Метафора

В детстве полузабытом,
а может в другой жизни
я ехала с мамой плацкартом
к морю.

Вагон пах сырокопчёным.
Дядя сосед улыбался,
жевал колбасу и делился
с нами.

Я пила обжигающий чёрный
напиток, почти заварку.
Его нам дала проводница
Лида.

Я брала у соседа сахар,
квадратный и белый-белый,
бросала в чашку, и кубик
резко

тянуло на дно чашки.
Я смотрела и так боялась,
что плавать-то и не умею
вовсе.

Когда море в окне мелькнуло,
одним стало чудом меньше,
одним большим впечатлением
в жизни.

Моё счастье случилось тут же -
большое и синее-синее,
одно на земле. Но, правда,
раньше

я думала, соли в нём меньше
и цвет чуть зеленее…
Но море – оно одно ведь
в мире.

...

Когда я увидела волны,
хотелось нырять и прыгать.
Но мне запрещали это
флаги-

столько-то баллов штормы,
мол, и не суйся, мелочь -
ты плавать-то и не умеешь
вовсе.

Разве кто-то на это вёлся?
Первого в жизни моря
большие чёрные волны
кроют.

Я весь день задыхалась в пене,
о дно ударялась грудью,
медуза жалила больно
очень.

Море казалось странным,
но я ему всё прощала.
Моё море, оно одно ведь
в мире.

В воду мама тянула руки,
сушила меня полотенцем.
«Говорила же, предупреждала
надо

играть с ним аккуратней.
И вообще, тут плохое море.
Поедем потом на запад,
дочка».

Мама не понимала что ли?
Какой запад, какое море?
Моё море, оно одно ведь
в мире.

И такая тоска напала,
и такая была горечь,
что медуза казалась просто
миррой,

когда ехали мы в плацкарте
на Большую обратно Землю,
и я знала, что есть в мире
больше,

чем одно моё тёплое море,
моё чёрное-чёрное море,
моё детское, штормовое
море.

...

Вагон пах сырокопченым.
Мама тихо спала на нижней,
пока я пила обжигающий
чёрный

напиток, почти заварку.
Мне не нужен был больше сахар.
Я умела теперь отлично
плавать.

24.01.2013