Стефан Цвейг

                (1881 – 1942)

      ШТРИХИ    БИОГРАФИИ

   Цвейг родился в Вене  28 ноября 1881 г в семье богатого еврейского негоцианта, владевшего текстильной ма-нуфактурой. В мемуарной книге «Вчерашний мир» Цвейг подчеркнуто скупо рассказывает о своем детстве и отро-честве. Когда заходит речь о родительском доме, гимназии, а затем университете, писатель сознательно  скрывает свои чувства, подчеркивая, что в начале его жизни было все точно так же, как у других европейских интеллигентов рубежа веков.
    Окончив Венский университет, Цвейг отправляется в Лондон, Париж, путешествует по Италии и Испании, посещает Индию, Индокитай, США, Кубу, Панаму. Последние годы первой мировой войны Цвейг жил в Швейцарии (1917—1918), а после войны поселился близ Зальцбурга.
    Путешествуя, Цвейг с редкостным рвением и настойчивостью удовлетворял свою любознательность. Ощущение собственной одарённости побуждает его к сочинительству стихов, а солидное состояние родителей позволяет без затруднений издать первую книгу. Так появились на свет «Серебряные струны», (1901), изданные на собственные средства автора. Цвейг рискнул послать первый сборник стихов своему кумиру — великому австрийскому поэту Райнеру Мария Рильке. Тот прислал в ответ свою книгу. Так завязалась дружба, продолжавшаяся до самой смерти Рильке.
    Цвейг полюбил русскую литературу еще в гимназические годы, а затем внимательно читал русских классиков в период учёбы в Венском и Берлинском университетах. Когда в конце 20-х гг. в нашей стране стало выходить собрание сочинений Цвейга, он, по его собственному признанию, был счастлив. Предисловие к этому двенадцатитомному изданию произведений     Цвейга написал А. М. Горький. «Стефан Цвейг, — подчеркнул Горький, — редкое и счастливое соединение таланта глубокого мыслителя с талантом первоклассного художника». Горький особенно высоко оценил новеллистическое мастерство Цвейга, его удивительное умение откровенно и вместе с тем максимально тактично рассказать о самых интимных переживаниях человека.
   Новеллы Цвейга — «Амок», «Смятение чувств», Шахматная новелла  — сделали имя автора популярным во всем мире. Новеллы поражают драматизмом, увлекают необычными сюжетами и заставляют размышлять над превратностями человеческих судеб. Цвейг не устает убеждать в том, насколько беззащитно человеческое сердце, на какие подвиги, а порой преступления толкает человека страсть.
   Цвейг создал и детально разработал свою собственную модель новеллы, отличную от произведений общепризнанных мастеров короткого жанра. События большинства его историй происходят во время путешествий, то увлекательных, то утомительных, а то и по настоящему опасных. Все, что случается с героями, подстерегает их в пути, во время коротких остановок или небольших передышек от дороги. Драмы разыгрываются в считанные часы, но это всегда главные моменты жизни, когда происходит испытание личности, проверяется способность к самопожертвованию. Сердцевиной каждого рассказа Цвейга становится монолог, который герой произносит в со-стоянии аффекта.
   Новеллы Цвейга представляют собой своего рода конспекты романов. Но когда он пытался развернуть отдельное событие в пространственное повествование, то его романы превращались в растянутые многословные новеллы. Поэтому романы из современной жизни Цвейгу в общем не удавались. Он это понимал и к жанру романа обращался редко. Наиболее удачным  можно считать роман «Нетерпение сердца»  написанный  в 1938.году    Цвейг нередко писал на стыке документа и искусства, создавая увлекательные жизнеописания Магеллана, Марии Стюарт, Эразма Роттердамского, Жозефа Фуше, Бальзака (1940).
   В исторических романах принято домысливать исторический факт силой творческой фантазии. Где не хватало документов, там начинало работать воображение художника. Цвейг, напротив, всегда виртуозно работал с доку-ментами, обнаруживая в любом письме или мемуарах очевидца психологическую подоплеку.
    Загадочная личность и судьба Марии Стюарт, королевы Франции, Англии и Шотландии, всегда будет волновать воображение потомков. Автор обозначил жанр книги «Мария Стюарт» (1935) как романизированная биография. Шотландская и английская королевы никогда не видели друг друга. Так пожелала Елизавета. Но между ними на протяжении четверти века шла интенсивная переписка, внешне корректная, но полная скрытых уколов и колких оскорблений. Письма и положены в основу книги. Цвейг воспользовался также свидетельствами друзей и недругов обеих королев, чтобы вынести беспристрастный вердикт обеим.
    Завершив жизнеописание обезглавленной королевы, Цвейг предается итоговым размышлениям: «У морали и политики свои различные пути. События оцениваются по-разному, смотря по тому, судим мы о них с точки зрения человечности или с точки зрения политических преимуществ». Для писателя в начале 30-х гг. конфликт морали и политики носит уже не умозрительный, а вполне ощутимый характер, касающийся его самого лично.
Герой книги «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского» (1935) особенно близок Цвейгу. Ему импонировало, что Эразм считал себя гражданином мира. Эразм отказывался от самых престижных должностей на церковном и светском поприщах. Чуждый суетных страстей и тщеславия, он употребил все свои усилия на то, чтобы добиться независимости. Своими книгами он покорил эпоху, ибо сумел сказать проясняющее слово по всем больным про-блемам своего времени.
    Эразм порицал фанатиков и схоластов, мздоимцев и невежд. Но особенно ненавистны ему были те, кто разжи-гал рознь между людьми. Однако вследствие чудовищного религиозного раздора Германия, а вслед за ней и вся Европа были обагрены кровью.
По концепции Цвейга, трагедия Эразма в том, что он не сумел предотвратить эти побоища. Цвейг долгое время верил, что первая мировая война — трагическое недоразумение, что она останется последней войной в мире. Он полагал, что вместе с Роменом Ролланом и Анри Барбюсом, вместе с немецкими писателями-антифашистами он сумеет предотвратить новое мировое побоище. Но в те дни, когда он трудился над книгой об Эразме, нацисты у него в доме произвели обыск. Это был первый сигнал тревоги.
    В 20-30-е гг. у многих западных писателей усиливается интерес к СССР. Они видели в нашей стране единственную реальную силу, которая может противостоять фашизму. Цвейг приехал в СССР в 1928 г. на торжества по случаю столетия со дня рождения Льва Толстого. Цвейг весьма скептически оценил бурную бюрократическую деятельность руководящей верхушки советских республик. В общем, его отношение к Стране Советов можно было тогда охарактеризовать как доброжелательно-критическое любопытство. Но с годами доброжелательность убывала, а скептицизм нарастал. Цвейг не мог понять и принять обожествление вождя, а лживость инсценированных политических процессов его не ввела в заблуждение. Он категорически не принимал идею диктатуры пролетариа-та, которая узаконивала любые акты насилия и террора.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

