный дотла?! 
И если  мог бы плакать – плакал
В бессилье  этот гений Зла.

Как их понять?!
Обескуражен
И даже, может быть, смешон,
С потухшим взором, нем и страшен,
Стоял пред ней Наполеон.

Чем гордый дух его встревожен: –
Что не дождётся он венца?
Или предчувствием, быть может,
Начала своего конца?

Кто побеждён и кто повергнут?!
Проигран им тщеславья бой.
И что теперь его победа?! –
    Такой ценой!
Такой ценой!
 
***
Рассказывая о трагедии Бородинского сражения, в историческом, философском романе «Дело генерала Раевского» Куранов пишет: «По полю носились обезумевшие от ужаса кони, бродили покалеченные табуны лошадей – французских, русских, итальянских, немецких, польских. Они ходили с распущенными гривами, со смертельно усталыми, порою плачущими глазами…. Там не было вражды, там все были просто несчастны».
И ещё в том же романе на Бородинском поле встреча – но уже в наши дни. « Конь бродил под звёздами.   … Я подошёл близко и остановился. Конь обернул ко мне голову и посмотрел на меня. … Конь смотрел на меня не мигая и вроде что-то читал в моём взгляде. А на мои глаза навёртывались слёзы. Конь почувствовал это, он спутанными ногами шагнул мне навстречу. «Кто же нас с тобой так спутал?» - подумалось мне. А конь положил мне голову на плечо. И закрыл глаза.
Мы долго так стояли в темноте под звёздами, и вскоре я почувствовал, что он тоже бесшумно и доверчиво плачет».

Ода лошади

На лугу некошеном
Конь стоит стреноженный,
Он стоит понурившись,
Будто спит.
А ему бы вволю
Проскакать по полю –
Пыль из-под копыт!

Лошади и люди…
Время, годы, судьбы!
Принесли ли счастье
тысячи подков,
Когда шли лавиной
И, ломая спины,
Там, под Ватерлоо,
сваливались в ров?!

Как стрелою пущенный,
По горам, над кручею
Нёсся аргамак!
Вслед другой – пришпоренный,
С боком, шпорой вспоротым…
Разве враг?!

Сколько было силы!
Сколько выносили!
Знали плуг и плеть…
Чтобы после, брошены,
Зимнею порошею
В стужу околеть?!

По Пути бы Млечному
В степи бесконечные
Им перенестись!
С травами обильными
И ключами сильными,
Где – ни волк, ни рысь.

Что же, мой стреноженный?
Дрожь прошла под кожею…
Карие, прекрасные,
грустные глаза.
Он стоит в печали,
Может, видит дали,
Может, что-то хочет
          он спросить, сказать?

Как летел он птицей
К белой кобылице
На призыв подруги –
молод и красив,
И как синим вечером
Глупый и доверчивый
Жеребёнок ластился,
робок и пуглив.

Ну, прощай, хороший мой!
Угощаю крошками.
На немой вопрос его
нет ответа, нет!
Жизнью огорошены,
                Знаешь, все мы – лошади,
                Хоть чуть-чуть, но лошади,
как сказал Поэт.