Переславль-Залесский

Есть в России затерянный мир,
Что живёт не для слов, не для слав,
Что потерян, как Китеж, людьми –
Это город в лесах – Переславль.

Он стоит средь лесов вековых,
Берендеево царство, завет,
Он в Залесье, как сказка, возник,
В нём – времён достопамятных свет.

Я рассказывать здесь не берусь,
Как история города шла:
В детстве древнем, языческом, Русь
Чудный камень в Залесье нашла.

Камень синего цвета, валун
Преогромный, лежал у воды
Синь-серебрян от ласковых лун.
Ал под солнцем, как отблеск беды.
Камень тот на закате алел,
Разгораясь, как уголь миров,
А за ночь остывал и белел,
Усмирив свою синюю кровь.
А вокруг громоздились холмы,
А вокруг – вековые боры
Бушевали в ветрах, и волхвы
Возле камня стояли до тьмы.
И, когда разгорались лучи
Первых, трепетных, девственных звёзд,
Искры с камня сбирали в ночи
Те волхвы: каждый – полную горсть.

По Руси от холма до холма,
По Руси от волхва до волхва
Шла о камне чудесном молва,
Шла молва, как волна – вал на вал.
Волновал Синий камень народ,
К брегу Клещина-озера звал.
Вот и город на бреге встаёт –
Переславль, – что ни год, расцветал.
               

Переславль, – сильный град, славный град,
Лишь на год младше стольной Москвы.
Вольный город, – и выше наград
Жить в таком граде, – скажете вы.
Стали церкви да монастыри
Появляться на старых холмах.
Чуть по граду пройдёшь – посмотри:
Всё навстречу купец иль монах.
Иль рыбак, – ибо для рыбака
Тоже благо в сём городе жить:
Кинешь в озеро сеть – и в руках
Сеть под знатным уловом дрожит.

Ведь Плещеева озера гладь –
Как шкатулочка, с дном потайным:
Посмотри-ка на озеро, глядь –
Там глубинное море под ним!
Нет, не встретишь такого нигде!
В древних скалах на дне – родники,
И плывут в допотопной воде
Рыбы – толще рыбацкой руки.
Рыба-сельдь с чешуею литой,
Чудо-ряпушка ловится в сеть,
И на царский на стол золотой
Поставлял Переславль эту снедь.
Но опасен сей промысел был:
Чуть Плещеева плещет вода,
Как вдруг ветер – и шторм во весь пыл
Рвёт на части всю снасть-невода!
Вырывает со дна якоря,
Забирает в полон рыбаков.
Потому-то сноровка не зря
Здесь морская у всех мужиков.
Лодки, словно ладьи-корабли –
С плоским, длинным, устойчивым дном,
Якоря так мощны – полземли
Удержать бы могли заодно!
В каждой лодке – четыре весла,
Кормовое весло да черпак,
Чтоб к Нептуну судьба не снесла:
Пропадёшь в этих водах за так!
Что ни год, то царь водный Нептун
Стережёт себе новую дань,
Шлёт к ладьям водовёрт да бурун –
Тут спасёт лишь рыбацкая длань,
Та, что с вёслами дружит не зря:
В волнах вёсла, что крылья, гудят.
Длани той тяжкий якорь – как брат,
Как сестра – смоляная ладья.

Вот таков Переславль, славный град,
Город видный, кого ни спроси.
Здесь родился столетья назад
Александр, князь великой Руси.
Александр, что потом просиял
Словно Солнце, над тёмной Невой,
Победителем Запада стал
Невский князь, огнеликий, святой.

Память князя живёт – что ни род,
Знает подвиги князя вся Русь.
Чтит и родину князя народ –
Переславль, в Ярославском краю.

И Пётр Первый, молоденький царь,
Как решил ладить флот для страны –
Так приехал сюда, в Переславль,
Где моряцкие руки сильны.
Где вольны золотые сердца,
Где что песня – то вольная ширь…

И построил сиятельный царь
В Переславле свой флот-богатырь.

Почему же для флота царь Пётр
Выбрал Клещино озеро? Ведь
Новый флот пропадёт да сгниёт:
Нет здесь хода к свободной воде!

Ведь закрыта Плещеева гладь –
Ни одной многоводной реки
Нет поблизости: лодки – не кладь,
Сквозь леса их тащить не с руки.

Да и кто пронесёт корабли
По залесским лобастым холмам
К рекам, к морю – чтоб стража земли
Святорусской наладилась там?



