***

И вот когда – в газетах белым-бело, когда по телевизору белый снег, по радио – белый шум, вот именно тогда на мое окно приземляется маленький парашют, и в нитяных стропах записка: «Я видел тебя во сне. А у нас здесь хлеба не выдают».
Я отвечаю молча:
- Ты там, я тут.

Когда наступает большая осень, идут дожди, и одинокие лужи не тревожит нога людей, именно тогда на моем крыльце появляется стайка грязноногих, оборванных, злых детей, они передают мне.
- Я приеду скоро. Пожалуйста, подожди.
Я отвечаю молча:
- Ты там, я здесь.
Вслух отвечаю:
- Раз так – приезжай скорей.

Когда рушатся башни, и в топях горят леса, и удила кусают взбешенные небеса, ты вдруг объявляешься, такие вот чудеса.
- С кем ты сейчас?
- Это точно ты? Ну тогда одна.
- Там война.
- Это милый, пока еще не война. Садись к окну, я налью тебе граммов сто. Видишь – люди несутся к летящему вниз мосту, видишь стены дрожат, и в истерике бьется чай…
- Ты меня ждала?
- Непрерывно и невзначай.
Ты берешь меня за руку и молча ведешь к двери.
Шепчешь на ухо:
- Смотри, это же пожар, земля вспыхнула от зари!
Что за черт! Я просто с тобой уснул, а по утру начались какие-то отчаянные бои.
Я отвечу молча:
- А ты со мной чаще спи.
Вслух скажу:
- Эту войну ты придумал сам. Сам приехал однажды вечером на вокзал, сам взял в окружение почту и телеграф и слинял в окружении таких же чокнутых партизан шерстить ночные болота и выжженные леса.
Это только ты сам придумал.
Поверь мне, сам.