Письмо

 А я за тебя, дядь Жень, а и был бы против тебя, но не могу, так как я за тебя. Иначе шёл я, говорил: Господи, Господи! Что же твердь в моём животе, а знаки не падают, и где узнаю я тебя, во что наречён? И синица не преклонится руке моей, ибо хлеба в ней нету. Научи, Господи, твержу непрестанно, и сам не верю словам своим, а иначе не отказал бы ты мне в воспомоществовании и роняю себя, а дать бы совет, но некому, чтоб сердце успокоилось. В животе моём твердь, Господи, а я и не за тебя, но как против могу быть? – не видят глаза мои, но против быть не могу, ибо чую, что хрупок. И вдребезги разлетится вместе со мной мир этот. И молиться стану – разлетится всё равно, и не скажут мне, кто будет вознесён, но своею управою я без сна уже третью ночь и всё думаю, а мысли мои всё об уповании и потому бесцельны.
А и жар когда кости ломит от великого прозрения знаешь? – спросят меня. Не знаю, скажу. Белым утром кланялся до ломоты, поклоны бил, вот и весь мой пот, вот и все мои слёзы горькие. О себе тоскую, себя берегу, а жить, жить не успеваю. И напишу тебе в полста строчек, а потом, знаешь, порву, выкину, потому что солгал. И за тебя я потому, дядь Жень, потому что не смею осуждать. Как мне с жизнью моей, из страха божьего к анафеме перекидывающегося в глаза-то людям смотреть.
 2012