Когда – то в далёкой юности Стефан Цвейг пытался закончить жизнь самоубийством, но его спасла  случайность. Об этом   в своё время писали многие газеты. Вот одна из статей того времени:
             «Будь счастлив, пока ты живой…»

Однажды один молодой, но очень несчастный человек решил покончить с собой. А именно – застрелиться. Поскольку юноша этот был не только несчастным, но и еще и чрезвычайно стеснительным, то, чтобы никому не докучать и не вызывать к себе излишнего внимания, в качестве места для совершения акта самоубийства он выбрал городское кладбище. Время и дату также подобрал что надо – полночь, в полнолуние. И вот, тихо ступая по залитому луной кладбищу, наш юноша стал искать скамейку, сидя на которой можно было бы спокойно свести  счёты со злодейкой - судьбой. Скамейки, как назло – или на счастье, нигде не было. Пройдя несколько десятков могил, юноша вдруг едва не вскрикнул от неожиданности: перед ним, освещенная полной луной, стояла девушка, вся в черных одеждах и… с крыльями за спиной. И только внимательно присмотревшись, он успокоено вздохнул: это был обычный памятник. Такой, какие часто ставят на могилах детей и молодых девушек. Внимание юноши невольно привлек текст, высеченный у подножия ангела. Имя девушки… дата рождения и смерти… и – надпись на латинском: «Heus tu, viator lasse, qui me praetereis. Veni hoc et queiesce pusilu. Cum diu ambulareis, tamen hoc veniundum est tibi. Bene vive, propera…»
Юноша знал латинский и, прочитав текст, застыл еще в большем удивлении. «Эй, прохожий, ты, видно, устал идти. Отдохни здесь немного. Путь твой еще долог, хоть и закончится здесь. Ступай и будь счастлив, пока ты живой…» – гласил текст неизвестно кем написанной эпитафии.
Эти необычные слова произвели на юношу магическое действие: пятясь от черного ангела, натыкаясь на ограды и кусты, юноша вынул из кармана револьвер и швырнул его в сторону. Затем повернулся и бросился бежать прочь. Так неизвестная эпитафия спасла жизнь Стефану Цвейгу, впоследствии – знаменитому австрийскому писателю…

