Лемминги

Уютно улёгшись на старом скрипучем да диване,
Он ей наливает пивка, дарит ласковый взгляд.
Включает свой «кинчик», не так переводит названье.
Та слушает молча: зачем ей его поправлять.

Неспешные титры, хрипящие мрачные фразы.
Мелькают картинки, меняются сумрак и свет.
Целуются. Пьют. Но, в отличие от Франсуазы
Саган, ей достаточно выдержки, чтоб не реветь.*

Экранные ужасы в сиплом кровавом угаре.
Неравные силы, жестокий отчаянный бой...
(А после ей снятся пищащие мерзкие твари:
Спешат они в пропасть и тащат её за собой.

И утра не будет. И ночи. И мир уже умер...
Дрожат капилляры сгоревшей электросети)...
На улице лемминги... То есть, конечно же, сумерки.
Но под одеялом тепло... и не страшно... почти –

Почти и до слёз... Он не слышит... (Конечно, дороже
Дешёвые ужасы, старый диван и пивко).
Да нет, он хороший... И тот, до него, был хорошим.
И тот, до того, до него, тоже был неплохой...

И будет однажды ещё – может статься, и лучше.
...Их лица сольются со временем в замкнутый круг
Стаканов, диванов, дешёвых кино и подушек,
Прогулок по парку, ночей и отглаженных брюк...

Ей будет за тридцать... за сорок... Кому интересно,
Когда её память таки удалит из живых
Картинок плечо – то, что было способно, не треснув,
Принять на себя вес нелёгкой её головы

Давно... и неправда. И глупо. Все в мире не вечно...
...А он говорит ей: «Пусть даже вокруг и темно,
Нет мрака, который не пал бы пред пламенем крохотной свечки».
(Красиво. Наверное, тоже услышал в каком-то кино).

Он тихо смеется. Он гладит её по коленям.
И снова молчит в телевизор, глотая пивко...

Вокруг неё сумерки... то есть проклятые лемминги,
И их не разгонишь тщедушным своим огоньком.
______________________________________________
* Говорят, Франсуаза Саган имела привычку плакать наутро после ночи, проведённой с нелюбимым мужчиной

Январь 2013