Раннее

                Раннее

        ( И семидесятые годы тоже…)





                *             *             *


        Не возвращайтесь никогда
                на зарастающие тропы.
       На паутинке паучка
                не раздавите ненароком.
       Чтоб подорожник не примять
                давно покинутых маршрутов,
       Не оскверните мёртвый прах
                своей стопою не разутой.
      Оберегайте от себя
                свои былые пораженья,
      Не возвращайтесь никогда.
                Учитесь жить без возвращенья.
      Давайте помнить каждый день
                свою разутость, непокрытость,
      Что в «энной» точке на земле
                покоится непоправимость.
      Не возвращайтесь никогда,
                какие б не были мотивы,
      Ведь наши судьбы не игра,
                не отложить на середине.
      И эти гиблые места
                и зарастающие тропы,
      Оберегайте от себя,
                не потревожьте ненароком.



              *              *              *

            «Мудр тот, кто знает то, что неумно знать».
                Н. Батурин

Когда-то я носил домой толстенные тома.
И вековую мудрость их выписывал в тетрадь.
В листах стояла мудрость, как высотные дома.
Себя я рисовал внизу, так миллиметров в пять.

Играли солнцем облака на крышах, как в футбол.
И разбивался насмерть дождь, и гибла синева.
И я ещё тогда не знал, что есть на свете боль.
И я ещё не знал тогда неумные слова.

Потом пришла ко мне любовь, я вспыхнул как сушняк.
Сердечный факел огневой прожёг во мне дыру.
И я почувствовал внутри свой мировой пожар,
И стал безудержно расти и зябнуть на ветру.

Взлетели в голове моей, как в комнате, листы.
Я осознал, что глуп, как стук врага в косяк дверной.
И то, что собственный хребет – мерило высоты,
С которой погибает дождь, в обнимку с синевой.

Тогда я подобрал листы и двинул в полный рост.
И в долгий ящик отложил премудрую тетрадь.
Придя в высотные дома, я всех смешил до слёз,
Крича: - «Мудр тот, кто знает то, что так неумно знать!»




             БЕЛАЯ  НОЧЬ


        Эко, белая морока
       У порога моего.
       Дождь и мокрая дорога,
       А из близкий, – никого.
       Только мыслей заполошность.
       Сердце, точно головня.
       А за дверью полуношность,
       Чуть темнее полудня.
             От хронических бессонниц
       Сумасшедшинка у рощ.
       Потеряли нынче совесть
       Ночь и дождь, ночь и дождь.
       Ходит – бродит по теснинам,
       По лесинам будит дрожь.
       По осиновым вершинам
       И по мне лупит дождь.
       Дождь пролился. Дождь окончен.
       Дождь уже на небесах…
       Белизна умытой ночи
       У меня на волосах.
       И осела – то несмелой,
       И до смерти не сотрёшь…
      Не ходил бы ночью белой
      В самый дождь.



     *            *            *


     Я в глаза заглянуть
     Самой юной и самой красивой
     Боюсь.
     Вдруг во взгляде увидит
     Мою сумасшедшую грусть.
     Разглядит даже больше:
     Всех женщин,
     Которых  я бросил и брошу.
     Сосчитает минуты
     Моей немоты, не уюта.
     И услышит,
     Как я проклинаю пустые листы
     И сжигаю под утро,
     Разорившись на свечках за полночь.
     И про «скорую помощь»
     Дознается точно,
     Потому что сама обзвонила той ночью
     Все ближайшие пункты,
     Мне, делая вызов.
     И ловила попутки.
     И ногти обгрызла,
     Перламутровые свои ноготки.
     Забежав в этот мир,
     Где пустые листки,
     Где поэт задыхался от боли, бессилья…
     Забежав самой юной и самой красивой.

     Подожди…
     Не увидь во мне только поэта.
     Ты – жизнь… Ты, мой дом разгляди!
     Позабудь этих женщин,
     Которых, я бросил и брошу.
     Позабудь все минуты
     Моей немоты, не уюта.
     И пустые листы.
     Про болезнь позабудь,
     Про ночные звонки…
     И прошу тебя,
     Больше не надо грызть ногти,
     Перламутровые свои ноготки…

     Ты же знаешь,
     Я в глаза заглянул
     Самой юной и самой красивой.
     Спасибо!
     Может статься,
     Попрошу тебя даже остаться,
     Чтоб глаза потеряли
     Свою сумасшедшую грусть,
     Не боясь потерять многим большее.
     И открыть эту рубрику:
     Брошен. Потерян. Забыт…
     Пусть твои ноготки отрастают,
     Над строчкой – Оставлен
     В подлунной России
     Самой юной и самой красивой!
                15.02.1981г.


