Мой отец пробудился во мне. Былинка
— и привычки его, и движенья, вызывавшие раздраженье, в отраженном увидел окне. Дочь смеется, увидев меня, как угрюмо, с бычачьим наклоном, я домой возвращаюсь с батоном, грустный дедовский облик храня. И в тоске замирает жена, если губы сложу по-бараньи — и не вижу, не слышу. Заранее знает — исповедь будет страшна. И я стал за бритьем замечать перед зеркалом, как мы похожи, — те же самые складки на коже, лишь слабей моих складок печать. Но тревожное сходство в груди! — я от близких таю эти звуки, — неужели безумного муки ожидают меня впереди? И смогу ли я их миновать? Но надежда живет в моем сердце, что не все передал мой отец мне и спасет меня мертвая мать. Григорий Корин
Памяти отца моей мамы Г.Г.Сироткина,
расстрелянного в 1937 году
КУЛАК
Имел корову да лошадку,
Да два поджарых гусака,
Однако время было шатко,
Сошел и он за кулака.
Надрывно каркали вороны
И ржали лошади вдали,
Когда разутого, в кальсонах
Его по улице вели.
Не обижался «враг заклятый»,
Влача ушибленный крестец,
Лишь усмехался. «Эх, ребята!
Когда поймете, наконец,
Не просыхал я от работы,
Земли хозяин, а не тля,
А без хозяина – сироты
Покосы эти и поля».
Немало дров мы наломали,
Забыли что-то в суете.
Хватились, вспомнились, позвали,
Да только силы уж не те.
Обиды помнить неохота,
А все же сердце старика,
Нет-нет да и взыграет: «То-то!
Не обошлись без кулака!»
Иван Стремяков, СПб
ПОЛМИГА
Нет, не до седин,
Не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той канавы
Полмига, полшага прожить;
Прижаться к земле
И в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только
Вот эту гранату,
Злорадно поставив на взвод,
Всадить ее, врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот,
Чтоб стало в нем пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву!
… Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу!
Павел Шубин †1951
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Вернулся с войны победитель,
Шинелку повесил на гвоздь,
Столь жданный супруг и родитель,
Он сел и смутился, что гость.
Как будто пугаясь обмана,
Нешумными были слова.
Он только и молвил: «Татьяна…»
Ответила только: «Жива…»
И долго и трудно сидели,
Лицом придвигаясь к лицу.
И дети поодаль робели
К родному привыкнуть отцу.
Игорь Бехтерев
ДОРОГА К СЧАСТЬЮ
Обмяк на спинке стула китель.
Отец уснул. Не спится мне.
И слышно: громкоговоритель
Гремит на площади во тьме.
Чугунный голос в тьме ненастной
Вещает всем на всю страну
О том, что будет жизнь прекрасной,
Когда освоим целину.
Он в шесть часов отца разбудит,
Чтоб все сначала повторить…
Когда совсем прекрасно будет –
О чем он будет говорить?
Я засыпаю с этой думой,
Меж тем проходит тридцать лет,
И тишина в ночи угрюмой,
И нет отца, и дома нет.
Куда те годы промелькнули?
Сквозь сон пробъется мысль ко мне.
Очнусь: отец сидит на стуле
И голос слушает во тьме.
Лев Котюков
ВОПРОС
Ребенком я расспрашивал упрямо:
- Кто мой отец, скажи мне, мама? –
Мать отвечала жестко и устало:
- Я родила тебя и воспитала.
Потом, когда немного я подрос,
Она сама мне задала вопрос:
- … А твой отец… ты знаешь,
что с ним стало?
- Ты родила меня и воспитала.
Опять прошли, забылись сотни дней.
Живу вдали от матери своей.
И нежность к ней со мною до конца.
Но я ищу в толпе глаза отца.
Михаил Попов
ОТЕЦ
Отец мой сдает.
И тревожная старость
Уже начинает справлять торжество.
От силы былой уж немного осталось.
