Когда она его любила

Это была любовь с первого взгляда. И у неё, и у него. У него – особенно. Ей он просто жутко понравился, а для женщины это немаловажно.
Они познакомились на сборище будущих гениев литературы. Ей было девятнадцать, ему – двадцать. Ужасающе молодые. Но он уже успел состояться как писатель, и в таком возрасте это действительно попахивало гениальностью. Она же баловалась литературой, как другие балуются марихуаной, с единственным отличием, что те потом переходят на более тяжёлые наркотики и плохо кончают, а она так и не перешла на более серьёзную литературу, но кончила всё равно плохо.
Она произвела на него такое впечатление, что он не знал, на какой козе к ней подъехать: слишком уж она была яркая и красивая. Он был уверен, что за ней тянется внушительный шлейф кавалеров. Он ошибался.
Она ждала, что он подойдет к ней после мероприятия. Она надеялась, что он разыщет её через общих знакомых и социальные сети в Интернете. Он не сделал ни того, ни другого.
Они встретились снова через два года, когда ей был двадцать один, а ему двадцать два. Она стала более покладистой, он – более уверенным в себе. Они стали встречаться. Хотя «я в мечтах тебя уже познал», познавать её в реальности было куда как увлекательней. Ей – наоборот. В мечтах секс с ним был волшебным, на деле – умеренно приятным со многими неприятными компонентами.
Вскоре они поженились. Свадьба была, конечно, не как с принцем Уэльским, но тоже ничего. Платье у неё было очень красивое и очень ей шло.
Поначалу всё шло неплохо. Она по-прежнему была влюблена в улыбку своего мужа и его шелковистые, в меру длинные волосы. Кроме того, он был не только прогрессивный писатель, но и прогрессивный муж. Он не заставлял её корячиться у плиты, помогал с готовкой и всегда мыл посуду после ужина.
Всё шло неплохо, пока она была занята дипломом. Потом она стала ловить себя на том, что опять читает дамские романчики, которые читала до свадьбы. Там секс был гораздо более удачливый, чем её собственный.
Работа была так себе, а творчество – из рук вон плохо. Она уверяла себя в том, что причина – отсутствие сильных эмоций. Замужняя жизнь была слишком благополучна, и «Грозовым перевалом» там и не пахло.
Она стала провоцировать мужа на необузданный, дикий секс. Муж удивлялся, но соглашался. Правда, на деле всё получалось до ужаса благопристойно. Потом он мирно сопел носом, а она вылезала из кровати и вместо душа включала компьютер – творила. Она сидела голышом на крутящемся кресле, кутала плечи в шёлковую пелерину и курила. Без курева эффект был бы уже не тот. Она вообще считала, что любая женщина-интеллектуалка должна курить. Писательница – тем более.
Дела шли паршиво. У неё, не у мужа. Он работал каждый день по нескольку часов, ложился довольно рано и исправно сдавал своему агенту новый материал.
Постепенно она смирилась. Любовников не заводила, яд не пила. А потом забеременела. Она уволилась (благо денег хватало), прислушивалась к животу и готовилась стать идеальной матерью.
Она не стала идеальной матерью. Точно так же, как не становятся идеальными учителями, врачами, милиционерами. Но материнство, о котором она давно мечтала, стало для неё самым чистым и самым сильным эмоциональным источником за всю её жизнь.
Каролина (имя она выбирала сама) росла, а мужа переводили на другие языки. Она свыклась и с этим. А потом одна кинокомпания купила права на один из его интеллектуальных бестселлеров и сняла один, в общем-то, не гениальный, но совсем не плохой фильм. Супруги блистали на премьере. Фильм её понравился, а ещё больше ей понравился исполнитель главной роли. Она влюбилась в то, что изначально создал её муж, а потом интерпретировал режиссёр. Своеобразный Пигмалион наоборот: тот вылепил идеальную вторую половинку, а он – нечто, что увело у него жену. Она ушла от писателя к актёру. Это был скандал, и она в его центре. Именно этого ей всегда не хватало.
Она отдавала актёру всю нерастраченную на мужа нежность, всю не понадобившуюся ей в браке преданность. Она всегда была настолько уверена в его любви, что не считала нужным предъявлять доказательства своей. Она брала. Теперь она училась давать.
Актёр был красив, но груб, нахален, но глуп. Привлекательная смесь развязности и порока быстро приедалась. Также как приедались его смазливое лицо и грубоватый секс.
Чтобы освежить отношения, они отправились в Таиланд. Там актёр освежил ей лицо парочкой фингалов. Несмотря на все свои заморочки, она была не из тех женщин, которые любят, когда их бьют. Она ушла от него и дала разоблачительное интервью в дамский журнал. Актёр в ответ сплёл старую, как мир, историю о том, как она неудачно сходила ночью в туалет. Один синяк она набила по пути в санузел, другой – когда шла обратно, а третий – когда звонила жаловаться маме.
Она неумело замазывала синеву тональным кремом и всё чаще вспоминала мужа. Она бы вернулась к нему, но чёртова гордость не позволяла даже говорить о нём вслух. Кроме того, на него со всех сторон слетелись утешительницы. Тогда она решила вернуться к материнским обязанностям.
Каролина была уже в пятом классе. Она безошибочно выбрала стиль наиболее удачливой девчонки – в меру женственной, в меру мальчишеской. Она заправляла обтягивающие брюки в сапоги, носила фиолетовую куртку, прикольную шапку и чёрную лаковую сумку через плечо. Она представлялась как Лина, ездила в школу на троллейбусе («Папа, никаких шофёров!») и писала на запотевшем стекле: «Шк. №67 лучше ВСЕХ! 5а рулит!!!» И смайлики, смайлики, смайлики. Символ времени.
Постепенно блудная мать убеждалась в том, что дочь унаследовала здоровый и жизнеутверждающий характер своего отца. Убеждалась и испытывала неподдельное облегчение. Она смотрела на дочь и видела, что жизнь можно было прожить по-другому. Смотрела ещё и начинала понимать, что жизнь всё ещё можно прожить по-другому.
На каникулы она поехала с Каролиной в Прагу. Великолепные готические соборы окончательно привели в порядок её нервную систему. Она открыла ежедневник и записала: «Когда она его любила, она мечтала о другом».