    *            *            *


А я всё жду, когда ты позвонишь…
И требую раствор, потом кирпич
И кузов от раствора очищаю,
Когда «КамАз» привозит нам его…
И жду звонка, конечно, твоего.
Не тут, на стройке, жду его, а дома.
И вдруг осознаю, что телефона
Ещё в квартире нету у меня
И не было… И ты не позвонишь,
Но может быть, придёшь и постучишь.
И потому не ухожу из дома…
Но понимаю вдруг – мы не знакомы.
И ты не знаешь, под какой из крыш
Я жду звонка, стук в дверь
И нашей встречи…
Знакомиться на улице не легче,
Когда счёт с жизнью – минус двадцать восемь…
Когда уже не позволяет возраст
На улице остановить тебя
Нахально, нежно, искренне, любя
И там признаться…
Это можно в двадцать…
А в двадцать восемь можно
Лишь тревожно,
Взглянуть в большие рыжие глаза,
В которых, будто над костром таёжным
Летают искры…
И так близко...
Напиться вдрызг мне хочется,
Согреться,
Разжать в груди тоскующее сердце…
Но не забыть мне незнакомку… О,
Как холодно и страшно оставаться.
И ждать звонка. И знать, что не дождаться.
На стук открыть… За дверью – никого!
И с послевыходною неохотой
Вновь в понедельник выйти на работу.
Класть стены. Выводить углы. Раствор
Счищать с «КамАза». Всё, что до сих пор
Я делал и, что буду делать дальше,
Испытывая удовлетворенье…
Но уходить туда, где тишина
И где неизличимо ожиданье…
И я иду огромными шагами,
Потом бегу за незнакомкой вслед.
Бегу! Бегу в неполных тридцать лет,
Срывая шапку с грешной головы…
И в первый раз по – Блоковски – на Вы!
И может статься,
Даже буду драться,
Зажав благоразумие в кулак,
С плечистой группой на ночных дворах,
За право с незнакомкой не расстаться.
Не разлучиться!
О, мужской закон, некодексное правило времён –
В пятнадцать,
                восемнадцать,
                двадцать восемь…
Что ж просим! Парни, я всегда к услугам…
Как глупо, глупо.., или в самый раз?!.

О, как взметнулись искры ваших глаз!
О, что шепнули, что шепнули губы?!

                1982г.

         МАНДАТ


Жизнь – это такое ОГО – е,
Что идёт и идёт над речною водою,
Тормоша обаяние, зрение, слух,
Очень острое, певчее и нагое,
Беспокойное и ознобное, – УХ!
Память, – штука не та.
Память, как отраженье в водице,
В заболоченной мутице Леты – старицы.
Тут уж не уколоться и не заприметишь,
А пытаться упомнить про всё на свете.
И ещё, и ещё, и ещё вспоминать,
А на деле, локтями кровать просшпырять,
От бессонницы мучиться до полночи…
Раз имеем на прошлое полномочия
По мандату Судьбы.
(и ОГО – е моё – всё кресты да столбы)
Так плутаем в в трёх соснах.
Тень ищем под срубленным деревом.
На деревню… гм.., дедушке весточку шлём.
(говорят есть такая в российской глубинке,
В самой-таки безадресной, русской глуши)…
И всё это, друзья, по томленью Души…
И теперь у меня всё идёт суетою,
Кое-как, кое-чем и кое-где.
Эх, Ого – е моё, УХ, такое ОГО – е
Над водою ты ныне или в воде?


        ПЕРПЕТУУМ – МОБИЛЕ


Я знаю, как  не был бы я одинок, я знаю,
Про то, что вы знаете сами и ни на чуток.
Как странно, вот знаем мы кучей, все вместе
И всё-таки делаем сами, ни день,
                и ни два,
                и ни месяц…
По-видимому сознавая:
Что знание знанию рознь.
Что сердце не сможет принять, как познанье
Быть врозь от сердца другого,
Пусть хлопотного, но дорогого.
Выходит мы знаем, что вечная штука – Любовь,
Не глядя на то, что столько вокруг битых лбов.
К примеру – мы сами…


      И  СНОВА ДОЖДЬ


      Как тягостно в часы дождя
      Его дыханье ледяное.
      Ещё душа во мне моя
      И в три ручья всё ос тальное.