СТЕФАН ЦВЕЙГ И ФРИДЕРИКА

   Их знакомство было делом случая. Ведь круг интересов и, главное, общения, у сына богатого буржуа и дамы из круга служилой аристократии разные. И все-таки одна точка соприкосновения у них нашлась — страстное ув-лечение литературой.
Это произошло в одном из обычных маленьких венских кафе, где любили собираться литераторы и их поклонники.
   Фридерика Мария фон Винтерниц, жена кайзеровского чиновника, при¬мерная мать двух дочерей, молодая, но серьезная женщина, скромно сидела с подругой за столиком в углу. А в центре расположились двое мужчин, один из них — стройный, щегольски одетый, с ровно подстриженными усиками и в модном пенсне — все время поглядывал на Фридерику. И даже пару раз нежно ей улыбнулся.
   Незадолго до этого подруга подарила Фридерике томик стихов Верхарна в переводе Цвейга. И сейчас, осторожно показывая на улыбчивого щеголя, она сказала: «Смотри-ка, вон наш переводчик!»
   Через день Стефан Цвейг получил письмо, подписанное «ФМФВ». Оно начиналось так: «Дорогой господин Цвейг! Надо ли объяснять, почему я с такой легкостью решаюсь сделать то, что люди считают неприличным… Вчера в кафе мы с вами сидели недалеко друг от друга. Передо мной на столе лежал томик стихов Верхарна в Вашем переводе. До этого я читала одну Вашу новеллу и сонеты. Их звуки до сих пор преследуют меня… Я не прошу вас отвечать, а если все же появится желание, напишите до востребования…»
      Она отправила письмо, в общем-то, ни на что не рассчитывая. Тем не менее, поначалу завязалась вежливая, ни к чему не обязывающая переписка. Потом они стали звонить друг другу. И, наконец, на одном из музыкальных вечеров Цвейг и Фридерика познакомились лично.
   На фоне пусть даже статного, пригожего (и направо и налево изменявшего ей), но в общем-то бывшего заурядным чиновником мужа, Стефан был для Фридерики особым мужчиной. Она это поняла очень быстро. Но и Фридерика оказалась для Цвейга необычной женщиной, в ней он почувствовал родственную душу.
    Они продолжали встречаться и переписываться, и в одном из очередных посланий Стефан предложил ей руку и сердце… Фридерика колебалась недолго и, с большим трудом избавившись от супружества со своим чиновником, вскоре стала женой Стефана Цвейга.
   Их брак оказался счастливым союзом двух творческих натур: Фрици, как называл ее Стефан, тоже оказалась способной писательницей.
Супружескую пару ненадолго разлучила война; воссоединившись, они два года прожили в Швейцарии, а потом поселились в Зальцбурге — в старинном доме на горе Капуцинерберг.
   Цвейги жили в любви, согласии и творчестве; на себя тратили не так уж много, избегали роскоши, у них даже не было автомобиля. Дни их чаще всего проходили в общении с друзьями и знакомыми, а работали они по ночам, когда ничто не мешало.
В своем доме они принимали многих представителей европейской интеллектуальной элиты: Томаса Манна, Поля Валери, Джойса, Паганини, Фрейда, Горького, Родена, Роллана, Рильке…
   Цвейг был богат, имел успех, он был настоящим любимчиком судьбы. Но не все богатые щедры и сострадательны. А Цвейг был именно таким: всегда помогал коллегам, некоторым даже выплачивал ежемесячную ренту, многим буквально спас жизнь. В Вене он собирал вокруг себя молодых поэтов, выслушивал, давал советы и угощал в кафе.
   …На протяжении двух десятилетий Цвейг и Фридерика были практически неразлучны, а если и расставались на несколько дней, то непременно обменивались нежными письмами. Творческая семья: она — автор нескольких повестей и романов, пользовавшихся успехом в Австрии, он — всемирно известный писатель, жили в счастье и благополучии, наслаждаясь любовью и творчеством. Но однажды все изменилось…
