В кабачке Бестужева 24 января

На этот раз главным достижением вечера было то, что все друг друга слушали и слЫшали.
Присутствовали:
- две блондинки «за 40», невесть как залетевшие «на огонек» (и это плюс, ибо представляли «глас народа»)
Отсутствовали:
- завсегдатаи (и это минус)
- критики Ю. Свешников и Н. Подвальный (и это большой минус)(http://www.stihi.ru/2012/11/08/5437; http://www.stihi.ru/2012/12/11/7350)
- гитары и поющие (фифти-фифти)
- Витя Жеребин (прочерк)

Начинал Вячеслав Хобо, прочел несколько стихотворений, в том числе (в преддверие) про В. Высоцкого:

Путь не окончен
       остановкой
               сердца.
Гитары
     семиструнной
                колея
и Голос -
    пудом соли,
         жженьем перца
над пресностью
        мирского…
                бытия…

Поему-то вспомнился очень страшный фильм Манского «Владимир Высоцкий. Смерть поэта», который показали единственный раз по ТВ, потом негласно запретили по просьбе родственников поэта, потому что ТАКАЯ правда никому не нужна.

Кстати, в ходе обсуждения стихов Вячеслава выяснилось, что родился автор в БТР (!) посреди пустыни.

Илья Бестужев прочитал недавнее «Наметая сугробы»

...Наметая сугробы, безумела в парках метель,
Замерзала зима октагонами снов на ресницах.
Неслучившийся Зверь, не нашедший свою кобЕлицу,
Белой вьюгой ревел и шипел над притихшей столицей,
Как Грюнвальдес-барон, упустивший свою Рапунцель.

Каково вам? Михаил Солодухин признался, что смысл этого стихотворения понял только после авторского прочтения, мол, когда сам читал-перечитывал – не доходило. Не расстраивайтесь, Михаил, -  Вы такой не один. Вот потому и ходим мы в салоны-кабачки, чтобы послушать, так сказать «из уст».
Блондинки честно признались, что ничего не поняли, и были предельно самокритичны: не для средних умов.
Слово дали Михаилу. Он прочел «В ночь под Новый год»:

…Костёр пожирает, дрова без разбора,
Шипит снег змеёю и брызжет слюной,
Вокруг дремлет лес, он не знает заборов,
Напасть прошла мимо пока стороной.

Гитара не плачет в ночи, а ликует,
И голос с надрывом поёт о любви,
О крыше, где голубь с глубокой воркуют,
Как зимние сказки несут снегири…

В. Хобо сравнил прием автора с Бородинской панорамой жизни,  когда «медленно-медленно движется камера».
Блондинкам стихотворение понравилось: повеяло Есениным,  чем-то родным-родным…
Следующее стихотворение у  Михаила заканчивалось на столь мажорной ноте, что, когда Илья хотел было покритиковать поэта за некоторые неполные рифмы в первых четверостишиях, народ пресек: не домогайся!

…Я воздух с наслаждением вдыхаю,
И пусть закат во мне, но он ГОРИТ!!!

Илья пытался было реабилитироваться перед блондинками,  прочел    прелестное «Нежность»,  что, без сомнения, попроще Грюнвальдесов с Рапунцелями.

…Эта ночь сложила с небес созвездья,
Словно диадему, тебе на волосы,
И, осколки звезд разбросав по меди,
Окружила город рассветным полозом…

Александр Смирнов, накануне посетивший «Дулин Хауз» (с новыми людьми, новым интерьером и т.д.), разразился двумя стихотворениями. «20-40-60» - зарисовка, представляющая разновозрастных московских поэтов.

 …Вот выходит молодой
Глаз горит, косая чёлка,
Отбивая такт ногой
Стих рычит, подобьем волка…

  В 20-летнем народ узрел Д. Ерохина, в 60-летнем – В. Колосова:

…Этот точно ставит точки
Слева грязь, а справа сухо
Это свет, а то порочно
Это слон, а это муха…

А вот и дудки! Извини, Валентин, но открою твой секрет: мэтру уже за 80!
А кто же посередине? Кто он, воплощение нашего сорокалетнего стихотворца? Гадали-гадали… Потом бросили бесполезное занятие.
Под впечатлением поэзии молодых А. Смирнов создал своего рода пародию на то, как двадцатилетними выражаются чувства к любимой женщине.

