Реки

-1-

Мне в память, сердце, душу реки те         
и люди, судеб непростых, запали.            
Они, как Слово первое в строке,
начертанной на жизненной скрижали.       

Они из детства, из иных времен.
Мы вскормлены все в этой колыбели.
Они не помнят судеб и имен
не ищет  русло выгоды и цели.

Они текут сквозь судьбы и века,
Признав единожды Творца веленье
И времени, прогресса ли рука
Порой меняет смысл и направленье

Величье рек. Бег их тяжелых вод               
И омута, и плесы, перекаты,               
и мелководный деревенский брод.            
Да, речками места мои богаты.               

Их много, след оставивших в судьбе          
Их чтили шорцы, телеуты, русы
И к ним, во все века, в труде, борьбе
Тянулись деревушки и улусы.

Все чаще память душу бередит.
Я в слабостях своих пред Богом  каюсь.
Мой, жизни неоплаченный кредит,
но верю, что с кредитом рассчитаюсь.

Мне даст Господь таланта и ума
Исполнить, что начертано судьбою.
Страшит скорей бездарность, чем сума,
что не успею, струшу, не открою.

Желты тех рек крутые берега.
Там заросли полыни и крапивы.
Местами пойма, согра и луга.
Урез воды, где косы моют ивы

Здесь все родное, даже пыль и грязь
Погост,  где дорогие мне могилы.
Здесь душ и рек, степей и неба связь
Источник Света и душевной силы

-2-

А берег за рекой обрывист, крут
и там тропа, верней, ее начало.
Ступает день по лестнице минут,
чтоб сдать свой пост, натужно и устало.

Он не спешит, еще его права.
Шумит в траве и муха, и кузнечик,
и дремлет в диких зарослях сова,
и колокольчик крепко держит венчик.

И воздух воли запахом пьянит,
и тишина вокруг, до поднебесья,
а берег дальний тайнами манит,
как тихий зов, как колдовская песня.

Горит костер, кудрявый вьет дымок,
отпущенный, на волю улетает.
Играет с ним попутный ветерок,
и за рекой дымок беспечно тает.

Какие тайны скрыты за рекой?
Я знаю, смородяжник там, в корягах.
Вот только бережок реки крутой,
да бродит, говорят, медведь-бродяга.

Он, вытянувшись ввысь, на полный рост,
засечки на стволах когтями чертит.
Тем, отмечая свой таежный пост,
а выше правят Лешие да Черти.

А мы вдали, за речкой, на яру.
Стучит топор, срубая сучья-ветки.
И лижет пламя хрупкую кору,
на лапах елей, оставляя метки.

Тревожится зеленая игла,
задумано достаточно неумно.
И едкий дым-заслон от комара,
как тать лесной травой ползет бесшумно.

Валки желтеют. Скошена трава.
Порядок на делянках сенокоса.
От трав пахучих кругом голова
и перекат, речной, как знак вопроса.

Дарует ли рыбешки для ухи
и угостит наваристою юшкой?
Удачи вам! С почином, рыбаки!
Обходит нас дядь Гриша с полной кружкой.

И мы, забросив водки, без труда
ступаем с бредешком на перекаты.
Таежной речки холодна вода,
но те места добычею богаты.

Мы знаем, не обманет нас река.
Чебак в осоке с щукой не злословит.
И окунек здесь водится пока,
и хариус в камнях мух ловко ловит.

Наловим свежей рыбки с полведра.
С устатку под березкой выпьем водки.
И дядь Егор нахмурится: «Пора.
Не то, поди, заждались нас «молодки»».

«Молодкам» этим по полста годков.
Они легки,  в работе все умеют.
Готовят полдник на двенадцать ртов,
до той поры пока уха поспеет.

«Молодки» состоят из наших мам –
моей, Витьтка-теть Они и теть Веры.
И в мире нет прекрасней, мам и  дам.
Их юмор и любовь,  не знают меры.

Когда ж придут с добычей рыбаки,
то закипит совместная работа.
Закусят бутербродами с руки,
по стопке выпив, для души полета.

И полетит крылатая душа
по кронам  пихт, осин, берез и ели.
И день забот событьями верша,
свободный труд приблизит к главной цели.-

Ухе таежной. Праздничной! Тройной!
Тогда всласть можно будет пообедать.
Не постоим мы за любой ценой-
в кругу друзей лесной ухи отведать.

Здесь каждый занят делом. Всяк  своим.
Кто чистит лук, кто рыбу, кто картошку.
А вечер неуемный пилигрим
владенья занимает понемножку.

Уходит день, неспешно, летний зной
послушно, молча за реку уводит.
Уводит по крапиве за собой,
босой, в веснушках, мальчик-зной уходит.

Уходит по тропе, известной мне,
не знаю и не ведаю откуда.
Уходит в предвечерней тишине,
движеньем света объявляя чудо.

Я знаю, что тропа ведет туда,
на небо, из соцветия крапивы.
Где солнце-пастушок пасет стада,
ленивых облаков кудрявей ивы.

Я вижу золотистые глаза
с искрой любви, летящею из донца.
За край откоса, за крапиву, за…
уходит он, куда уходит  солнце.

Мне кажется мальчишка этот я,
в коротких шортах, кто назад воротит?!.
Ведь неба голубая полынья
безвременно сейчас меня поглотит.

Куда ведет заросшая тропа,
пугливо прячась в зарослях крапивы?
Мой срок придет, и тронет пыль стопа,
и горестно вздохнут над речкой ивы.

Я видел этот мир. Или во сне?
Иль наяву?.. Стена родного дома…
Я знаю, он опять придет ко мне,
когда тропа вновь станет мне знакома.

Ее пройду, как свой узнаю след,
накрыв ступней, тот, первый, на дороге…
Пройду туда, где за чертою лет
Отец и мама сына ждут в тревоге…
 
-3-

Свет дня померк, и тени от берез
упали в реку и накрыли косы,
зеленых ив, притихший сонный плес
и глинистого берега откосы.

У каждого из нас своя река,
река судьбы, исток ее Начала.
Рука судьбы, верховная рука,
ведет нас до последнего причала.

И в реку эту дважды не войти,
и студена порой ее водица,
а сколь преград, порогов на пути,
и той водой порою не напиться.

У каждого есть выбор только свой.
Единственный, но с правом на ошибку.
С любимыми мы не правы порой,
тем шлем судьбе гримасу-не улыбку.

Причинна разных судеб-нитей связь.
Она не разрывается с годами.
И хочется порой поплакать всласть
на том погосте, где могилка мамы.

А рядом с нею, памятник-отца.
Невдалеке дядь Гоша с тетей Верой.
Здесь рядом все, у смерти нет лица.
Она не сочетает дело с мерой.

На том яру стою я не один. 
Восстала ночь, и тьмы расправив крылья,
коснулась ветерком густых седин,
тайгу засыпав серебристой пылью.

Я не один, душа и мысль чиста.
Ушедших тени над рекой проходят.
Я знаю, жизнь не пишется с листа-
каракули порой она выводит.

Придет мой срок, сменю я берега.
Медведь-шатун  не будет больше страшен.
На том-другом останутся стога
и солнца свет над кроной елей-башен.

Там будет все, там будет жизнь и свет,
там будут те, кто рядом… Не забудут!
Там будет Память и погоста свет…
Стихи и книги, может, тоже будут.

Я пережил в судьбе немало тризн.
И смерть, как след иной судьбы, прославлю.
А дальний берег, под названьем жизнь,
я для детей, внучат, друзей оставлю.