Будет брошен здесь флот, будто здесь
На потеху построен; но царь
Знал, где строить: здесь княжий завет
Просиял, будто солнце сквозь хмарь –

Здесь земля Александра! Рождён
В Переславле защитник Руси.
Княжил в Новгород-граде, там он
Был воспитан в Софийской выси,
И, когда вражьи тучи на Русь
Налетели, – на Невский порог
Наступив, всю заморскую гнусь
Александр поборол, перемог,
Победил в Невской битве, и тем
Святорусье навек утвердил.
Двадцать лет князю было меж тем.
Двадцать лет – да немеряно сил!
В двадцать лет – и отвага, и честь,
И святые лучи старины,
Знаний новь… В каждом сердце ли есть
Сила жить средь неравной войны,
Сила выжить и мощь побеждать?
Всем ли слово святое дано,
Чтоб молитвенной силой сиять,
Чтоб царить, как стране суждено?

Не начать ли путь славный опять
На святой Переславльской земле,
Где записаны сила и стать
У судьбы на спокойном челе?

Ведь едва ли не тысячу лет
Над седой святорусской землёй
Всё звучит Александров завет,
Что оставил нам князь молодой.

Сразу вспомнит завет княжий тот,
В ком былинная кровь горяча…
Князь сказал:
«Кто с мечом к нам придёт,
Тот погибнет, падёт от меча!»




Не случайно здесь Пётр ладит флот!

…Знали все на Руси: новый царь
Как пример, Александра берёт,
Присягает судьбе, словно встарь.
Хочет вывести диво-страну
На высокие свет-рубежи,
Может встать на святую войну
За великую русскую жизнь.
И когда ладил Пётр новый брег –
Петербург на суровой Неве –
Он с мощами Святого ковчег
Перевёз для столицы своей.
И построен был прежде, сперва,
Александрово-Невский собор.
Лишь потом – в честь святого Петра
Петропавловский встал…
До сих пор
Тот завет молодого царя
Сердцем слышит Россия-страна:
Первым делом – за други своя,
Лишь потом – за свои имена…

…Ничего, что оставить пришлось
В Переславле построенный флот:
Словно солнце над морем взошло –
Над Невой флотский город встаёт!
…До сих пор – эта быль так стара –
У Плещеевской чистой воды
Есть покинутый ботик Петра,
Бот-ладья, что хранит все следы
Молодого царя, голоса,
Вольных песен широкий размах,
Звон топориков в шумных лесах,
Трепет паруса в острых ветрах…

В Переславле увидишь и ты:
Полукругом раскинулся град
У Плещеевой синей воды,
Купола под злат-солнцем горят.
Позолотой горят купола,
Спорят с солнышком монастыри,
И славны в Переславле дела,
Жизнь красива – проверь, посмотри.

Терема, огороды, сады,
И река порубежья – Трубеж,
И валы, как волы, у воды
Воздух пьют, что прозрачен и свеж.

В этот сказочный, праздничный град
И приехал герой молодой –
Быть учителем в школе. Он рад
Приобщиться к былине седой,
Вызнать провинциальную Русь,
В Ярославской пожить старине,
Распознать её радость и грусть
В необъятной великой стране.
За плечами училище,  – он
Как художник-учитель, теперь
Был направлен в Залесский район.

…Вот и старая школьная дверь.
И отныне весёлый звонок
Стал страницей в судьбе шебутной –
Утром властно сзывал на урок,
К полдню радостно кликал домой.

Да вот только вдруг ученики,
Если был рисованья урок,
В чутком классе и слыша звонки,
Не спешили скорей за порог.
Оставались, просили ещё
Заниматься предметом таким,
Где весь мир, как диковинный шёлк,
Расстилался ковром золотым,
Воплощался на глади бумаг,
Раскрывался в набросках навек –
Мир, где каждый таинственный знак
Должен был разгадать человек.
Человек – живописец, творец,
Сам – искатель и сам – следопыт,
Воплощатель загадок сердец…
Пусть в рисунках свет жизни горит!

Так учил ребятишек творец,
Отдавал свою душу навек…
Может долгим трудом, наконец,
Мир раскрыть, что альбом, человек!


Если пламенный труд и талант
Сочетаются в сердце – как знать,
Человек, словно древний Атлант,
Сможет мир на плечах подержать!