    Стефан Цвейг  панически, до ужаса боялся старости. Как-то вечером Стефан и Фридерика отправились побродить по улочкам Зальцбурга. Им навстречу шла пара: старик, тяжело опиравшийся на палку, и бережно поддерживав-шая его молоденькая девушка, которая все время повторяла: «Осторожнее, дедушка!» Позже Стефан сказал жене:
  — До чего же отвратительна старость! Не хотел бы я дожить до нее. А впрочем, если бы рядом с этой развалиной была не внучка, а просто молоденькая женщина, кто знает… Рецепт вечной молодости остается одним на все времена: старый человек может ее позаимствовать только у влюбленной в него молодой женщины…
   В ноябре 1931 года Цвейгу исполняется 50 лет. Он на вершине литературной славы, у него любимая жена — и вдруг он впадает в жуткую депрессию. Одному из друзей Цвейг пишет: «Я не боюсь ничего — провала, забвения, утраты денег, даже смерти. Но я боюсь болезней, старости и зависимости».
   Фридерика же, видимо, не поняв его страхов и переживаний, решила «облегчить» ему творческий процесс: увлеченная собственной литературной работой, она наняла для Стефана секретаря-машинистку. 26-летняя польская еврейка Шарлотта Альтман — худая, сутулая, некрасивая, с лицом какого-то нездорового цвета, в общем, весьма жалкое существо, — робко появилась в их доме и скромно заняла подобающее ей место.
   Она оказалась отличной секретаршей, а то, что эта робкая дурнушка с первого дня работы смотрела на Стефана влюбленными глазами, Фридерику нисколько не волновало. Не она первая, не она последняя.
   Но Стефан… Уму непостижимо! Стефан, которому за 50, который за время их многолетнего брака ни разу не взглянул на другую женщину… Что это? А когда услышала: «Да пойми же, Лотта для меня как подарок судьбы, как надежда на чудо…», вспомнила старика с девушкой и все поняла.
   Но, видно, Цвейг и сам до конца не верил в это чудо. Несколько лет он метался внутри любовного треугольника, не зная, кого выбрать: стареющую, но все еще красивую и элегантную жену, к тому же соратницу по литературному творчеству, или любовницу — молодую, но какую-то невзрачную, болезненную и несчастную девушку, от которой ждал чуда возвращения молодости. Чувство, которое Цвейг испытывал к Лотте, вряд ли можно назвать влечением, а тем более любовью — скорее, это была жалость.
   И, несмотря на то, что развод им был все-таки получен, «внутренне» Цвейг так до конца и не расстался с бывшей женой: «Дорогая Фрици!.. В сердце у меня ничего, кроме печали от этого разрыва, внешнего только, который вовсе не есть разрыв внутренний… Я знаю, тебе будет горько без меня. Но ты теряешь немногое. Я стал другим, устал от людей, и радует меня только работа. Лучшие времена безвозвратно канули, и их мы пережили вместе…»
   Цвейг с молодой женой эмигрировал сначала в Англию, затем в США, потом последовала Бразилия.
   Стефан, как в былые времена, часто писал Фридерике. Характер писем, разумеется, был совсем иной, чем в прошлом. Теперь ему интересны все мелочи, все подробности ее жизни, в случае необходимости, он готов прийти на помощь. О себе он писал скупо: «Читаю, работаю, гуляю с маленьким псом. Жизнь здесь достаточно комфортна, люди дружелюбны. Перед домом на лужайке пасутся маленькие ослики…»
    И вдруг в одном из писем фраза: «Судьбу не обмануть, царя Давида из меня не вышло. Кончено — я больше не любовник». А в следующем письме — как признание своей ошибки, как мольба о прощении: «Все мои мысли с тобой…»