      Вода, вода, вода, вода…
      И мир в горошены навстречу.
      И льётся с каждого зонта
      Холодный дождь ко мне на плечи.

      Но вновь врезаешься в поток,
      Двоясь в сухих глазах прохожих.
      Душой ужасно одинок.
      И до души уже промокший.

      Но вдруг девчонка из толпы
      Меня зонтом своим укрыла.
      Хозяйка яркой скорлупы,
      Пришелица сухого мира.

      И я смотрел в её глаза,
      Глаза доверчивой улитки.
      Два сердца накрепко связав
      Узлом промокшего до нитки.


   ПОСЛЕВОЕННЫЕ  ПОКОЛЕНИЯ


Когда росли мы, всё казалось шумным,
Весёлым и беспечным, как пятнашки.
Когда любили, ярким всё казалось,
Цветасто-пёстрым, точно сарафан.
Отцами стали, матерями стали,
Тогда из-под руки взглянули в небо,
(в пятнашки детвора играла наша),
Нам стало душно, как перед грозой.
И я услышал, как шепнули губы
Идущего куда-то незнакомца,
И, матери, на утреннем балконе
Развешивавшей детское бельё,
И ветерана-старца на скамейке,
Глядящего на резвого внучонка,
И женщины беременной, огрузлой
С морковкой полу съеденной в руке,
И собственный услышал жёсткий голос,
Он слился прочно с первыми, другими,
Знакомых мне людей и незнакомых:
« Долой! Долой синоптиков войны!»



   *             *             *


      Я слабая,
                я слабая.
      Возьми и упроси меня.
      Возьми, как некрасивую,
      Я сильная,
                я сильная.

      Рожала бы без жалобы,
      Но только ты найди меня,
      Такой, как не найти меня:
      Противную,
                противную.

      Я смелая,
               я смела бы.
      Осатанев от шалости,
      Смотри – до нагиша стою, –
      Ушастая,
               ушастая.


              ЛОХМАТЫЙ


По вздувшейся речке сплавляться опасно.
Тут каждому ясно.
Но парень лохматый усмешливо скажет:
- А мужество как же?
Вчера петушились, а выпало дело –
Ладони вспотели?
Они отмолчались. Короче,
Он плыл в одиночку.

Наверное, гневно резинку направил в теснины,
Где бились о скалы и лопались с треском лесины,
Где воды стонали и створы душили, как гланды…
Но хватит об этом. Наверное, нужно о главном.

На утро попуткой добравшись до лесоповала,
На все их расспросы, лохматый, ответит устало:
- Конечно, ребятки, попробовать всё-таки стоит –
Чего каждый стоит?
Но вот понадеявшись на кого-то,
Выходит на деле одни отговорки.
Тогда пострашнее любого потока
Дружки-пустомели…
Пошли-ка работать!
Зайдётся пила по-кликушески в в весях,
И склоном лесистым гора обезлесит…


Но про между делом, глядишь, кто-то хмыкнет,
Затылок почешет и к мысли привыкнет,
Что выразил верно парняга усталый,
Который в теснины на лодке ходил:
И видел, как бьются деревья о скалы,
И души других разбередил.


               В ОСЕННЕМ  ЛЕСУ


      Как много разного таят осенние леса,
      Когда особенно сильна их поздняя краса.

      Стоит осинка, от стыда пунцовая до пят,
      А перед ней корявый пень с букетиком опят.

      А дальше сосенная тишь, прямая от стволов
      И изоляторы сорок в обрывках проводов.

      Погасит белка наверху стремительный прыжок.
      И за испуг раздастся «цок», совсем как матюжок.

      Внизу на оспинах земли, как брошенная сеть-,
      Соломка хвои под сосной, лишь поплавки одеть.


      Ведь утром в озере лесном, совсем как от дождей,
      То тут, то там вода кипит от стаек карасей.

      А под подошвы норовят свои подставить лбы
      Лесные олухи, точней не гномы, так грибы.

      Как много разного таят осенние леса,
      Когда особенно сильна их поздняя краса.

      А паутинки меж стволов с замками паучков,
      Как будто тысяча дворов закрытых на засов.

      Но лес, он всё-таки простак, а потому в лесу,
      И запах хвои норовит пощекотать в носу.

                27сентября. 1977г. 

         СОНЕТ

Опять приковано к земле
Ночное  облако дубравы.
И чередуется во мгле
То слева шорохи, то справа.

