Бабий Яр

«Ты придешь и спросишь: как это было? А что я могу тебе сказать?
Ты сам лучше меня знаешь, ты  более детально изучил эту тему.
Ты придешь и спросишь, как все начиналось. И мне останется только промолчать. Ты сам знаешь, когда пришел тот день. В тот день, когда солнце только выкатилось из-за горизонта. 
Но ты все-таки придешь и задашь свои вопросы. И мы будем сидеть и смотреть в глаза друг друга – два человека, молчащие о том, что уже было рассказано много лет назад. И первое слово зацепится за резонанс тишины. После последнего слова я тебя убью.
Мы знали только два языка – язык Бога и язык человеческий. На языке Бога мы не разговаривали, у нас был человеческий, повседневный, на нем не стыдно было спросить у молочника свежее ли молоко.
Были и другие языки – мы не говорили на них хорошо, но понимали. На одном писали о загадочных мрачных явлениях души, на втором восславляли воды рек, на третьем … Мало ли языков было, но у нас был свой, человеческий.
На одном из тех языков они написали, что мы все должны собраться вместе. Мы собрались, потому что понимали другие языки.
И они убили нас. Мы умерли. Из всего бесчисленного количества мы остался я. Таких я много. Но я не мы, ты же понимаешь…
И ты придешь и начнешь говорить. Ты же не понимаешь меня. А я – тебя да. В этом мое преимущество.
Потому что я не такой как ты. Потому что ты меня ненавидишь из-за того, что я…» - думали сионист Хаим  и украинский националист. Оба стояли друг напротив друга. Два человека молчали. Они смотрели в глаза друг друга. Диалога не было. Никто не понимал язык другого.  И даже не поэтому. Они не слышали и не слушали.
Они были немые и глухие. И уже мертвые. Оба человека умерли.