Я с грустью смотрю на отца своего.
И прячу печаль, и смеюсь беззаботно,
Стараясь внезапно не выдать себя…
Он, словно поняв, поднимается бодро,
Как позднее солнце в конце октября.
Мы долгие годы в разлуке с ним были.
Пытались друг друга понять до конца.
Года, как тяжелые камни, побили
Веселое, доброе сердце отца.
Когда он идет по знакомой дороге,
И я выхожу, чтобы встретить его,
То сердце сжимается в поздней тревоге.
Уйдет…
И уже впереди никого.
Андрей Дементьев
В БОЛЬНИЦЕ
Врачи боролись до конца.
дыханье стерегли,
но не спасли они отца, -
как видно, не смогли.
И я ничем помочь не мог:
безсильны крик и плач.
И безнадежно за порог
шагнул дежурный врач.
Он постоял, вздохнул – и прочь
пошел, не пряча глаз.
Он честно прожил эту ночь,
хоть и отца не спас.
Не Бог же он в конце концов,
он тоже чей-то сын.
И я остался над отцом
один, совсем один.
Анатолий Тепляшин
ОГРАДКИ
И сгинет снег… Скатеркой-самобранкой
воскресная потешит зеленца…
Я снова крашу краской «серебрянкой»
оградку над могилою отца.
Не для красы. Такая есть опаска _
не подновишь, и медленная ржа
сожрет металл, когда облезет краска;
и все путем, пока она свежа.
Вот где семью соединило нашу!
Куда ни глянешь – близкие одни…
Не золотом, а «серебрянкой» крашу
последнее пристанище родни.
Докрашу и скажу себе: «В порядке!»
Да будет жив простой мой русский род,
покуда подновляются оградки,
покуда память за сердце берет.
Виктор Максимов
ПАМЯТИ ОТЦА
В окне, холодном, как свинец, зажав кровавый рот, отец мой плакал, как птенец, - он знал, что он умрет. Он больше не курил, не пил, не лез в мои дела – для смерти силы он копил, чтобы сгореть дотла. И дыбом волосы его стояли оттого, что крепче, крепче с каждым днем я целовал его. Но ужас леденил отца, что, спящего три дня, его зарыть, как мертвеца могла живьем родня. Душа вздохнула глубоко, когда открыл отец свой рот холодный – широко, как жаждущий птенец. Он стал белей глазурных плит, он стал острей лопат. И смертным потом был облит, и вечным сном объят. Он завершил свой тяжкий труд и плакать перестал. Как лилия сквозь черный пруд, пробился и устал. Юрий Голицин
ОТЕЦ
Удалось поверить и в рай, и в ад,
И во все эти три, и девять, и сорок дней.
Все равно не спишь которую ночь подряд
И уже не знаешь, как бы устать сильней:
Может, кран открыть и смотреть, как течет вода,
И со злостью думать: есть же, есть же Бог!
Ведь кому-то надо грубо крикнуть: «Отдай!»
Отпусти его, он просто устал, прилег».
А потом спохватиться, плакать, просить потом,
Надрываться шепотом: «Господи, упокой…»
Слово «раб» выговаривая с трудом,
Отучиться жалеть себя, махнуть рукой
На дела – потерпят, пока ты жив.
Как межгорода, ждать оттуда снов,
Чтоб задать вопрос идиотский: «Ты как, здоров?»
Просыпаться, ответа не получив.
Вероника Капустина
ЗРЕЛОСТЬ
Совсем непросто жить на свете,
Сводя начала и концы,
Когда в одном лице вы дети
И вместе с тем – уже отцы.
И долг один еще не сложен,
А надо думать о другом.
И вам еще никто не должен,
А вы уже в долгах кругом.
И вам мирить контрасты эти –
Незрелый ум и ум седой.
И вам в укор отцы и дети
С их всякой болью и бедой.
Ираида Ульянова †1976
Свидетельство о публикации №113011906828