Какие думы на крыле?!
Безмолвны сумрачные главы.
Но нечто сыплется на травы.
И что –то скрипнуло в стволе.

О мир предзимний, мир дубов,
Ты будто сделал вдох глубокий.
Здесь столько воздуха, дороги,

Примера мне ,– не суесловь.
Благодарю порядок строгий:
Всеочищения лесов!





   ИРОНИЧЕСКОЕ


В душу столько уже натаскано
Всяко – прочего, всяко – разного,
Всяко – всячески человечьего.
Всяко – быстрого, всяко – вечного.

Тут навалено с полвагона
Брако – дельного, брако – лома.
Брако – брачностей штемпелёванных,
Брако – девственниц нецелованых.

Рядом фляга лежит из брака.
Благо выпита нынче брага.
Благо сердце ещё пустое,
Благо нравственно – холостое!


   НАВАЖДЕНИЕ

Девчонка листьев набрала.
Опавшие колокола
Звенели потускневшей медью,
В ладошку стебли опустив.
Она тихонько шла сквозь листья.
Она уже могла присниться,
А ей – пятнадцать, без пяти…

Лукаво ротик пламенел.
Ты, не из бунинских новелл,
Библейское первотворенье,
Набоковская сажа дней?!.
Зачем глазами улыбнулась,
Прошла и снова оглянулась?..
А тут смотри и сатаней!

Дари шальные купола.
Своди доверчиво с ума.
Судьба поэта и гимнаста
В твоих глазах – судьба листа.
Вот так бы вспыхнуть листопадом
И мучаясь звучать и падать
В ветхозаветные места!

Лилит! Душа болит! Осенне,
Она не хочет потрясений,
Боясь начала и конца.
Ах, мимолётное виденье!
Прости моё грехопаденье!
Я – мим! Я мёртв! Я – наважденье
С улыбки детского лица.


     *           *           *


«Любовь, какая ты, какая»? –
Я слышу крик на крутизне…
Река, под кручей протекая,
Горит закатом в глубине.

На низкий берег солнце село,
Приплюснуло о рощу бок.
А выше тучка всё алела
И всё тянулась на восток.

А тут, по крутизне чертовской
Пищали птичьи этажи…
И рядом с Муськой Ямбщиковской
Вились весёлые стрижи.

Она дышала непокоем.
Текла мятежностью в крови,
Ни дать, ни взять, как перед полем
Незавоёванной любви.

А я жалел парнишку Женьку.
Как Муська нравилась ему.
Она ж готовилась к сраженью
И полоненью моему.

И я был в отпуске, и робко
Искал у речки тишины.
Она ж напала вероломно,
Без объявления войны.



             КЛОУНАДА –
        ВЕЛИКОЕ ПРАВО
       СМЕЯТЬСЯ. КАРТАВО
      ВЫКРИКИВАТЬ: «БРАВО,
     ОРАВА». ЕЛЕНА, ТЫ – БАБА.
     КОЛЕНКИ ТВОИ ЗАГОРЕЛЫ.
    ОН – КЛОУН. И ТЫ УСТУПАЕШЬ
    АРЕНЕ. АРЕНА. ОРКЕСТРИК ВО
   МРАКЕ КОЛОНН ГОРЯЧИЕ ТРУБЫ
   ОТНОСИТ ОТ ГУБ. У СТАРЕНЬКОЙ
  РАМПЫ РАБОТАЕТ КЛОУН. КОРАБЛИК
  УЛЫБКИ УВОДИТ КОЛУМБ. ЭХ, КЛОУН,
  СОЛОВКА ТВОЯ НЕ У РОЩ. И БАБЬЯ
  УДАЧА, КАК ПОСТРИГ ПРИНЯТЬ. ЧТО,
  БАБА, ЗАПЕТЬ БЫ? НО ТЫ НЕ ПОЁШЬ,
  А МОЖЕТ БОИШЬСЯ ЕГО ОСВИСТАТЬ?
  ЕЛЕНКА, А ТАМ СОЛОВЬИНАЯ НОЧЬ. И
   ДОЖДЬ – КОРОТЫШКА УЖ ЗАПЕР СВОЙ
    ТИР. ХОТЕЛОСЬ ВЛЮБИТЬСЯ. ВЛЮБИ-
    ЛАСЬ. НЕВМОЧЬ, ВЛЮБИЛАСЬ, А ЧТО
      ПОЛУЧАЕТСЯ? ЦИРК. А НОЧКА ЕЙ
       БОГУ – ОДНИ СОЛОВЬИ. НА РЕКУ
       ЛУНА УРОНИЛА СВОЙ СЕРП. ИЛ
       ПРИНЯЛ ПОТЕРЮ И ПОХОРОНИЛ
                В ГЛУБИННЫЕ ТРАВЫ
                СРЕДИ КАРАСЕЙ.