… С ребятишками стал Николай
В небольшие походы ходить,
Чтобы древний, непознанный край
И себе, и ребятам открыть.
Ночевали у тихих озёр,
Рисовали цветы да поля,
И, как сказочный чудо-шатёр,
Разнотравьем играла земля.

Только часто был взгляд невесёл
У учителя, если в пути
Вереницей покинутых сёл
Детворе приходилось идти.

Вот – дома без хозяйских дверей:
Где сгорели, где пусто глядят.
Во дворах поселился кипрей,
Лес крапивы ветра шевелят.

Обнищала деревня, ушла
В города, к хлебосолу-столу.
А недавно трудилась, цвела,
Пела песни свои ввечеру.

В избах брошены утварь да скарб:
В городах, чай, пластмасса да блеск!
Здесь – иконы устало висят
Отголоском ненужных чудес.
Диво-прялки по лавкам гниют,
Расписные трухлят сундуки…
В города старомодный уют
Новосёлам тащить не с руки…

Нет, не только этюды писать
Шёл по сёлам таким Николай, –
Шёл он русскую сказку спасать,
Шёл, как странник в потерянный рай.



Приносил доски старых икон,
Поселяя в квартирке своей
Тех святых, что века испокон
Исцеляли страданья людей.
Приносил дорогое старьё,
Что теперь лишь утиль или хлам:
Узорочий старинных цветьё,
Образа, что украсили б храм,
Прялки, вышивки, старую вязь,
От наличника дивный кусок…
Русь узоры любила – и всласть
Их растила: к цветку – колосок,
К травке – веточка, ягодка, лист –
Как ценили красу мастера!
И спасать ребятишки взялись
Всё, что Русь в путь с собой не взяла.

Тут родители стали ворчать:
«Засоряют квартиры хламьём!»
И художник устал отвечать
И устал говорить о своём.
То, что это – антиквариат,
То, что – ценность, что нужен музей…
Что дома да иконы – горят,
Пропадут, не дождавшись друзей…

Переславль даже ухом не вёл,
Да зато в деловитой Москве
Разузнали, что ходит меж сёл
Простачок без царя в голове:
Чуть попросишь икону – и вот,
Не спросив, для чего и зачем,
Он бесценную вещь отдаёт,
Знать, не ведает рыночных цен!
Лишь бы, дескать, икона жила,
Лишь бы цвёл расписной сундучок…
Отдаёт то за грош, то за так, –
В Переславле живёт дурачок!

Вот писатель, актёр, драматург,
И барышник, и рвач, и делец –
Из Москвы мчат к художнику: «Друг,
Покажи нам холсты, наконец!»


Хвалят наскоро чудо-холсты,
Шаря взглядом у каждой стены,
И обратно идут не пусты –
А с мешками златой старины.

Сам художник на то говорит:
«Пусть увозят, – ещё подарю.
А не то ведь сгниёт да сгорит,
Я ж в холстах что-нибудь повторю,
Разовью каждый чудо-узор,
Светозарную Русь воссоздав,
А икону, лукошко, подзор –
Подарю да отдам, не продав!
И к тому же на лицах людей –
Будь  душой он  черней чёрных туч, –
Чуть подаришь вещицу – ей-ей,
Появляется солнечный луч.
Хоть на миг, хоть погаснет потом, –
Я художник, и я уловлю
Измененье в лице, – за холстом
Появленье луча повторю!
Есть и в тёмном лице красота,
И в барышнике детство живёт.
Ключ найди к доброте, – доброта
Первозданным огнём расцветёт!
Интересны мне лица людей,
Как узоры заветной Руси…
Если просят – отдай, не жалей,
А себе – ничего не проси!»

Вот художника верный завет.
Таково поведенье творцов.
Пусть порою лишь хлеб на обед,
Вид квартиры далёк от дворцов…

…В старой школе бежали деньки:
Год один, год второй, третий год…
Город знал уж:  коль ученики
Стайкой ходят, – учитель идёт,
Николай Константиныч, меж них.
Ребятня за любимцем – толпой.
Переславль, как прекраснейший стих,
Им читал наизусть наш герой.


