т. н. поэту от сохи
Презрителен к стихам интеллигентов.
У них негромкие, мол, хилые стихи.
Да и нерусские испорченные гены.
И столько по России развелось –
Пора бы потравить их дихлофосом.
Один чудак, вообще как в горле кость –
Он графоман, но под поэта косит.
И пишет он такую дребедень,
Что не возможно ни читать, ни слушать.
На наш плетень свою наводит тень.
И вешает лапшу на наши уши.
То вдруг пародию, какую сочинит.
То докопается ( зачем?) до плагиата.
Не хвалит. Критикует, паразит.
И хорошо одно, что хоть без мата.
Что за душой? Какой-то самиздат.
Пора бы раскошелится на книгу.
Какой поэт? Тоска, свеча, звезда…
Что ни стишок, то всё стишок со сдвигом.
Твои стихи понятны и резки.
Читать их нужно четко, громко. Стоя.
Да здравствуют поэты от сохи!
Про остальных и говорить не стоит.
Свидетельство о публикации №113012704027
У них негромкие стихи, а потом вдруг тяпкой тебе промеж глаз. Какие ж это негромкие стихи? У военных наоборот: если не бегут с поля боя, то во всяком случае от какого-то впечатления, что ли, обалдевают и удар пропускают. Вот если человек не дерётся, то он не бьёт ни своих ни чужих + у него какой-то такой законченный, с кучей сути, внутренний мир, от этого вокруг него в определённом радиусе зомбирование изничтожается. А вот если человек дерётся, то он бьёт врага, периодически попадая по своим, но тоже ещё не факт: иногда надо тебя треснуть хорошо промеж глаз, чтобы разбудить тебя и в сознание вернуть. А когда... вот видишь ли: без идеологической подоплёки: судя по моментальному своему порву: то вдруг дерутся, то вдруг не дерутся, то легко спровоцировать так, чтобы, вдруг начиная драться, били бы по своим, а вдруг переставали бы драться, когда враг окажется. Вы светские как в раю как будто живёте, вы поторопились в рай переселиться. У нас тут не так, чтобы можно было каждому действовать, моментальным порывом, как ему самому придёт в голову. У нас, скорее всего, направят твои действия, и всегда и действия направят к худшему, и бездействие. Вот как у Тани Бондаренко героиня заметила: если оставить руль, машина, катясь под гору, всегда постепенно на сторону сворачивает - и всегда почему-то влево.
*
Либо пусть бы тот интелигент был снабжён системой торможения на дороге, и первым порывом не летел бы всё равно куда сломя голову. Либо, если он решил себе голову свернуть, то надо это твёрдо и обдуманно решить, ну и свернуть её как можно позже: зачем он куда полез: пусть во всяком случае сколько может как-то в плюс на ход войны повлияет, или, я не знаю, увидит как можно больше чего он там не видел; или как-нибудь так разовьётся как можно сложнее... кретин... чтобы, истратив все свои силы на своё сложное такое развитие, не иметь больше сил для самообороны, и в укрытие уже тоже не спрячешься, потому чо защита от зомбироваия этих его вновь развившихся сторон личности никем нигде не разработана. А чтобы заорать и куда-то рвануть, половине там физически тут же передохнуть, а другой половине свернуться с мозгов и начать жрать друг друга живьём, в том вообще в ноль никакой романтики. Ведь, главное, если хотя бы не знать, чего ждать, вот так рвануть и посмотреть что будет. Но ведь уже разведан первый рубеж; ну если так сверх жизни интересно что где есть, ну надо же учесть опыт и хоть первый рубеж преодолеть, чтобы увидеть на втором рубеже что-то замечательное - и сдохнуть только уже после этого.
*
У меня, может, нервы не в порядке, а тут маньяк на меня прёт личностного пространства моего не уважая, и сообщает, что дело совсем и не в тренировке и не в рассчитанных практиках, а в одном только порыве эмоциональном и что надо жить от сердца. Ведь это ж не я к нему врываюсь и учить жизни начинаю, а натурально наоборот происходит.