             ПОСЛЕДНЯЯ СПРАВКА
             ЖИЛ – БЫЛ СРЕДИ ЛУН
             ПЕЧАЛЬНИК ВЕСЁЛЫЙ,
             ИГРУШЕЧНЫЙ ЛГУН. И
             НЫНЕ ЕЩЁ НЕБЕСАМИ
             ПЛЫВЁТ, НАД РЕЧКОЙ,
             ЕГО ГУТТАПЕРЧЕВЫЙ
             РОТ. СТИРАЯ ОБ ТУЧИ
             БЕЛЕСЫЕ ГРИМ. ЛГУН
             УМЕР. ОСТАЛИСЬ ТАМ
             КЛОУН И МИМ. «МОЛЮ,
              УПАСИ ОТ МАНЕЖА
                РАБА СВОЕГО
                КЛОУН – АДА».
.

                КЛОУН


Коротенькая реприза. У клоуна новый номер.
Это его работа, к которой он долго шёл.
И если весь цирк огромный от хохота чуть не помер,
Когда на манеже клоун – клоуну хорошо.

Он выбегает быстро в направленный круг света.
В утрированных ботинках, коим костюм под стать.
И вынимает дудочку, важный и разодетый,
И предлагает публике песенку наиграть.

Он дудочку мнёт руками, топчет её ногами,
Даже шомполом чистит дудочку, как ружьё.
И цирк переполнен смехом, хохотом и смешками
Над тем, как разучивал песенку, но потерял её.

Он ищет её упорно, смешно спотыкаясь, падает,
Вывёртывает карманы, ощупывает манеж.
И, находя по нотке, тут же с оркестром складывает,
Но вдруг удивлённо спрашивает: « А дудочка моя где ж?»

Кто-то из оркестрантов клоуна песенкой донял.
И это звучит его дудочка… И свет вокруг него желт.
И если весь цирк огромный от хохота чуть не помер,
Когда на манеже клоун – клоуну хорошо!



            *           *           *


           Ты, дурочка, как дудочка.
           И нынче под луной
           Играет он на дудочке,
           А песенка другой.

           Ты весела, как песенка.
           И нынче под луной
           Наигрывает песенку,
           А дудочка другой. 


  *            *           *


 Славная штука – юность,
 Как леденец во рту.
 Девочка в белой юбке
 Долго стояла в саду.

 Небо качало звёзды
 Или шатало нас…
 «Хватит!» – сказала просто,
 В комнату поднялась.

 И попросила ознобно:
 – Ивкой, меня зови…
 Пела потом, а словно
 Плакала до зари.

 Вишня цвели и слива,
 Яблоня… Цвёл весь сад…
 Ивка моя, ты, ива
 Не повернуть назад…


   *            *            *


   Мим на дудочке играет.
   Тень играет на стекле.
   За окошком тихо – тихо
   Притаиться нужно мне.

   Жаль, что музыки не будет.
   Жаль, что он про то не знает.
   Самый добрый, самый милый
   Мим на дудочке играет.


   Мим на дудочке играет.
    Тень играет на стекле.
    Шесть сторон досталось свету,
    Шесть дорог досталось мне.

    Жаль, что музыки не будет.
    Жаль, что он про то не знает.
    Самый добрый, самый милый
    Мим на дудочке играет.

    Мим на дудочке играет.
    Тень играет на стекле.
    Не закрыть ему руками
    Все дороги на земле.

    Жаль, что музыки не будет.
    Жаль, что он про то не знает.
    Самый добрый, самый милый
    Мим на дудочке играет.

                15.10.1976г.


              ПРИЗНАНИЕ


                ЛЮБИМЫЙ МОЙ –
                НЕМОЙ, НЕМОЙ,
                НО МОЙ.  ЯЗЫК
                НЕМОГО – ЖЕСТ,
                ЧЕРТ ШЕЛЕСТ.
                Я Ж – ЕГО АЗЫ,
                СЛОГ МИМА. И
                НЕПОВТОРИМА.
              САМА ЛЮБЛЮ. САМА

ЛЮБИМА, ЛИШЬ ТЕМ, КТО САМ – НЕПОВТОРИМ!