«Я хочу увидеть тебя в перекрестье прицела…»
«Я хочу не видеть тебя в ближайшее тысячелетие…»
«Я хочу не слышать твой голос помятый…»

А потом прочел свое, пронзительное обращение к любимой.  По выражению Хобо, сложился диптих. Одна часть, в которой Саша пишет про любовь красиво, – это подлинник, вторая – это перевод на современный поэтический язык.

Илья хорошо прочел «Хорошо» про светлое будущее в отдельно взятой койке:

С неба падал
         замёрзший
       воздух -
                гранёней призм,
Оседал – на улицы,
                души,
                да и не только.
А что до нас -
          мы почти
              построили коммунизм
В пределах одной,
           отдельно взятой
                койки…

Несмотря на «косяк» под Маяковского, стихотворение было охарактеризовано В. Хобо (в этот раз именно он подменял «штатных критиков кабачка) как «зарифмованный Платонов».

Артем Алендеев прочел  «И чё?»:

…как девица ломается судьба
со щек стирает время поцелуи
сырой пеленкой
выжатой едва ли…

В конце стихотворения прозвучало:

…гудит эпохи охеревший улей…

За неблагозвучное слово Хобо  пожурил автора. Эх, Слава, не было тебя в кабачке 19 декабря, когда превративший день рождения Ильи в свой бенефис Витя Жеребин читал много своих творений, с (в разных модификациях) неприличным словом (написать не могу, отошлю читателя к последней строке стихотворения Бестужева … ой, он, оказывается убрал его со странички).
Артем сопротивлялся нападкам: задача была – создать образ охреневшего мира.
Мои блондинки (громко!): и зачем нас окунать в тот мир, где мы и так бываем каждый день!
Решили: каждому свое, кому водка, а кому пиво, кому Церетели, а кому Шемякин.
- А кому-то Анатолий Зверев, - я не могла удержаться, чтоб не попиарить гения, нашего современника.

Стихотворение Артема «Блинчик с сердцем»

Я пообедал блинчиками с сердцем,
Парил на стограммовой высоте,
Четыре сотни телефонных герца
Фальшиво пели гимны пустоте…

напомнило ведущему «Что на свете вкуснее всего» Н. Никифоровой:

В разных странах бывала я. Рестораны совсем не редкость.
В них едала я фуа-гра. Вин заморских любила терпкость…, 

но хочется лирической героине столовской котлеты.

Пародию на это стихотворение «Я поэтесса» блестяще прочел Илья:
 
…Мне ли не быть Анжеликой Пейраковной?
Сладко томится в бокале анжу,
Ноет желудок – сожжен дошираками.
Не фиг лениться! В столовку схожу.

Правда, Смирнов попенял ему, что при чтении сначала «была Наталья», но потом попер-таки Бестужев.

Бурную дискуссию вызвала трилогия (с эпилогом) Сергея Пресса (как «дэнди лондонский» одетого, - констатировала моя юная подруга), посвященная Стиву Джобсу.

…Стив Джобс
материализовался наконец
в Айпэд.
И там,
в пучине виртуала –
По яблоку, надкушенному,
на обед -
Становится меню из ритуала…

  Автор буквально вопиял о тлетворном влиянии виртуального мира, уверял, что «фейсбук не Библия», предрекал «идет на смену новенький релиз», скорбел со всей планетой «а я скончавшегося Стивена жалею» (мужики, от себя скажу – не надо вегетарианства!) и призывал «не покупайте, идиоты, Apple!»
Эх и набросились на Серегу за Стива! Вспомнили гонения на Гуттенберга. К радости автора, мои юные спутники сумели точно понять и объяснить его замысел: да не Джобса гнобит Серега, а сокрушается о «нелепом погружении в виртуальность» и
«сотнях миллионов дураков,
Выстраивающихся в очередь – за бредом!»

В конце концов Бестужев призвал не вдаваться в дискуссии «по поводу», о оценивать литературное творение. И тогда А. Смирнов признался, что его резануло «виртуализированный грех», мол, помягше бы надо…
Поговорили и о том, что в наше время надкушенное яблоко прочно ассоциируется с электронными примочками.
-  А как же Адам и Ева? – вспомнил кто-то о Прародителях.
А Смирнов процитировал философское:

Даже раз надкусанное яблоко –
Это лишь, фактически, огрызок.

