Попыкта рифмованной Лизы версия 2013

Ногти она носила и пальчики: трогала ими все по девИчьи,
курила, влюблялась до неба, имела и прочие дурные привычки.

Нас познакомил чей-то друг на моей кухне.
Имени его не помню, оно было вполне занюханным.
Нам - по шестнадцать, она смеялась, так, что вокруг, вроде бы, становилось светлее.
Я разглядывал ее, шутил, хотя до сих пор это не очень умею.

Потом кто-то сгонял в магаз, и началась обычная катавасия.
Я отвалил: мне было как-то западло участвовать.
Тогда какие-то двое возле нее взопрели:
спорили - с кем она сегодня ляжет, бычились, пальцы веером.
Я сказал: «Ребят, не получится.
Это моя девушка, а кто против - может выйти со мной на улицу.
Ну, проверим - кто из нас меньше боится крови».
Они скалились, но не спорили.

И Лиза легла со мной,  тут вы сами можете подобрать эпитеты.
Короче, прочухались мы оба заполдень, невыспавшиеся, счастливые.
В эту и в следующие ночи тоже
ее имя казалось мне лучшим ласкательным прозвищем.

Ух и носило ее потом от одного пацана к другому,
и каждого она любила так, что только плакать и петь, как повезло этому охломону.
Это сейчас у нас брюхо, очки и повышенное давление,
а тогда каждый мог умереть или убить за нее, и  не только по пьяни или подходящему настроению.

И ни при чём здесь ее вася (или как там его по-батюшке),
хороший парень, прилично зарабатывающий.
Тогда он с похмелья остался дома,
а она поперлась бухать с незнакомыми.
Отцу тоже было не до того: проблемы и все сплошь научные,
а я проснулся среди ночи, подумал: «Что-то не то», но до конца так и не прочухал.

Утром не добудились ее, ну и стали вызывать скорую, там, милицию,
а я всего-то был способен потом, что рты затыкать тем, кто называл ее шлюхой и суицидницей.
В этом возрасте счастье вроде бы близко: протяни руку - и вы уже рядом, голые.
А в ее квартиру я больше не приду и не позвоню, хотя, может и стоило бы.

Теперь, если б мне предложили на выбор исправить что-то в моем туловище или роже,
я бы выбрал не член и не бицепсы, а голос, который делает слово "любовь" значащим, а не расхожим.
И этим вот своим голосом я сказал бы, без балды, конкретно:
«В ней не было чего то особеннее мороза зимой или запаха листьев осенью, но фиг знает, как теперь жить без этого».

Теперь, когда я просыпаюсь и вижу свои ноги, накрытые одеялом,
то спрашиваю себя: "Одну из них или обе отдал бы ты, чтобы еще раз почувствовать ее рядом?"
Чтобы сказать, что не хочешь того, что тебе отмерено,
и «Давай обнимемся так, чтобы опять настал девяносто третий".
и "Я не брошу тебя. Ни на шаг не отойду. Не отпущу ни на миллиметр!"

И свадьбу, как надо, летом, чтоб наконец уже выпить за всё это.
И чтобы дети.