        РАЗГОВОР С СОБОЙ

   Я догадалась – Я меняюсь!
   И новой сущности скорблю.
   А потому и подчиняюсь,
   И, в подчинении, терплю:
   Твоих начало встреч, к которым
   Приготовленье тяжело.
   Терплю ночные разговоры:
   Про нас, про брак и про жильё.
   Терплю твою любую ревность,
   Таю мятежное в крови.
   Она, не любит откровенность, –
   Жестокая сестра любви!
   Но только обозначусь дочкой
   Иль сыном… выставлю за дверь…
   Я – ваша, бабы – одиночки!
   О, материнство месть умерь!


            КЛИНИКА


КЛИНИКА, КЛИНИКА, КЛИНИКАКЛИНИ.., КАК ЛИНЬ,
ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ
МУКА, МУКА, МУКАМУ.., КАМУ, КОМУ
КАК.
      КОММУНА.
КОМУ С ПРИСКАЗКОЙ,
КОМУ С ПРИСТУПОМ,
КОМУ С ПРИСВИСТОМ
             ПРИСПОКОЙКОВО
                СПАТЬ.
КЛИНИКА, КЛИНИКА, КЛИНИКАКЛИНИ.., КАК ЛИНЬ,
ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ
МУКА, МУКА, МУКАМУ.., КАМУ, КОМУ
КАК.
      КОММУНА.
СКЕПТИКИ,
КОМИКИ –
КРЕСТИКИ,
НОЛИКИ.
            НОЧЕНЬКА.
КОЛИКИ
КОМИКУ –
КАМУШКИ
В ПОЧЕЧКАХ…
            НОЧЕНЬКА – ДОЧЕНЬКА
ДЛИТСЯ, НЕ КОНЧИТСЯ.

КОЙКА, КОЙКА, КОЙКАКОЙ.., КАКОЙ
УЖАС!

КЛИНИКА, КЛИНИКА, КЛИНИКАКЛИНИ.., КАК ЛИНЬ,
ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ
МУКА, МУКА, МУКАМУ.., КАМУ, КОМУ
КАК.
      КОММУНА.
                ЯЗВИ ЕЁ В ДУШУ
                НОЧЕНЬКУ.
ЯСТРЕБОМ ЯЗВЕННИК
ЯРОСТНЫЙ,
              ДАРОМ ЧТО
В ЯБЛОКО ЯГОДИЦ
ЯМОЧКИ ВДАВЛЕННЫ.
                НОЧЕНЬКА – ДОЧЕНЬКА
                НЕТУ УЖ МОЧЕНЬКИ.

КОЙКА, КОЙКА, КОЙКАКОЙ.., КАКОЙ
УЖАС!

КЛИНИКА, КЛИНИКА, КЛИНИКАКЛИНИ.., КАК ЛИНЬ,
ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ, ЗЕЛЁНАЯ
МУКА, МУКА, МУКАМУ.., КАМУ, КОМУ
КАК.
      КОММУНА.
                А БЫ КАЖДОГО
                ПРЕСТАВИТЬ
ВЫЖИГЕ
СВЫШЕ: ДУШЕЧКУ
           ДАРМОЕДА
           ЕЛОВОГО
                ЯЗВЕННИЧКА;
           КОМИКА
           С ПОДОКОННИКА
                АНЕКДОТИРОВАННОГО;
           НОВОЯВЛЕННОГО
           С ГЕМОРРОЕМ
                ПРИ СВЕЧЕЧКЕ;
           КОДУРНЯ,
           С КОМУДРЫМ
                ВОЕДИНО
                БЕЗ ОТПУЩЕНИЯ..,
          АЛКОГОРЕ
          КУПОРОСНОЕ
                НА ВЕКА – ВЕЧНЫЕ
                ЗА УВЕЧЕННУЮ
                СКАЗУСТИКУ.

АМИНЬ.

КОЙКА, КОЙКА, КОЙКАКОЙ.., КАКОЙ
УЖАС!


             ОШИБУМ

Вот не то у детей получается,
Ошибаются всё, ошибаются.
И не юноши, и не барышни –
Ошидедушки, ошибабушки.
Или время такое взбалмошно
– Невзаправдышно – ошибалошное.
Или поросль наша справная
– Ошибара и ошибаловня.
Как на пламя летят на любовинки,
Ошибули и ошиболинки.



      *             *             *


Я слабая, я слабая.
Возьми и упрости меня,
Возьми как некрасивую,
Я сильная, я сильная.

Рожала бы без жалобы,
Но только ты найди меня,
Такой, как не найти меня:
Противную, противную.