*
Что ж он, паразит, во время боевого прорыва критикует. "Заткнитесь все в салоне со своими комментариями, в кабине пилота всё слышно".
*
Агата Кристи Ак 26.07.2014 01:15 Заявить о нарушении
Многое, что у одного народа называлось добром, у другого называлось глумлением и позором – так нашел я. Многое, что нашел я, здесь называлось злом, а там украшалось пурпурной мантией почести.
Никогда один сосед не понимал другого: всегда удивлялась душа его безумству и злобе соседа.
Скрижаль добра висит над каждым народом. Взгляни, это скрижаль преодолений его; взгляни, это голос воли его к власти.
Похвально то, что кажется ему трудным; все неизбежное и трудное называет он добром; а то, что еще освобождает от величайшей нужды, – редкое и самое трудное – зовет он священным.
Все способствующее тому, что он господствует, побеждает и блестит на страх и зависть своему соседу, – все это означает для него высоту, начало, мерило и смысл всех вещей.
Поистине, брат мой, если узнал ты потребность народа, и страну, и небо, и соседа его, ты, несомненно, угадал и закон его преодолении, и почему он восходит по этой лестнице к своей надежде.
«Всегда ты должен быть первым и стоять впереди других; никого не должна любить твоя ревнивая душа, кроме друга» – слова эти заставляли дрожать душу грека; и шел он своей стезею величия.
«Говорить правду и хорошо владеть луком и стрелою» казалось в одно и то же время и мило и тяжело тому народу, от которого идет имя мое, – имя, которое для меня в одно и то же время и мило и тяжело.
«Чтить отца и матерь и до глубины души служить воле их» – эту скрижаль преодоления навесил на себя другой народ и стал чрез это могучим и вечным.
«Соблюдать верность и ради верности полагать честь и кровь даже на дурные и опасные дела» – так поучаясь, преодолевал себя другой народ, и, так преодолевая себя, стал он чреват великими надеждами.
Поистине, люди дали себе все добро и все зло свое. Поистине, они не заимствовали и не находили его, оно не упало к ним, как глас с небес.
Человек сперва вкладывал ценности в вещи, чтобы сохранить себя, – он создал сперва смысл вещам, человеческий смысл! Поэтому называет он себя «человеком», т. е. оценивающим.
Оценивать – значит созидать: слушайте, вы, созидающие! Оценивать – это драгоценность и жемчужина всех оцененных вещей.
Через оценку впервые является ценность; и без оценки был бы пуст орех бытия. Слушайте, вы, созидающие!
Перемена ценностей – это перемена созидающих. Постоянно уничтожает тот, кто должен быть созидателем.
Созидающими были сперва народы и лишь позднее отдельные личности; поистине, сама отдельная личность есть еще самое юное из творений.
Народы некогда наносили на себя скрижаль добра. Любовь, желающая господствовать, и любовь, желающая повиноваться, вместе создали себе эти скрижали.
Тяга к стаду старше происхождением, чем тяга к Я; и покуда чистая совесть именуется стадом, лишь нечистая совесть говорит: Я.
Поистине, лукавое Я, лишенное любви, ищущее своей пользы в пользе многих, – это не начало стада, а гибель его.
Любящие были всегда и созидающими, они создали добро и зло. Огонь любви и огонь гнева горит на именах всех добродетелей.
Много стран видел Заратустра и много народов; большей власти не нашел Заратустра на земле, чем дела любящих: «добро» и «зло» – имя их.
Поистине, чудовищем является власть этих похвал и этой хулы. Скажите, братья, кто победит его мне? Скажите, кто набросит этому зверю цепь на тысячу голов?
Тысяча целей существовала до сих пор, ибо существовала тысяча народов. Недостает еще только цепи для тысячи голов, недостает единой цели. Еще у человечества нет цели.
Но скажите же мне, братья мои: если человечеству недостает еще цели, то, быть может, недостает еще и его самого?
Матвеев Юрий 26.07.2014 15:32 Заявить о нарушении