как все просто...

Когда в блистательном семействе
Родился мальчик, наконец,
счастливый лорд, его отец,
дал волю чувству в странном действе.

Накрыли стол, - от стен дворца
ко всем пределам и границам,
чтоб у крестьян по пьяным лицам
гуляла радость без конца.

Сын подрастал с печатью Бога.
Всегда, во всем отчаян был:
его неукротимый пыл
всех озадачивал немного.

Женился рано, - как отец.
Был дамой сердца очарован
в один из светских вечеров он,
а дальше -  таинство колец.

Но в тот же день,  -  во сне ли, въяве, -
ему был подан свыше знак:
«Ты избран небом, ты инак, -
Один во всей людской канаве».

Едва забрезжился рассвет,
Коня он верного седлает.
Пес понимает все, - не лает,
и вот наследника уж нет!

Но что его предназначенье?
Кому-то вечная судьба -
вокруг да около ходьба,
ему же – вечное мученье:

«Тебе дается благодать! –
распорядилось громом небо. –
Ты смысла жизни быль и небыль
однажды сможешь отгадать»

Он прежде кинулся в науки,
и без конца в тиши ночей
листал страницы, книгочей,
и множил просвещенья муки.

Отринув после книжек хлам,-
решил постранствовать по миру,
но лишь познал судьбы сатиру,
да странный вой тибетских лам.

Пути к себе перебирая,
стал жить отшельником в глуши, -
полвека бунт его души
вел одержимого до края.

А ныне, будто на убой,
влачит он тлен в свои пределы:
темны глазницы, космы – белы,
тень еле тащит за собой.

В последней силе все же взвился,
вознесся криком к небесам:
«Ты хоть доволен, Боже, сам
Как ты рабом распорядился?

Я столько лет по тайным Ведам
учил себя летать без крыл,
но смысла жизни не открыл,
ибо не может быть он ведом!"

Я бросил дом, тебя любя.
Рабы не могут ведь иначе,
но раб восстал! А это значит, -
я проклинаю, Бог, тебя!

Вот подошел уже к дворцу.
Рука легла на вязь ограды.
«Навряд ли мне тут будут рады,
как в детстве рад я был отцу…»

И вдруг раздался, -  остро, тяжко, -
знакомый голос у окна:
жена – белее полотна,
из рук скользнула бледно чашка.

И он, с нескладностью шеста,
упал ничком под это скерцо,
и точно знал, - ударов сердца
ему осталось меньше ста.

Как в блике мутного зерцала
увидел он глаза жены.
В них крик и свет обнажены:
«Вернулся… Господи… я знала…»

Она коснулась нежно  рук,
потом к груди его прижала,
и боль ушла, сломала жало:
он вдруг избавился от мук.

Гордыни лопнула короста,
и подводя себе итог,
он лучше выдумать не мог:
«Нашел…   о, Боже…  как все просто…»