Я смелая, я смела бы.
Осатанев от шалости,
Смотри до нагиша стою
Ушастая, ушастая.


           ГДЕ ПОНЫНЕ ИДУ


Межсезонье,
             где брусника, как губки девичьи,
                прихваченные поцелуйчиком первым,
Да святится имя Твоё!
Межсезонье,
           где просторы присыпаны заморозком,
                точно солью,
Да свершится воля твоя!
По ржаным косогорам,
По сизой уральской степи,
По туманно – угрюмым распадкам Джугджура,
По морошковым топям Тюмени…
Где поныне иду!

Щекочет соломинкой нос,
Налипает на яркие рты
Босоногой, лобастой ватаги,
Наполеонами обходящей шеренги долговязых заборов.
По левую уже сенокосы в уречье.
Запах казненных трав.
Шампиньоны бегут по лугам,
На ещё неампутированных ножках.

Так по-царски вхожу я в своё межсезонье.
Рука об руку молодость и зрелость,
Порыв и сомненье.
Там мечта о разутости и непокрытости.
Тут тоска о раздумьи!

Межсезонье, межлетье, межлюдье…


           БАБЬЕ ЛЕТО

Отгуляло оно в осинках
Препоследний и бабий раз.
Так горька была и всесильна
И по-женски надёжна связь,
Что последняя паутинка
Вместе с веткой оторвалась.



  РУКИ КРЕСТЬЯНИНА


Взгляните на руки крестьянина,
Держащие штурвал комбайна, рычаги трактора, горсть зерна…
Глубокие складчатые руки,
Сумевшие свести в единую дорогу жизни –
Линии судьбы, любви и труда.
Крепкие грубые руки,
Прокаленные полевым зноем.
Коричневые узловатые пальцы, что корни
                головокружных сосен.
Они вросли в землю, в землю своего поля, как деревья.
И держат её в в бронзовых натруженных руках
Высокие ширококостные люди.
Поле склоняет, тяжёлый от зёрен колос пред ними.
Кто этого не знает, приглядитесь и вы увидите,
Как припадает к рукам сеятеля хлебное поле,
Когда он идёт по земле.
Приглядитесь и вы обязательно увидите это и поймёте,
Как сожмут эти крестьянские руки
Винтовку, автомат, гранату.., и горло врага,
Если незваный гость оторвёт их от земли,
Если ударят в набат военные трубы,
Если отнимут у крестьянина землю новые господа!





   СЕВЕРНАЯ  ПОВЕСТЬ


Снял робу вахтами залапанную,
Гулял по Западу.
Привёз подружку длинноокую
И длинноногую
Не пьёт ни сладкого, ни горького.
Слывёт затворником.
Под ручку грязноватой улицей
Идёт и жмурится.
Потом с чужой сутуловатостью
И виноватостью.

Она – с хозяйственною сумочкой
И как-то сумрачно.
      – Такая у тебя красавица! –
А он поморщится.
   – Ну, как там у тебя с подругою? –
    В ответ он – руганью.
      А после по-мужски, безжалостно,
      Простит сбежавшую…
      Мол, по себе срубил он дерево,
      Да не по Северу…

Запад – в данном случае центральные районы России.


        В СТЕПИ

        (баллада)


А давно в степи, прежде этих лет,
Говорят, стоял молодой хребет.
Серп висел над ним, солнце днями жгло…
Да стоять хребту время отошло.
В землю врос по грудь до моей поры…
А в моей степи – всё бугры, бугры…
А давно в степи сшиблись страшно как
Богатырь степной да батыр степняк.
Сечь во хряпку шла, села сажей кровь…
Оба тут легли меж степных бугров.
Может в память им степь ростком пробил
Тут полыни куст, там седун – ковыль.
Может так оно, может и не так…
Русских расспроси и спроси татар…
А в моей степи на буграх – межа.
«Пашеничка» тут, а поодоль «ржа».
А промеж бугров да хлебов – полей
Тут пасут коров, там пасут коней…
А ещё в степи, в двух горюн – буграх
Над крестом – господь, над камнём – аллах…
Из села к буграм скорбь одной тропой
За татарный куст с богород – травой…
Там свой бог хранит сон в печальной мгле,
Тут живут рядком на одной земле.
А последня – сечь далеко прошла.
Далеко прошла – степь не обошла.
Стон – горюн стоял да кликуший визг
У жилищ татар и у русских изб…
Под одной звездой у чужих осин
Русский сын лежит и татарский сын…
Той весной в буграх степь взялась огнём.
Задымилась степь над пустым селом.
Цвёл подснегов цвет и тюльпан – степняк…
Что теперь судить – так оно ль, не так!