                ПОСЛЕДНИЕ   ГОДЫ

    Положение Цвейга в конце 30-х гг. было между серпом и молотом, с одной стороны, и свастикой — с другой. Вот почему столь элегична его заключительная мемуарная книга «Вчерашний мир»: прежний мир исчез, а в настоящем мире он всюду чувствовал себя чужим. Последние его годы — годы скитаний. Он бежит из Зальцбурга, избирая временным местом жительства Лондон (1935). Но и в Англии он не чувствовал себя защищенным. Он от-правился в Латинскую Америку (1940), затем переехал в США (1941), но вскоре решил поселиться в небольшом бразильском городе Петрополис, расположенном высоко в горах. Здесь, в курортном посёлке, неподалеку от Рио-де-Жанейро прошли два последних года его жизни. Здесь же он пережил тяжёлый духовный кризис, подтачивав-ший силы писателя  ещё со времён разрушения его иллюзий, связанных с мирной Европой, где нацисты не только отобрали  у Цвейга дом в Зальцбурге с уникальной коллекцией манускриптов, но и лишили его главного – веры в торжество гуманизма, демократии, справедливости. 
     22 февраля 1942 г. Цвейг ушёл из жизни вместе с женой, приняв большую дозу снотворного.
     Эрих Мария Ремарк так написал об этом трагическом эпизоде в романе «Тени в раю»: «Если бы в тот вечер в Бразилии, когда Стефан Цвейг и его жена покончили жизнь самоубийством, они могли бы излить кому-нибудь душу хотя бы по телефону, несчастья, возможно, не произошло бы. Но Цвейг оказался на чужбине среди чужих людей».
    В предсмертной записке он писал: « Мир моего собственного языка исчез для меня, и мой духовный дом, Европа, разрушила самое себя. Я шлю привет моим друзьям. Быть может, им доведётся увидеть утреннюю  зарю после долгой ночи. Я же, слишком нетерпеливый, ухожу раньше».
   В некрологе на смерть Стефана Цвейга были такие слова: « Его всемирная слава была вполне заслужена, и печально, что сила духовного сопротивления этого одарённого человека сломалась под тяжёлым гнётом времени.  Что всего более поражало в нём, так это талант психологически  и художественно воссоздавать истоические эпохи, и образы».
   По поводу самоубийства Цвейга было выдвинуто немал версий. По одной из них, наиболее распространённой, писатель принял роковое решение в связи с военными событиями тех лет. По другой же, писатель просто почувствовал упадок творческих сил. Как говорил он сам:» Когда тебе за шестьдесят, нужны необыкновенные силы, чтобы начать всё заново».
 Но самоубийство Цвейга было не просто результатом  отчаяния. Цвейг ушел из этого мира, категорически его не принимая.
    …Из горного дома в бразильском курортном городке Петрополис 23 февраля 1942 года никто не вышел к завтраку. Когда и в полдень двери не отворились, обеспокоенная прислуга вызвала полицию. В комнате на кровати нашли тщательно одетых Стефана Цвейга и его жену Шарлотту. Они спали. Спали вечным сном.
Они добровольно ушли из жизни, приняв большую дозу веронала. Рядом с ними, на письменном столе — 13 прощальных писем.
     Оправдывая свой поступок, Шарлотта писала, что смерть станет для Стефана освобождением, да и для нее тоже, потому что ее замучила астма. Цвейг был более красноречив: «После шестидесяти требуются особые силы, чтобы начинать жизнь заново. Мои же силы истощены годами скитаний вдали от родины. К тому же я думаю, что лучше сейчас, с поднятой головой, поставить точку в существовании, главной радостью которого была интеллектуальная работа, а высшей ценностью — личная свобода. Я приветствую всех своих друзей. Пусть они увидят восход солнца после долгой ночи. Я же слишком нетерпелив и ухожу ему навстречу первым».
   Фридерике Цвейг написал: «Я устал от всего…»       

                АФОРИЗМЫ СТЕФАНА  ЦВЕЙГА

- Быть героем — значит сражаться и против всесильной судьбы.
- В тяжбе с мертвыми живые всегда правы.
- Великое отчаяние всегда порождает великую силу.
- Гений человека всегда одновременно и его рок.
- Духовное значение подвига никогда не определяется его практической полезностью. - Лишь тот обогащает чело-вечество, кто помогает ему познать себя, кто углубляет его творческое самосознание.
- Жизнь ничего не дает бесплатно, и всему, что преподносится судьбой, тайно определена своя цена.
- Когда между собакой и кошкой вдруг возникает дружба, то это не иначе, как союз против повара.
- Лишь удар, отбрасывающий назад, придает человеку всю его наступательную силу.
- Любое великое деяние отдельного народа совершается для всех народов.
- На человека, которого довели до того, что он даже не боится быть смешным, столь же мало можно положиться, как и на преступника.
- Ни один врач не знает лучше лекарства для усталого тела и души, как надежда.
- Самая высокая, самая чистая идея становится низкой и ничтожной, как только она дает мелкой личности власть совершать ее именем бесчеловечное.
- Страсть способна на многое. Она может пробудить в человеке небывалую сверхчеловеческую энергию. Она мо-жет своим неослабным давлением выжать даже из самой уравновешенной души титанические силы.
- Судьба — самый гениальный поэт.