Только запамятовал, чьего пера это. Память услужливо подсказала мне: это Алена Мак.
Зашел спор о литературе: что первично, а что вторично, про форму и содержание – Стива многовато! – Не надо все сводить к ямбам! – Не надо выхолащивать содержание!  – Не следует переусложнять стихи образами – и т.д.

Илья прочел «Я куплю тебе рай» и растопил-таки сердца дам. Им очень понравилась концовка:
… Не реви. Засыпай.
Я проснусь - и куплю тебе рай...

Наталия ОриАн, новое лицо в кабачке, оглушила социалкой.
«Осень в мегаполисе» - про современное состояние Москвы, в т.ч. разгул антирелигиозных настроений. Призывом прозвучало: «… с казаками станем стеною, Чтоб прогнать от тебя нечистых».
В стихотворении было и про Pussy Riot. Гости кабачка не могли остаться в стороне от насущного. Прошлись по служителям культа. Вспомнили злосчастные патриарховы часы и уволенную за фотошоп девочку, сотрудницу пресс-службы Патриархии. (Про девочку не знаю, а вот В. Вигилянский должностью поплатился. Правда, вскоре был назначен настоятелем Храма св.  мученицы Татианы.)

Потом было стихотворение про бегство из Москвы.
- Почему мы, коренные москвички, должны бежать? Не хотим! – заявили блондинки.
Илья тут же прочел «Я родился в Москве», с афористическими заключительными строками:
…Я хочу жить в своей, златоглавой Москве,
А не жаться в углах Москвабада.

Света Севрикова (которую, по-видимому, лавры Жени Коробковой так и не привлекли, ибо сидела весь вечер тихохонько, а ведь когда она критикует – дым коромыслом! Это вам не мягкий, деликатный Хобо и смешливая, кокетливая Женька) заявила: сегодня буду про любовь – и в абсолютной тишине прочла стихи, как всегда, «на ура!»

 «Кораблик»

Нет, не надо стихов.  Я сложу этот лист поперёк,
Заверну уголки, подогну осторожно края.
Получился кораблик, готовый уплыть на восток
По гольфстриму рождённого мартовским утром  ручья…

От «гольфстрима … ручья» у Хобо аж слюнки потекли… Красиииво…

«Письмо Гамлету» (А кто пишет? – спросили мы не сговариваясь):

Надоело дышать на ладан!
К чёрту саванные шелка!
Не берут в монастырь – и ладно!
Выйду замуж за дурака…

И тут Илья вскочил, подошел к Светлане и без перехода, глаза в глаза – «Скажи мне…», прекрасный дуэт!

- Спасибо! Спасибо! – рассыпались в благодарностях Бестужеву блондинки и – умиленно обращаясь к нему: это Ваше единственное хорошее стихотворение.
- Вообще-то это не мое, - опустил их поэт на грешную землю и указал на автора «Монолога провинциалки» – Свету.

По прочтении «В монастырь или замуж»:

Если любишь, - опомнись! Опомнился. Выкрикнул: Нет!
Наугад: Сан Жуан де лос Рейс, Сан-Мильян-де-Сусо…
В монастырь или замуж... Ты дал мне хороший совет.
Улыбаясь - шагаю за раму, на шар Пикассо…

умница Хобо посоветовал - при абсолютном согласии зала - назвать стихотворение «Девушка на шаре», а когда он вышел читать вторым заходом, блондинки заинтересовались его знаменитой шапочкой. Оказалось, такая реальная киргизская тюбетейка с интересной историей. А ведь до них никто и не спрашивал про убор ... Попросили что-нибудь про завтрашний день (25 января). Поэты подумали  было про Высоцкого, но имелась в виду Татьяна. Про Татьян ни у кого стихов не нашлось. Мысленно возблагодарила Сергеича, повторив за поэтом: «Ай да Пушки! Ай да с… сын!» 
Ну про Высоцкого так про Высоцкого. Почитали. Почти не  дискутировали, поэт он или не поэт. Одна из блондинок безапелляционно: «Лично я считаю его поэтом». Повторила аж два раза. (Вспомнился университетский преподаватель, под страхом смертной казни запрещавший нам говорить «я лично», «май месяц» и «три рубля денег».)

Наталья ОриАн хотела читать по следам Высоцкого «Если вспомнить, что было вчера…».
- Ой, не надо! – воскликнул Пресс.
И правда, не надо. Давайте смотреть в светлое будущее. Наших очередных встреч.