                12-13.4.1986г. Больница.

             ВСАДНИК


         Хмурый всадник коня отпустил.
         Конь его захромал на пути.
         Если столько путей у врагов,
         Где уж тут напасёшься подков.

         Хмурый всадник отбросил клинок.
         Он его поломал, не сберёг.
         Если схватка с врагом нелегка,
         Где уж тут не сломаешь клинка.

         Хмурый всадник лицом потемнел.
         Был товарищ, но не уцелел.
         Если столько воюет людей,
         Где уж тут обойтись без смертей.

         Бывший всадник пошёл наугад.
         Был он молод, но был он – солдат.
         Так уж вышло тогда, что в стране
         Все пути приводили к войне.



   *            *            *

               Женщина, мужчина, – и тот и другой, –
                чин, должность семейной жизни. Только и всего.
                Автор.


Женщина полюбила поэта.
А поэт – народ нелогичный.
Он, как пчела жужжит
                про своё единственное призвание,
Оставаясь на самом деле медведем.

Поэт полюбил женщину.
А женщина – народ стихийный.
Опаздывая к последнему
                девичьему тихолетию,
Он успел в самый раз к первой женской грозе.

Женщина выдумала себе мужчину.
Мужчина напридумал себе женщину.
Не вздумайте сказать им,
                что это только Поэзия,
      – два медведя в одной берлоге не уживутся.


    НЕ  СБЫЛОСЬ


Твой тихий двор.
Твой рыжий сад.
Наш разговор…
И листопад.
Всё закружилось,
Унеслось.
Не подружились,
Не сбылось.



          *          *          *


Я без тебя ужасно одинок,
И снова, увлекаясь рыбной ловлей,
Я становлюсь богаче на чуток,
Пускай азартом, если не духовней.

Я без тебя ужасно одинок,
И это называется тоскою:
Глядеть на женщин, не искать предлог,
Чтоб увести одну из них с собою.

Я без тебя ужасный нелюдим,
И с каждым днём теперь уж очевидней
Что становлюсь немножко не таким,
Каким ты знала, как-то беззащитней.

Я без тебя ужасный нелюдим.
И это называется любовью:
       Глядеть на женщин, улыбаться им,
Но ни одну не сравнивать с тобою.


             РАССКАЗ

      ЦЕПНАЯ ПЕДОГОГИКА
     (ОТ ВЕКА ДО СЕКУНДЫ)




  Хотите верти, хотите не верти,
  Но однажды бог времени Хронос
  Начистил чело веку до красноты
  С такими вот словами:

   – Хроново работаете.
   Вы, что хронический волынщик?

   И загремело сверху донизу
   – Поставить на вид и ставку без никаких.
   И по челу.
   – Это никуда не годится.
   И по челу.
   – Так пироги не месятся.
   И по челу.
   – Так дела не делаются.
   И по челу.
   – Деньги делаются в нерабочие время.
   И по челу.
   – Тут вам не частная лавочка.
   И по челу.
   И только минута провела экзекуцию с оглядкой.
   – Чем мину – то строить, лучше бы слушалась.
   Одни жалобы на тебя.
   И по поп…
   Но так, как теперь все понимают, что бить ребёнка
   Непедагогично, то цепная реакция оборвалась.
   Секунда вышла во двор и вежливо спросила
   Кого–то большого, большого, выше всех которых:
   – Вы, что секунда ? Шпён?
   Вот такая однажды случилась история.
   Хотите верти, хотите нет.   



      МОРОЗЕЦ


 Мне связала мать
Тёплые перчатки.
Перестал играть
Я с морозом в прятки.

От обиды злой
Встретил у дороги
И сердито «ОЙ»
Приморозим ноги. 


 *         *         *


Милая, девушка, где ж ты, где ж ты?
Ведь для тебя в моём сердце надежды.
Ведь для тебя мои песни спеты.
Милая, девушка, где ты, где ты?..


    *         *          *


Милый мой, премилый, чёрные ресницы,
Лаской журавлиной одари синицу.
Обними сильнее чёрными ночами,
Чтобы заревела синими очами.

 Обними, любимый, чтоб в твоих объятьях
Тело загорелось и мешало платье.
Чтоб потом в разлуке, ночкою предлинной,
Испытать мне муки, муки журавлиной.