Там – барокко, там – древняя вязь,
Там – наличник в резьбе, там – модерн.
Там – чудесная тень, что взвилась
Контражуром меж простеньких стен.
Заболоченный берег реки
Весь в рефлексах; бежит полутень…
Так счастливые ученики
Были б рады бродить целый день.
Ведь учитель диковинный мир
Открывал с ними, щедрой душой
Одарял, из обычных квартир
Уводил в океан небольшой.
Видно, вправду в нём жил капитан,
Флибустьер в нём дремал до поры…
Переславль будто соткан из стран:
В синем зеркале бродят миры…
И про каждый затерянный мир
Он детишкам-друзьям говорил,
А под вечер шёл к сотам квартир,
К тихой двери – хоть кто бы открыл…

Но молчала закрытая дверь.
Снова, снова он шарил ключи.
И шагал в пыль и темень портьер, –
Холостяцкая кухня молчит…
Ставил чайник, искал чёрный чай,
Ставил давешний суп на плиту,
Гнал от сердца пустую печаль,
Что не встретил любимую, ту…

Поутру вновь шагал на урок
Так стремительно, словно летел…
Переславль же о нём – между строк –
Так порою судачил меж дел:

«Он хороший учитель, – чудак!
Так и вьётся за ним ребятня.
Добр да мягок… Нельзя же вот так
Проводить с огольцами полдня!
Несолиден он, – не для семьи!
Он, святая душа, весь как есть.
Так ведь тоже нельзя меж людьми –
Нараспашку, – что там, то и здесь!


Заработает – тут же раздаст;
Что попросишь – отдаст, не ворча.
Для семьи всё же нужен запас,
У него ж – лишь пальто на плечах.
Старый чайник в дому, старый кот.
Нет, кому же он нужен, чудак?
Тем хорош, что не курит, не пьёт…
Лучше б пил бы, да жил бы инак –
Рублик к рублику нажил трудом,
Подкалымил бы там-то и там,
И к достатку спешил бы в свой дом.
Глядь – и нету отбоя от дам!
За такого б любая пошла,
А учитель – пустой человек:
Всё сидит за холстами, – дела!
Холостым так и будет весь век!
Что с того, что дипломы везёт,
Чуть где конкурс, его детвора?
Ну, открой этим грамоткам счёт –
И голодным сиди до утра!
Ведь научит детей пустякам:
Знай, рисуй, жди от неба добра!»

…Жениха-живописца к рукам
Не спешили красотки прибрать.

Николай статен был и красив,
И умён, – но не знал, отчего
Взгляды местных молоденьких див
Провожали с усмешкой его.
На него сладко было смотреть –
Яркий взгляд, грива тёмных волос.
Но вопрос «Что я буду иметь?» –
И сейчас не последний вопрос.

И когда Николай подошёл
К той одной, что манила давно,
И какое-то слово нашёл,
Чтоб позвать в этот вечер в кино, –
Рассмеялась она, не пошла:
«Город маленький, каждый знаком,
Завтра будет судачить молва, –
Де, сидела в кино с чудаком!


Де, небось, согласилась кормить
Сухарями его да кота,
Нищету согласилась плодить –
Де, под стать ему дурочка та!
Воплотит-де, её на холсте
Знаменитый художник такой,
А висеть будет холст в нищете,
В забубённой квартире пустой!»

Так сказала красотка ему
И с механиком к кассе пошла.
Чем  учителем – лучше в тюрьму,
Больше чтить будут, – что за дела!

И в обиде решил Николай
Бросить город неласковый. Вдруг
Вновь судьба за собой позвала –
То письмо в Переславль выслал друг.

Он писал: «Приезжай, Николай,
Я в Загорске живу, – погляди!
Этот город – не город, а рай.
От тебя меньше часа пути!»

Николай вмиг собрал чемодан
И погладил рукою Трубеж –
Гладь волны… Знак судьбой ему дан.
Значит, новый отсчёт и рубеж…
Взял билет на автобус – и вот
Через взгорья дорога в Загорск.
Нет, не сотни залесских работ –
Переславль в сердце мастер увёз.

И строенья, и монастыри,
Синий камень, Трубеж и закат,
Что зарею над сердцем горит,
Как над Клещином зори горят.

Пёстрый рынок, ряды рыбаков,
Заводских работяг толчею,
И восторженность учеников,
И тоску молодую свою.

И глаза раскрасавицы той –
Голубые русальи глаза,
Что, как друга, звала за собой,
Как врага, прогоняла назад.

Переславль с чередою валов,
С алым жаром распахнутых зорь
Весь вместился, как в сетку улов,
В сердце мастера, – словно узор.

Уместился меж створок и жил,
Растянулся в душе, как в раю…
Всё, что знал в Переславле, чем жил, –
Вёз художник в судьбину свою…